Светлана Юрьевна посмотрела на него, словно хотела сказать: «Хватит дурочку из себя строить, товарищ генерал юстиции, ты сам все лучше меня знаешь».

- Кожеед его припугнул, - сказал Максимыч. - Только чем?

Брови Светы поднялись.

- Тоже думаешь, что он жив?

- Неважно, что я думаю. Наша задача сейчас – чтобы слова этого парня как басня Крылова звучала. Никаких репортеров к нему не пускать.

- А мы что делать будем?

«Что-что…!» Максимыч понял, что сейчас взорвется. Терпение у него не казенное. Достаточно того, что он целый день разгребал грузовик навоза за своим лучшим работником.

- А мы будем на парашюте парить над взорвавшимся вулканом! Свечников, Свечников… Это ж надо, чего учудил, урод… Царствие ему небесное, - Максимыч привычно перекрестился. – Устроить побег заключенному! У меня в голове не укладывается. С такими друзьями врагов не надо.

- Вообще-то, у него была уважительная причина: он жену потерял.

- Жена, жена, жена! Как я устал от этого слова, кто бы знал. Говорил я ему, пусть обождет, пока проверки закончатся. А он заварил такую кашу! Погоны летят с плеч, как листья осенью. Вон Михалыча из западного только что «ушли», слышала?

Светлан Юрьевна посмотрела ему прямо в глаза.

- Дядя Андрей, Кожеед все еще на свободе.

Очень давно она так его не называла. Максимыч нахмурил брови.

- И что ты предлагаешь? Выйти и все грязное белье вывалить напоказ? Сколько погибло из-за Свечникова?!

- Восемь человек. C девушкой, что умерла в больнице, девять.

- Вот!

- C Кожеедом как быть? - упрямо повторила Юрьевна.

- Да плевать мне на этого долбоеба! У нас сейчас главная задача - вывести отдел из-под удара.

«Себя вывести… и тебя, дура неблагодарная», подумал Максимыч.

Юрьевна помедлила.

- Это… неправильно, - сказала она наконец.

- Знаешь такое выражение: лес рубят, щепки летят? Если меня уволят, чистки пойдут по всем отделам, наберут молодняка, ни одного дела закрыть не сможем. Учись глобально мыслить. Знаешь, с каким трудом я всю эту машину выстраивал на вершине пороховой бочки?

- Нужно найти Кожееда, - словно не слыша, повторила Светлана Юрьевна.

- Хуепеда! В общем, версия на данный момент такая: наш сотрудник ценой собственной жизни искупил проеб чужого отдела. И мы костьми ляжем, чтобы так оно и оставалось. Нужно выждать, чтобы все улеглось, и только после этого принимать меры.

- И какие меры мы примем через полгода? – съязвила Светлана Юрьевна. - Похоронные?

- Не борзей.

- Я просто пытаюсь понять. Вот мы через полгода объявим план перехват, отправим всем ориентировки якобы погибшего маньяка, перекроем вокзалы и аэропорты. Сколько трупов будет за это время? А этот парень… Денис. Думаешь, Кожеед оставит его в живых?

- Нет свидетеля, нет проблемы.

- Вот я тоже двумя руками за охуительный цинизм, да.

Максимыч тяжело посмотрел на нее, она замолчала.

- Светочка, то, что я пытаюсь быть с тобой вежливым, - заговорил он медленно и весомо: - не значит, что можно сидеть здесь и указывать мне, что делать… Лучше вот что скажи. Мне тут звонили, сообщили, что в показаниях твоего свидетеля нестыковка. Пуля в животе у одного из жертв рассосалась, как после Кашпировского. Что думаешь делать?

- А я тут при чем?

- Выбирай, либо ты сочиняешь с парнем нормальную историю, без дыр и заусенцев, либо едешь в морг и стреляешь в живот жмуру. Лично!

Светлана Юрьевна вскочила на ноги. Она прошлась взад вперед по ковру, с удовольствием замечая, что ее ботинки оставляют грязные отпечатки. Юрьевна остановилась и в упор уставилась на начальника. Максимыч первое время выдерживал ее взгляд, после чего невольно отвел глаза и – тут же пришел в ярость. Соплячка.

Это было знакомо всем, кто хорошо его знал. Максимыч органически не переносил проигрыша.

- Хватит зыркать на меня! Вырастил себе на голову! Знал бы…

Она бесцеремонно прервала его:

- Отпускаешь маньяка?

Максимыч медленно встал из-за стола. Холодно, жестко отчеканил:

- Есть и третий вариант. По нему ты валишь из органов с таким волчьим билетом, что тебя ни в один вшивый продуктовый охранником не возьмут! Слышишь?!

Внезапно Светлана Юрьевна молча развернулась и вышла из кабинета, оставляя за собой грязные следы ботинок. «Как символично, - подумал он устало. - Засрут все кругом, а ты им расчищай, как нянька».

Дверь захлопнулась. Бух! Максимыч вздрогнул, вскинулся. Затем покачал головой – с восхищением. «Ты смотри, характер!» И тут же разозлился снова.

- Эй… Куда пошла?! - крикнул он ей вслед. Злость бродила в нем, не находя выхода. Максимыч схватил со стола и с силой запустил в дверь графин с виски. «Двенадцать лет, спесайд, торфяные нотки, блять».

Бутылка медленно достигла двери – бах! И разлетелась на тысячу осколков…

Максимыч моргнул. Бровь зачесалась. Он машинально поднял руку и дотронулся до зудящего места. Пальцы натолкнулись на влажное.

Он отнял руку и посмотрел на ладонь.

Пальцы были в крови. Похоже, один из осколков отлетел и рассек кожу над бровью. Еще чуть-чуть, и в глаз… Повезло. Максимыч выдохнул и расхохотался.

Настоящее время. Больница.

- Эй, парень!

Денис с трудом открыл глаза. Веки свинцовые. Сердце бешено стучало, иногда спотыкаясь, словно бегущий изо всех сил человек. Он посмотрел по сторонам. Влево, вправо. Изображение двоилось. На больничной тумбочке ему бросилось в глаза красное пятно – Денис вздрогнул, прищурился. На гладкой белой поверхности оставлена снятая иголка в колпачке. На ней капля крови. Его крови. Денис опустил взгляд, посмотрел на свою руку. На сгибе сильно пропитанная кровью ватка, кровь уже почти запеклась. “Мне сняли катетер, - с трудом вспомнил Денис. - Зачем?”

- Эй! – снова позвал голос.

Денис наконец сообразил, что обращаются к нему. Он поднял голову, поморгал. Изображение более-менее сошлось в единое целое.

Прямо перед ним стоял полицейский. Серая форма, капитанские погоны. Через несколько мгновений Денис все-таки узнал его. Тот самый дежурный полицейский, любитель рисования. «Да, - подумал Денис. – Точно. Великий непризнанный художник Малевич-Хуев». Который никак не хотел его, Дениса, выслушать. Пока где-то там, в машине, умирала Аня. Сука и урод.

- Слышь, друг, - сказал капитан. Лицо у него было виноватое. - Ты извини, что так вышло. Я за удар не в обиде, ты не думай. Жаль твоего братана. Слышишь? Алло, слышишь?..

Лицо полицейского превратилось в лицо Свечникова. Денис моргнул, усилием воли заставил себя отбросить в сторону наваждение. Теперь перед ним было самое обычное лицо самого обычного мудака.

- Слышу.

В полутьме у входа в больницу Юрьевна курила уже вторую сигарету. Дым уютно разливался в легких, заполнял ее тело изнутри – словно она никогда не бросала. «Какой кайф», подумала она. Красный огонек сигареты таял в темном воздухе, точно свет далекого маяка.

Вышел капитан. Огляделся, прищурился. Увидел Юрьевну – и пошел к ней.

- Извинился? – Юрьевна смотрела на него пристально.

- Да, - буркнул капитан. Счастливым он явно не выглядел.

«А мне и не надо, чтобы ты был счастлив, - подумала Юрьевна. – Мне нужно, чтобы ты заебался».

- Вот и молодец, вот и умница, - Юрьевна улыбнулась своей нежной акульей улыбкой. Капитана передернуло. - А теперь гуляй отсюда.

Дениса разбудил громкий разговор за дверью. Надоедливый. Он узнал голос полицейского, который его охранял. Второй голос звучал неразборчиво. Женский? Полицейский неуверенно с кем-то спорил.

- Начальник же запретил? – спросил охранник.

- Максимыч уже погоны свои оплакивает, - узнал Денис голос светловолосой. - Верхи заменят, а мы, низы, останемся. И со мной лучше дружить.

Короткая пауза.

- Светлана Юрьевна! - обиженный голос охранника.

- С Максимычем я решу, не беспокойся. Открывай.