Тюремщик мирно похрапывал, положив ноги на стол, скрестив руки и свесив голову на грудь. Это зрелище заставило Натали остановиться и оглядеться. Она напомнила себе, что как наивысший юридический чиновник округа Кастлтон имеет полное право входить в тюрьму в любое время суток. И не только имеет право, но и обязана, если в тюрьме содержится опасный преступник, а тот, кому поручена его охрана, спит крепким сном. У нее просто нет выбора, как у любого представителя власти перед лицом возможного побега. Нужно поскорее убедиться, что все в порядке.

Тюремщик не проснулся, когда Натали проходила мимо. За его столом находилась еще одна дверь, она вела в короткий коридор, разделявший две камеры. Натали остановилась перед ней в нерешительности. Войти или удалиться?

Войти.

Она просто обязана войти, чтобы убедиться, что этот человек не собирается осложнить жизнь ей, а заодно и себе. Что, если он расскажет о той ночи в “Испанской вдове”? Что, если уже рассказал?! Тогда слухи о ее распутном поведении достигнут не только Эшлина, но и каждого жителя Клаудкасла! Все поймут, что уважаемая женщина, леди, слуга закона на самом деле не лучше последней потаскушки.

С сильно бьющимся сердцем Натали приблизилась к единственной занятой камере. Кейн Ковингтон лежал на нарах, залитый лунным светом, превосходно оттенявшим резкие, хищные черты его лица. Поза его была лишена всякого напряжения — напротив, дышала томной ленью, словно он был распростерт на самом удобном ложе в мире. Он был без пиджака, брюки так и льнули к крепким ногам, между полами расстегнутой рубашки виднелась знакомая темная поросль.

Натали ощутила, как вспыхнуло ее лицо. Она слишком хорошо помнила, на что способно это ладно скроенное тело.

Внезапно, хотя она стояла совершенно неподвижно, Кейн повернул голову. В его безмятежном взгляде появился интерес.

Натали стояла настороженно, как зверек, готовый в любую секунду обратиться в бегство. Тем не менее в ее позе было и нечто призывное, обольстительное. Волосы, подсвеченные сбоку газовым рожком, горевшим в коридоре, золотистой короной обрамляли голову.

Кейн с усмешкой спустил ноги с нар, немного помедлил, потом соскочил на пол и быстро прошел к сплошной решетке, служившей в камере дверью. Гостья поспешно отступила, прижав руку к груди, словно стояла перед клеткой с хищником, который вдруг подошел опасно близко. Кейн засмеялся:

— Вы в полной безопасности, ваша честь! Я не мог бы до вас добраться, даже если бы захотел. С другой стороны, я тоже надежно защищен от всяких посягательств.

Глаза ее сердито сверкнули. Покосившись через плечо на сумеречный коридор, откуда доносился храп тюремщика, она подошла ближе.

— Мистер Ковингтон, я здесь затем, чтобы… чтобы убедиться, что замок вашей камеры надежен, и узнать, нет ли у вас жалоб на содержание. Хорошо ли вас кормят?

— О, вполне! Мне совершенно не на что пожаловаться. — Тон его источал сарказм. — На ужин был сочный бифштекс, картофель фри, молодая фасоль, пирог с вишнями и, конечно, целое море превосходного черного кофе. У вас в тюрьме лучше, чем на любом курорте. Как мило со стороны городских властей так баловать заключенных!

— Мистер Ковингтон, сделайте одолжение, избавьте меня от блеска вашего остроумия! — Рассерженная, Натали подступила вплотную к решетке и взялась за нее обеими руками.

— А вы, ваша честь, сделайте одолжение, скажите правду. Зачем вы здесь?

Руки Кейна метнулись вперед, и не успела Натали моргнуть глазом, как оказалась плененной. Раздражение тотчас сменилось страхом.

— Сейчас же отпустите, иначе…

— Иначе что? — осведомился он холодно. — Вы разбудите тюремщика? И что вы ему скажете? Что некая таинственная сила увлекла вас прямо к камере и бросила в руки заключенного? — Разглядывая ее, он улыбнулся короткой непонятной улыбкой, которая почти сразу исчезла. — И часто вам случается посещать подсудимых или это частный случай благотворительности?

Он держал ее как будто и не слишком крепко, но просто убрать руки не получалось, а вырываться Натали не хотела, боясь утратить остатки достоинства. Она и так уже потеряла достаточно.

— Я не хожу сюда, — ответила она, глядя Кейну прямо в глаза.

— Я так и думал. — Он задумчиво погладил ее запястье подушечкой большого пальца. — И отлично знаю, что привело вас на этот раз.

— Вот как? — Она с вызовом вскинула подбородок. — И что же?

— Вы не первая женщина, что под покровом ночи приходит ко мне, чтобы умолять о сохранении тайны.

— Не смейте оскорблять меня!

— А я разве оскорбил? — На этот раз Кейн улыбнулся широко и весело, словно услышал нечто в высшей степени забавное. — Ваша честь может быть совершенно спокойна, я не собираюсь трубить направо и налево, что судья Натали Валланс, всеми уважаемая еще и за свою неколебимую добродетель, нареченная ни много ни мало как самого лорда Блэкмора, однажды ночью бросилась в объятия первого встречного.

— Будь ты проклят, Кейн Ковингтон! — Натали вырвалась и отступила. — Можешь оповестить об этом хоть весь мир!

— Но я уже сказал, что это не входит в мои намерения. — Он произнес это на безупречном английском, но с вкрадчивым южным акцентом, который Натали так ненавидела и который совершенно не подходил к жестким чертам его лица и холодной голубизне глаз. — Я мог бы очернить вас перед человеком, который так нелепо вас боготворит, но не сделаю этого.

Он помолчал, по-прежнему изучая ее. Натали прочла в его взгляде презрение и внутренне содрогнулась.

— Я…

— “…сама скажу ему”?

Вам это не по силам. Она смерила его испепеляющим взглядом, но не возразила. Напряжение между ними нарастало все больше, взгляды скрестились, как клинки, и светились обоюдной неприязнью. Неприязнь, однако, была щедро сдобрена физическим тяготением. По крайней мере Натали сознавала, что ее влечет к мужчине, который только что отозвался о ней так пренебрежительно. Подобная слабость отвратительна! Она поспешила сорвать зло на Кейне.

— Мистер Ковингтон, — отчеканила она, только что не скрежеща зубами, — вы обвиняетесь в убийстве и завтра предстанете перед судом! Вы в моих руках! Подумайте об этом, отходя ко сну!