Я уже давно начал оклеивать стены своей спальни заметками и теориями, касающимися Томаса Пирса. Сюда добавлялись все новые гипотезы и предположения. Глядя на комнату, можно было бы подумать, что я полностью контролирую ситуацию и знаю, что делать. Но, вопреки прекрасному внешнему виду, все это, как часто случается, было весьма обманчиво. У меня скопилась тысяча улик и зацепок, но каждая в отдельности и ни одной в целом.

Мне вспомнились строчки из послания мистера Смита, якобы полученные Пирсом, которое потом Томас передал в ФБР: «Бог, находящийся внутри нас, устанавливает законы и может менять их. А Бог находится именно внутри каждого из нас».

Эти слова показались мне знакомыми, и я решил выяснить, кто же являлся их автором. Мне удалось найти цитату. Высказывание принадлежало Джозефу Кэмпбеллу, американскому мифологу, который преподавал в Гарварде именно в те годы, когда там учился Пирс.

Я пробовал подходить к решению проблемы с самых разных сторон. Меня особенно интересовали два пункта в моих теориях.

Во-первых, Пирс очень интересовался языком и в Гарварде изучал лингвистику. Он обожал Ноэма Хомски. Ну и что? Что можно сказать по поводу языка и слов, которые всегда так занимали Томаса? Пока я не знал ответа.

Во-вторых, Пирс отличался точностью и аккуратностью. Он умышленно создал образ мистера Смита, как человека неряшливого и неорганизованного, с тем, чтобы увести ФБР и Интерпол в сторону от него самого.

Пирс начал оставлять подсказки и улики с самого начала. Некоторые из них были вполне очевидными.

Он хочет, чтобы его арестовали. Почему же он не может остановиться сам?

Убийство. Наказание. Чего же добивается Томас Пирс: он хочет наказать самого себя или всех остальных людей? В данную минуту он здорово наказывал меня. Наверное, я заслуживал этого.

Около трех часов я решил прогуляться и встретить детей после занятий у школы Соджорнер Трут. Конечно, не потому, что им нужен был провожатый, – просто я успел соскучиться по ним. Мне очень хотелось поскорей увидеться с ребятами, и я счел ненужным сдерживать свои положительные эмоции.

Кроме того, у меня разболелась голова и мне требовалось выйти на свежий воздух, чтобы проветриться и отвлечься от надоедливых мыслей о Пирсе.

На школьном дворе я сразу же увидел Кристину, как всегда, окруженную малышами. Я вспомнил, как сильно ей хотелось иметь своих детей. Она выглядела счастливой в компании ребятишек, а по их веселым лицам можно было догадаться, что и детвора не скучала в обществе директора школы. Ученики были правы: с ней действительно очень хорошо. Со стороны казалось вполне естественным, что взрослая женщина в строгом темно-синем костюме, как маленькая девочка, с азартом крутит веревку, через которую резво прыгают первоклашки.

Увидев, как я пробираюсь через переполненный детишками двор, Кристина приветливо улыбнулась. Это согрело мне сердце и приподняло настроение, да и не только его.

– Ну-ка, посмотрите, кто к нам сюда идет, – радостно произнесла она.

– Когда я учился в школе, – начал я, поздоровавшись с развеселившимися учениками и обращаясь теперь непосредственно к Кристине, – у меня была подружка. Ну, если быть точным, то во втором классе.

– Что ты говоришь? Наверняка, примерная католичка. Белая блузка, юбка в клеточку и туфли на каблуке. Угадала? – рассмеялась Кристина, продолжая вертеть ярко-розовый шнур прыгалок.

– Она была очень симпатичная. Между прочим, потом она стала ботаником. Вот видишь, как здорово! Бывало, мне приходилось идти пешком вдоль всей авеню Южной Каролины только для того, чтобы пару минут полюбоваться на Джин. Кажется, я был влюблен по уши.

– Теперь я на сто процентов уверена, что она носила туфли на каблуке. Неужели ты хочешь сказать мне, что снова влюбился без памяти? – Кристина захохотала. Ребята не могли нас слышать, но, смотря на взрослых, тоже весело рассмеялись.

– Да, но уже не по уши, а с головой.

– Это же здорово! – Кристина не переставала крутить прыгалки. – Потому что про себя я могу сказать то же самое. Когда твое расследование закончится, Алекс…

– Я сделаю все, что ты пожелаешь. Приказывай. Ее глаза загорелись:

– Мы уедем от всех на уик-энд. Может быть, куда-нибудь за город или еще дальше. Я согласна на любое место.

Мне очень хотелось обнять Кристину, поцеловать ее прямо на школьном дворе, но, конечно, я не мог себе этого позволить в присутствии такого количества детей.

– Договорились, – отчеканил я. – Обещаю.

– Я запомню. Даже не по уши, а с головой, говоришь? Ну что ж, вот во время нашего уик-энда мы это и проверим.

Возвратившись домой, я трудился над делом Пирса до самого ужина. Перед этим я лишь перекусил гамбургерами и кашей вместе с Наной и детьми, выдержав за столом еще одну атаку. Меня убеждали в том, что я неисправимый и нераскаявшийся трудоголик. Потом Бабуля отрезала мне кусок пирога, и я ретировался в свою комнату. Сытый, но далеко не удовлетворенный.

Ничего с собой поделать я не мог: меня снедало предчувствие, что Пирс мог за это время захватить еще одну жертву. Может быть, сегодняшним вечером он проведет очередное вскрытие. В любой момент могло прийти послание от мистера Смита.

Я вновь пробежал глазами заметки, расклеенные на стене. Было чувство, что ответ уже вертится на кончике языка, и это просто сводило с ума. Жизни людей пребывали в подвешенном состоянии.

Он «пронзил» сердце Изабеллы.

Его кембриджская квартира стала святыней – местом вечного поклонения памяти любимой.

Посетив побережье Нью-Джерси, он как бы отправлялся домой. Если бы. мы были столь же хороши и умны, как он, то имели бы возможность схватить его.

Что же мы все время упускаем: и ФБР, и я сам?

Я начал игру в слова, оперируя набором улик.

Онвсегда «пронзает» свои жертвы. Меня посетила следующая мысль: а что если он был или неожиданно стал импотентом и уже не мог обладать Изабеллой?

Мистер Смит уподобляет себя доктору. Пирс едва не стал врачом, как все члены его семьи. Сам же он почему-то потерпел фиаско.

Спать я отправился рано, около одиннадцати, но заснуть никак не мог. Наверное, мне не терпелось поскорее завершить это расследование. Так и не успокоившись, я позвонил Кристине, и мы проболтали целый час. Но, даже наслаждаясь музыкой ее голоса, я постоянно ловил себя на том, что мыслями снова и снова возвращаюсь к Пирсу и Изабелле Калайс.

Пирс любил ее. Это была какая-то безумная страсть. Что бы произошло, если бы я сейчас вдруг потерял Кристину? И что случилось с Пирсом после убийства? Может быть, он просто сошел с ума?

Повесив трубку, я снова взялся за работу. Некоторое время я рассуждал над тем, не является ли поведение Томаса чем-то схожим с гомеровской «Одиссеей». Ведь после целой серии трагедий и несчастий ему, в конце концов, удалось вернуться домой. Нет, это совсем не то.

Где же, черт возьми, находится ключ к его шифру? Если он хотел нас всех свести с ума, у него это неплохо получалось.

И тогда я начал играть с именами жертв, начиная с Изабеллы и кончая Инес. Изабелла и Инес начинаются на «и». Круг замкнулся. Или это несколько кругов? Я посмотрел на часы. Они показывали уже половину второго ночи, но я и не думал ложиться спать.

На листке бумаги я вывел большую букву «I».

Первое убийство. Начало. Начало чего? Ведь «I» означает «я» и запросто может стать началом какого-то предложения. В этом уже что-то есть…

Тогда я переписал в столбик полные имена и фамилии всех жертв Пирса в хронологическом порядке, не забывая и про средние имена, которые у некоторых из этих людей имелись. Сами по себе встали рядышком четыре следующих буквы. И тут меня осенило. О Господи!

Я принялся перечитывать имена и фамилии, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Пирс каждый раз оставлял нам вполне очевидную улику.

Но эти нюансы никто из нас не заметил. А все потому, что мы как бы договорились, что мистер Смит выбирает жертвы случайно, не пользуясь никакой системой. Правда, это мнение нам навязывал сам Пирс…