Повинуясь безмолвному требованию белобрысого охранника, Карина Травиц вынула пистолет из кобуры и протянула его сидевшему за столом мужчине в форме, такой же, какую сейчас носила сама Карина. Охранник был из новых — этого совсем юного сержанта женщина видела тут впервые. Кажется, она произвела на него впечатление — взгляд сержанта погладил клифт, оттопыренный на груди, прошелся по тонкой талии и упал на колени, обтянутые бесцветными чулками. Карина едва заметно повела бёдрами. У сержанта едва заметно порозовели щёки. Всё было вполне закономерно…

— Вы больше двух месяцев из него не стреляли, — заметил сержант, согласно инструкции сканируя пистолет штатным компьютером. — Тяжёлый он у вас какой-то…

Это он тоже заметил.

— Последний раз я стреляла на прошлой неделе. Дважды, — возразила Карина.

Сержант отключил пистолет от компьютера и оглядел его. Штатный, на первый взгляд, «фонгер», какими вооружено большинство оперативников. Основной импульсный бластер со встроенным счётчиком выстрелов, да дополнительный нейтрализатор с таким же счётчиком. Из нейтрализатора стреляют, если, например, злоумышленника нужно брать живым… Стоп, тут же ещё один ствол!

Заметив, как удивлённо поднялись брови у молодого человека, Карина пояснила:

— Специальный заказ. Ограниченная серия. Пулевой подствольник двадцать шестого калибра.

— Металлические пули? Какой в них смысл? — спросил охранник. — Только лишняя тяжесть.

— Большой, — просто сказала Травиц. — Так я пройду?

Охранник был любопытен. Да и явно не прочь пообщаться с красивой брюнеткой — рослой, фигуристой и стройной.

— Убойная сила невелика, — продолжил сержант. — Грохоту много. Если стрелять издалека, необходимо учитывать поправку на ветер, да много ещё… При неудачном попадании можно рассчитывать только на лёгкое ранение…

Карина подошла вплотную к столу и немного наклонилась, слегка нависнув над молодым сержантом.

— Я не стреляю издалека, — произнесла она, глядя охраннику в глаза. — И никогда не промахиваюсь…

— Попадаете в глаз?

Карина улыбнулась:

— Я всегда стреляю в живот, — негромко промурлыкала она. — И пули у меня с тупым наконечником, чтобы не проходили навылет, а оставались внутри. Мне часто бывает нужно задать вопросы на месте, а после нейтрализатора преступник ничего не может сказать. После бластера — тем более.

— Резонно, — согласился охранник, кивнув. — Иногда можно пренебречь некоторым гуманизмом в интересах работы, верно?

Он даже подмигнул. Карина издала смешок, прикрыла рот ладонью, потом наклонилась ещё ниже и сказала:

— Я соврала. Скажу по секрету, мне это нравится.

У сержанта по глазам пробежала лёгкая тень.

— В каком смысле?

— В прямом, — произнесла Травиц. — Я люблю стрелять в живот. Это самое мягкое и незащищённое место. Боль от пули в животе ни с чем нельзя сравнить. Я не скажу, что она сильнее, чем если бы тебя стали поджаривать живьём… Тут дело другое. Даже если тебе будут отпиливать руку ржавой пилой, ты не испытаешь такого мистического ужаса, как от ощущения маленького кусочка металла, засевшего у тебя в кишках. Мне нравится видеть изумление на лице: человек не в состоянии поверить, что это происходит именно с ним — это немыслимо, такое невозможно допустить… Ты с недоверием прикасаешься ладонями к животу… Даже если в руках у тебя было оружие, ты его выронишь — оно сразу же покажется таким ненужным и глупым… Как вообще всё вокруг. Потому что в реальности остаётся только сильнейший удар в живот — поначалу даже неясно, в какую именно точку вошла пуля. Ты опускаешься на колени, прижимая ладони всё сильнее. Боль локализуется вдоль пулевого канала и вокруг самой пули, а ты ложишься на бок и подтягиваешь колени, стараясь не делать резких движений. Хотя каждое движение, самое малейшее, только усиливает боль. Но оставаться неподвижным тоже невозможно, вот ты и пытаешься свернуться, сучишь ногами и царапаешь носками пол… — Карине было забавно видеть смущение на лице охранника. — Весь мир сжимается до размеров пули в кишечнике, больше вообще ничего не интересует… И вот тут самое важное — суметь задать необходимый вопрос. И получить на него ответ. Знаешь, как это лучше сделать?

— Показать капсулу с анестетиком? — догадался охранник.

— Нет капсулы. Ты работаешь на юге сектора Форд, где и слов таких не слышали…

— Ну, только если пообещать сразу же доставить в клинику…

— Планета Капчак. Там нет клиник…

Охранник задумался.

— Ответ прост, — тон Карины был очень серьёзным. — Минут через пятнадцать можешь пообещать пристрелить клиента, если он будет отвечать на вопросы.

— И что?

— И он выложит всё. Всю правду. Проверено.

— И вы его потом?..

— А как ты думаешь?

— Тоже пулей?

— Ну, конечно же, нет! — засмеялась Карина.

— Тогда чем?

— А ничем! Так и оставляю.

— Но… почему? Ведь это же…

— Негуманно? Конечно. Но кому до этого дело?

— Так ведь человек может ещё долго мучиться, прежде чем умрёт…

— Верно. Иногда два-три часа. А если повезёт, то и больше суток.

— Кому… повезёт? — сержант был, кажется, в полном разладе рассудка.

— Как это — «кому?» — Карина провела кончиком языка по верхней губе. И, видя, что молодой полицейский совершенно спал с лица, вдруг схватила его двумя пальцами за галстук и горячим шёпотом заговорила:

— А ты, дружище Мартин (это имя она прочитала на бейдже), зачем пошёл служить в полицию, а? Я знаю, что ещё пять или шесть лет тому назад тебя шпыняли и не принимали ни в одно общество. С тобой не соглашалась ложиться в постель ни одна девушка. Верно?.. Впрочем, — Карина отпрянула от стола, — ставлю свои чулки против твоего браслета, что ты и сейчас вне обществ, одинок и перебиваешься проститутками.

Сержант покраснел, захлопал белёсыми ресницами, откинулся на спинку стула, смотря на Карину, но не в глаза ей, а куда-то в область горла. Потом поиграл скулами и просипел:

— Вас ждут. Идите.

Карина прошествовала к приёмной, немного ругая себя — зря она, наверное, так с этим мальчишкой. Лучше бы попробовала немного завести его, чтобы он, качаясь сегодня на проститутке, думал о ней… Впрочем, ладно, она хоть не стала рассказывать ему всех подробностей, как иной раз поступала с «клиентами» после того, как те выкладывали ей необходимую информацию. Бенджамину Кацу по прозвищу Косточка она изо всех сил нажимала в середину живота его же собственной тростью каждые десять минут после снятия показаний. Этим, она, конечно, сильно приблизила конец известного «страхователя», отправившего в центр звезды, в ядерную плазму, шесть кораблей с несколькими сотнями ни в чём не повинных людей. А графиню фон Хойзере, торговку малолетними детьми, она уложила спиной вниз на решетчатый пол трансформаторной подстанции, привязав к арматуринам раскинутые крестом руки и ноги, потом разулась и встала босыми ногами ей на голый живот с маленькой дырочкой возле пупка… Вспоминая едва слышные бурлящие звуки из перекатывающейся тёплой и податливой мягкости под ступнями, Карина как-то не очень вовремя ощутила лёгкую влажность между набухающими губами… Да, она не просто так переминалась тогда, стоя на животе этой визжащей от жесточайшей боли мерзавки и придерживаясь левой рукой за дверцу силового шкафа. Да, она мастурбировала при этом — энергично, напористо, со вскриками и стонами, и кончила от собственной правой руки дважды — благо умела переносить самые сотрясающие оргазмы стоя. А оргазмы, чёрт возьми, бывали в таких случаях просто бешеные. Когда-то Карина думала, что это неправильно и что не помешало бы пройти курс психологической корректировки. Но затем, когда убедилась, что она никогда и ни при каких обстоятельствах не смогла бы причинить вред невиновному и — что уж совсем немыслимо — получить от этого удовольствие, решила отложить корректировку на неопределённый срок. Свои ощущения её вполне устраивали. К тому же она более чем достоверно знала, что чувствуют её «клиенты». Ещё на первой своей стажировке, когда оперативную группу неожиданно забросили на одну из дальних баз по срочной ориентировке, Карина случайно оторвалась от товарищей и вышла лицом к лицу с одним из бандитов. Тот недолго думая выпустил ей пулю в живот и скрылся. Всё произошло именно так, как лейтенант Травиц рассказывала сержанту. Молодая женщина, судорожно открывая рот и прижимая к животу ладони, медленно опустилась на колени, а после этого легла на бок, испытывая два взаимоисключающих желания — смирно замереть и куда-нибудь убежать прочь. Пуля в кишках была словно постоянный взрыв маленькой гранаты, словно жгучее пламя газовой горелки и челюсти крокодила одновременно. И на самом деле весь мир вокруг стал в одночасье ненужным и глупым… но была рация, по которой Травиц прерывающимся голосом вызвала помощь. Группа смогла прибыть только через час, а до базы Карину везли ещё часа два. По нелепой случайности ни у кого из оперативников не оказалось при себе анестетика, и всё это время Карина чувствовала кусочек металла, порвавший ей кишечник. Его содержимое медленно вытекало в полость, от чего боль только усиливалась и приобретала новые, разнообразные и невообразимые оттенки. Но Травиц знала, что её непременно спасут, и когда страх смерти ушёл, её перестало трясти, и остались только сконцентрированные ощущения. Они заставляли Карину протяжно стонать и всхлипывать, а малейшие толчки летящего ховера вызывали непроизвольные вскрики. Уже после всего, анализируя свои чувства, Травиц поняла, что нарастание боли было чем-то сродни надвигающемуся сильнейшему оргазму. Тогда в какой-то момент она вдруг мучительно захотела, чтобы её живот вдруг лопнул, и это — так ей в тот момент думалось — дало бы её телу наконец разрядку, в десятки раз более мощную и сладкую, чем это происходит при сексе или мастурбации. Хотя, конечно, ничего похожего на возбуждение в тот момент она не ощущала — об этом даже и подумать было немыслимо.