Электра сплоховала. После того как она опьянела, её привезли на квартиру к Карине, чей адрес она неосторожно назвала, будучи под действием делкиголя. И привез её лично сам Абрам Шнейдеман, решив заодно проверить некоторые свои подозрения.

— Ага, — сказал он, проводя почти бесчувственную Электру в комнату, где их встретила Карина. — Я так и думал, что вы вместе. Решили, значит, старого воробья на мякине провести? Думаете, Шнейдеман совсем из ума выжил, не понимает, что две красивые девушки с одной планеты, да ещё с этой пуританской Эсмеральды, случайно оказываются одновременно у нас в Смоллтауне и ищут изысканных развлечений?.. Знаете, Зулейка, я поначалу думал, что вы — офицер тайной полиции или ещё какой-нибудь особой спецслужбы нашего сектора… или не только нашего. И полагал, что ваша подружка, скорее всего, тоже из полиции — добровольный агент…

Карина опешила. Старый винокур сумел с легкостью разобраться в ситуации. Впрочем, он же сказал, что «поначалу думал»…

— Странно, что вы так решили, — желчно сказала Карина.

— Я вам скажу честно — не люблю шпиков. Потому и рискнул ввести вас в заблуждение. Анализ Электры был вполне положительным. И можно было вполне отправить её на донорский этаж: она дала бы очень хорошее вино — лёгкое и эротичное. Но ваш анализ тоже был благоприятен… Сравнительно. Я тогда подумал — разве нормальный полицейский офицер согласится на биореакцию?.. Хотя бы примерно представляя, что это такое? Может быть, конечно, в спецслужбах и работают люди, которые могут пойти на всё что угодно, но я проанализировал вашу пробу и убедился, что вы не можете быть членом какой-нибудь малопочтенной организации.

— Могу узнать, как это вы смогли определить?

— Вы очень хотите это узнать? — спросил Шнейдеман, собираясь уходить.

— Очень… Я полагаю, что у вас есть квантовая аппаратура для анализа биоинформационной составляющей?

— Есть. И очень точная при этом… Вы, милая Зулейка, необычная женщина. У вас выраженные склонности к нимфомании, ксенофилии, инцесту и садизму. И не только. Я уж не говорю о вашей неразборчивости в половой принадлежности партнёров; но подобное ещё до начала Экспансии перестали считать извращением. Причём все эти девиации вы — почти уверен в этом — более-менее регулярно практикуете. Хоть я и не люблю полицейских, у меня есть друзья в этих службах. Так вот — они говорят, что с таким набором отклонений вас бы на выстрел не подпустили к службе в полиции. Разве что после самой глубокой психокоррекции. Ваше вино получило успех… но я, пожалуй, должен ещё хорошо продумать возможность дальнейшего сотрудничества. Честь имею!

С этими словами Шнейдеман покинул квартиру. Глядя на дремлющую Электру, которая лежала на диване и чему-то улыбалась во сне, Карина заказала плотный завтрак в квартиру и развернула портативную лабораторию. Минут десять она, не отрываясь от еды, сканировала спящую подругу, сумев попутно взять и анализ ДНК. Затем то же самое проделала и с собой. Всё было чисто — чужеродные гены им не подсажены, а это было главным выводом операции. «Отрицательный результат — тоже результат», — думала Карина, рассматривая графики и голограммы. Следы воздействия антишоковых, расслабляющих и антиалкогольных препаратов у себя она обнаружила. Ничего критичного в их составах и дозировках не было, так же как ничего удивительного не было в том, что Электра никак не могла протрезветь. Фламенко обычно практически не употребляла алкоголь, так что ничего удивительного не было в том, что на неё так подействовал целый литр вина.

Карина перевела лабораторию в режим сворачивания и попыталась экстренно связаться с шефом. Дарич был в этот момент на службе, хотя рабочий день на Эсмеральде сейчас заканчивался.

— Докладывает офицер Мермэйд, — произнесла Карина. — Глубокое внедрение на интересующий объект номер один показало, что в нём не происходит интересующего нас деяния.

В эфире свистело и щёлкало: сигналы, обгоняющие солнечный свет, принимали много постороннего шума со всего диапазона электромагнитного и квантового спектров… В ушах что-то заскрежетало, затем раздался едва слышный свист, и на его фоне появился генерируемый прямо в барабанных перепонках женщины голос Дарича:

— Можешь говорить свободно.

— Хорошо, пан комиссар. Мы с агентом Танго проникли в винокурню и досконально изучили, что именно там происходит. Никаких сведений, что там принудительно подсаживают чужеродные гены в человеческий организм, я не обнаружила.

— В таком случае какова цель деятельности хозяина этого заведения?

— Обычный бартер удовольствий. Путем биореакций там получают психоактивные вещества, которые затем употребляют клиенты. Как обычно, дело балансирует на грани закона, но не выходит за его пределы. Текст контракта, который заключается с донорами, я передала нашим аналитикам.

— Понятно, — без удовольствия произнёс Дарич. — Какие перспективы?

— Продолжаем поиски.

— Продолжайте, — сухо сказал комиссар. — Что-нибудь ещё?

— Да, — решила сказать Карина. — Когда я вернусь, хочу поднять вопрос о прохождении психокоррекции. Мне кажется, что я в ней нуждаюсь.

Некоторое время Радован молчал. Потом задал вопрос:

— Чем вызвано это решение?

— Беспокойством за успешное выполнение поставленных задач. Мне кажется, что я стала хуже справляться. Ну, и собственное психофизиологическое состояние в последнее время внушает опасения.

— В настоящий момент подобный разговор считаю преждевременным, — отрезал Дарич. — Это не так просто, как ты думаешь.

— Но к этому разговору можно будет вернуться, когда закончится моя командировка?

— Это я тебе обещаю, — спокойно сказал комиссар.

…Вино под названием «Зулейка» действительно имело успех; посетители заведения Шнейдемана будут его ещё долго помнить. Агнешка, занимавшаяся конечным процессом, с некоторым удивлением обнаружила, что продукт на выходе получается более крепким и концентрированным, нежели обычно, и по согласованию с Абрамом приготовила почти тридцать литров напитка. Молодое вино закончило процесс сбраживания, из него в центрифуге выгнали ненужные масла и профильтровали.

— Какой аромат! — восхитилась девушка, разливая вино из фильтровальной ёмкости. — Тут от одного запаха можно кончить.

Конечно, неискушённый человек вряд ли так решил бы. Запах молодого медового вина с примесью фруктовых добавок, сусло для которого вышло из чрева Карины, практически не отличался от запаха любого другого напитка, когда-либо полученного в этой винокурне. Золотистый, прямо-таки солнечный цвет тоже был совсем обычным. Только до предела развитое обоняние Агнешки могло отличать один сорт вина от другого, и она помнила ароматы почти всех напитков, многие из которых пробовала. Как мы помним, к большому неудовольствию своего отца.

— Я бы не хотел, чтобы ты пила именно это вино, — сказал Шнейдеман дочери, когда в винокурню потянулись посетители. Завсегдатаи были извещены обычным способом, кроме них, сегодня пришли четыре новичка, среди которых оказалась и Электра.

— Почему, папа?

— Мне не понравился анализ информации этой женщины, — процедил Абрам. — Хотя он формально безвреден, но несёт в себе слишком много агрессии и противоестественных эмоций. У леди Зулейки Мансур до безобразия извращённая психика. Я не уверен, что тебе стоит примерять на себя эту информацию. Думаю, твой муж этого бы тоже не одобрил.

— Папа, Бенни не одобряет много чего, даже и того, что я работаю с тобой в этой винокурне. Он не понимает, зачем я работаю вообще. Но я не могу бездельничать. Безделье ведёт к алкоголизму, наркомании и распутству…

— А твоё упрямство — к демагогии, — проворчал Шнейдеман. — Ладно, дочь, ты уже давно взрослая. Я думаю, ты хорошо понимаешь, что делаешь…

Агнешка действительно хорошо понимала, что делает. Поэтому соблюдала осторожность и почти никогда не пила по четыре бокала вина за раз, как это традиционно сложилось на винопитиях; такое количество, растягиваемое обычно на три-четыре часа, было принято опытным путём. Девушка обычно ограничивалась двумя. Чужие эмоции она и так хорошо воспринимала, но они не вытесняли её чувства, и это её устраивало. Более того, ей даже нравилось наблюдать за посетителями, которые глубже, нежели она, впадали в транс и совершали затем странные движения и забавные поступки.