Голос Линетт звучал устало:
– Ходили смотреть на праздничное шествие на Кэнэл-стрит. Просто невероятно, до чего красиво всё устроено, эти карнавальные платформы, музыка, костюмы и маски! С платформ бросали бусины в толпу. Потом началось гулянье на улицах: толкотня, смех, гомон, возлияния и бог знает что ещё! Некоторые сбрасывали с себя одежду! Просто дикость какая-то!
Квиллер спросил:
– А ты всё ещё продолжаешь отдавать должное местной кухне?
– О, привет, Квилл. Ох нет, мой живот сегодня взбунтовался, здешние кушанья ужасно острые. Картер Ли вышел купить какое-нибудь лекарство.
Будь поосторожнее с моллюсками! – увещевала Полли. – Не забывай, что они тебе не всегда по нутру.
Выразительно вздохнув, Линетт произнесла:
– Карнавал продлится ещё три дня, потом всё закончится, и мы отправимся домой. Я буду рада вновь увидеть родной Пикакс.
После телефонного разговора Полли заметила Квиллеру:
– Линетт, должно быть, чересчур увлеклась острой пищей. Отсюда и расстройство желудка.
– А может, всё дело в чрезмерном возбуждении, – предположил он. – Всего пара часов лету – и ты попадаешь из тихого Мускаунти на безумный Марди-Гра. Это равносильно электрошоку. Удар в пару тысяч вольт.
В общем и целом уик-энд складывался вполне удачно, они читали вслух в доме у Полли, слушали музыку у Квиллера, спорили о романах Джейн Остин, короче, занимались именно тем, что им нравилось. И всё это время Брут вёл себя как патриций. «Вот видишь! Я же тебе говорил!» – так и хотелось сказать Квиллеру, но он придержал язык. Даже омлет на завтрак был приготовлен из настоящих яиц и настоящего сыра – никаких диетических заменителей.
Воскресный день уже клонился к вечеру, когда Квиллер наконец вернулся в своё жилище. Юм-Юм увлеченно играла с вязаной мышкой, а Коко выглядел каким-то рассеянным и беспокойным. Он бесцельно бродил туда-сюда, принюхивался к бесчисленным невидимым пятнышкам, запрыгивал на кофейный столик, тут же спрыгивал обратно на пол и наконец уселся, уставившись на потолок.
– Если ты ищешь нашу Мошку, то она, увы, здесь больше не живёт, – сообщил Квиллер. – Нельзя, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Иными словами, один пирог два раза не съешь.
Трудно сказать, что беспокоило кота. Квиллер и сам пребывал в беспокойстве. Все тревоги, подавляемые последние двадцать четыре часа, вновь подняли голову. С удручённым видом он развалился в большом кресле и слушал дождь, всё тот же дождь, барабанящий по крыше и заливающий оконные стекла. Тишину нарушали только Юм-Юм, носившаяся за добычей, да Коко, тихо урчавший что-то себе под нос. Сейчас кот сидел на кофейном столике, исследуя кожаный переплет альбома с вырезками. Он любил запах выделанной кожи.
Поддавшись внезапному порыву, Квиллер вскочил с кресла и прошёл к телефону, чтобы набрать один номер. Она живёт в Деревне. У неё на всё имеются собственные взгляды. Она практична, умна и не боится высказывать то, что думает. Порой у неё возникают бредовые идеи. Но сейчас именно она могла ему помочь! Он знал, что застанет её дома. Она не из тех, кто пойдет шлёпать по лужам, если дело не сулит коммерческой выгоды, а сегодня ещё воскресенье.
Ответивший ему хрипловатый голос произнёс нетерпеливо:
– Да? И что вам ещё надо, чёрт побери?!
Самым медоточивым тоном Квиллер пропел:
– Аманда, это один из твоих самых преданных избирателей и самых верных клиентов.
– А-а! Это ты! Ты напугал меня, негодяй! – заявила она. – А я подумала, что это опять городской прокурор. Он названивает мне целый день. Эти глупые избиратели зарубили предложение о сборе средств для реконструкции системы защиты от наводнений, но тут же забыли об этом, когда зарядили дожди. Ар-р, как я зла!
– Сочувствую тебе, Аманда. Ты поступаешь великодушно, продолжая усердно трудиться в городском совете. – А про себя он подумал: «Ты, голубушка, потому так упорно выставляешь свою кандидатуру на выборах, что это идёт на пользу твоему бизнесу».
– Ну что ж, а у тебя какие жалобы?
– Никаких жалоб. Я только прошу уделить мне минуты три твоего драгоценного времени. Не возражаешь, если я загляну к тебе? Надеюсь, ты не обидишься, если я захвачу с собой бутылочку отличного бренди?
Спустя несколько минут она впустила Квиллера в свой дом, который был до отказа забит мебелью из Гудвинтеровского особняка.
– Считай это моим презентом на Валентинов день! – сказал он, вручая ей бутылку, которую перевязал красными ленточками, снятыми с посылки Селии. Вряд ли она заметит, что ленточки слегка покусаны чьими-то острыми зубками.
– О, отличная марка! – оценила она, глянув на этикетку. – Неужели решил потратиться?.. Присаживайся, если сможешь найти местечко. Сбрось вон те журналы на пол. Хочешь выпить что-нибудь?
– Спасибо, пока нет. Я просто хотел, чтобы ты посмотрела вот это.
Она удивлённо взяла альбом и, нахмурив брови, стала разглядывать красочные иллюстрации.
– Это что, твоё новое хобби? Вырезать картинки из журналов?
– Ты видишь перед собой, – ответил он, – авторский альбом Картера Ли, который он показывает предполагаемым клиентам. Я позаимствовал его без ведома хозяина.
– Неужели он осмеливается утверждать, что проводил все эти реставрационные работы?
– У клиентов создаётся именно такое впечатление.
– Ну а у меня впечатление, что он великий мошенник! Ты заметил, что все иллюстрации без подписей?
Не указаны ни места, ни владельцы. И вот, взгляни-ка на этот особняк! Поздний викторианский стиль, смещавший в себе вкусы всех времен и народов. Им занимался один мой приятель с юга, и его имя вовсе не Картер Ли Джеймс! Я лично была в этом доме! Мне знакомы и эти газовые светильники, и росписи на потолке, и гарнитур в гостиной. Да что там, я помню даже эту медвежью шкуру перед камином!
Квиллер сознавал, что Аманда с самого начала невзлюбила Картера Ли.
– К тебе поступили какие-то заказы благодаря его рекомендациям, Аманда?
– Никаких! Два члена нашего муниципалитета живут на Плезант-стрит. Они уже заплатили ему авансом по двадцать тысяч. И почему только мои клиенты никогда не платят мне вперед?
– Он профессиональный обольститель. Тебе бы стоило перенять у него приятные манеры.
– Ар-р-р! Я что-то не припомню, чтобы ваша газета публиковала статьи о реставрации Плезант-стрит. Чем ты это объяснишь?
– Он не хочет никакой рекламы, пока не сговорится с владельцами всех домов на этой улице. Линетт Дункан займется рекламой, когда они вернутся из свадебного путешествия.
– Бедняжка! Лучше бы она спокойно доживала свой век в одиночестве!
Когда Квиллер подрулил обратно к своему жилищу, из дома три выскочил его сосед, размахивая конвертом. Квиллер опустил окно машины.
– На твой адрес пришло письмо, – крикнул Уэзерби. – Но его по ошибке опустили в мой почтовый ящик. Я только что забрал свою субботнюю почту. К сожалению, оно провалялось там лишний день.
– Спасибо. Ничего страшного. – Письмо в конверте из манильской бумаги было от Хасселрича, Беннетта и Бартера. Зачастую они сообщали плохие новости и всегда – досадные. – Не хочешь заглянуть ко мне, выпить чего-нибудь? Побеседовать спокойно об уровне осадков и тёплых циклонах?
– Я бы с удовольствием выпил немного. Подожди, вот только покормлю кота.
Когда Уэзерби Гуд снимал ботинки в прихожей, Квиллер спросил:
– Что будешь пить, бурбон?
Затем вся компания строем продефилировала на кухню: хозяин, гость, Коко и Юм-Юм – в таком порядке.
– Как тебе нравятся двери этих стенных шкафов? – поинтересовался Уэзерби, указывая на легковесные складные дверцы. За ними скрывались чуланчик для швабры и мусорного ведра, стиральный отсек и кладовка. – Джет-Бой запросто открывает их носом. Он точно знает, куда надо ткнуть, чтобы заставить двери сложиться. Когда я прихожу домой, все двери в доме приоткрыты.
– Я думаю, Дон Эксбридж питает особое пристрастие к такой конструкции, – заметил Квиллер. – Они здесь повсюду, даже в прихожей!