Денис зашел в дом, и в лицо ему пахнуло сыростью. Щелкнул выключатель. Следовательница включила свет, Денис прищурился. Глаза заслезились.

- Проходи, сейчас комнаты прогреются, будет повеселей, - сказала Юрьевна.

- Вы не боитесь, оставлять открытую машину? - спросил Денис.

- Если в округе остались дураки, которые полезут на мой участок, то премия Дарвина специально для них придумана. Все знают, кто здесь живет.

Светлана Юрьевна снова улыбнулась своей странной улыбкой, от которой Дениса прошиб озноб.

- Проходи не бойся.

Она открыла холодильник, нашла на полке и протянула ему пакет с замороженным горошком.

- К щеке приложи. А то еще подашь жалобу на избиение сотрудником полиции.

Денис засмеялся от неожиданности.

- Одной больше, одной меньше, - сказал он. - У вас эти жалобы наверняка сразу в шредер идут. Мы здесь надолго?

Юрьевна покрутила головой.

- Куда-то торопишься? Переночуем и поедем на дачу показаний.

- А почему я из дома не могу поехать?

- Во-первых, на тебе все еще висит нападение на сотрудника при исполнении, а во-вторых, у тебя сильный стресс. Вдруг решишь из окна прыгнуть? Откуда я знаю… А мне тогда отвечать? Нет уж. Проходи в комнату, я пока посмотрю, чем можно перекусить.

Она ушла на кухню.

Денис пожал плечами. Он бравировал – идти ему было некуда. Дома убивался от горя отец, и ему не хотелось сейчас слышать его упреки, у Жени или Степана он больше не мог переночевать по понятным причинам. Боль из груди никак не желала уходить, застряла, словно зазубренное копье дикаря в ребрах английского джентльмена. И ни туда, ни сюда. Сука.

Денис все еще не мог поверить в то, что все, кто ему дорог, погибли. Денис посмотрел на обрубок своего пальца, и ему внезапно захотелось расковырять швы. Да, именно так. Эта боль была ему понятна, и он знал, как с ней справляться, но вот ноющая тоска в душе и ощущение, что его жизнь никогда больше не будет прежней, пугали его. “До усрачки”, подумал он. “Сука, до усрачки”. С этим он не знал, как справиться. Он посмотрел на пакет с замороженным горошком в своей руке. Затем с размаху бросил его на пол. Плюх!

Пакет лопнул, и ледяные зеленые горошины весело застучали и рассыпались по полу.

Денис ударил себя по щеке. Боли он не почувствовал – действие укола еще не прошли. Он подошел к окну, за стеной дома была непроглядная ночь. На фоне темнеющего неба качались ветки кустов. Свет лампы под потолком отражался и слегка подрагивал. Посмотрев на свое отражение в окне, Денис с новой силой ударил себя. Н-на. Щека горела, как в огне. Но стало легче.

Внезапно в голове мелькнула странная мысль. Денис помедлил. А что? Почему нет? Разбить лбом стекло и под веселый стук горошка насадить свою шею на осколки в раме… И будет хорошо. Покой. Тишина. Ничто.

Он снова себя ударил.

Два дня назад. Заброшенная больница.

- Теперь твоя очередь, парень, - сказал Кожеед. Степыч дернул головой, но ничего не сказал. Лицо его потемнело. - Ударь ее. Ответный ход — и раунд сыгран.

Оля покачала головой, упрямо вздернула нос.

- Что? - удивился Кожеед. - Нет?

- Я не хочу, чтобы меня били по лицу.

- Что? – медленно повторил Кожеед.

Оля сидела, скрестив руки на груди.

- Почему я? Вон, сколько женщин, а по лицу будут бить меня!

Степыч мучительно оглядывался. Он понимал, что шаг за шагом они с Олей приближаются к ловушке, попав в которую, уже не смогут остаться в живых. Неважно, какую игру затеял этот садист, понятно одно – сейчас запалом конфликта стала Оля. “Вот тупая овца”, подумал Денис с ненавистью. “Держись. Сохраняй спокойствие. Мы выберемся”, глазами показал он Степычу. Поймав взгляд Дениса, Степыч помедлил и кивнул.

- Оля, успокойся! - сказал Денис.

- Сам успокойся, я нормально себя…

- А ты вообще молчи, ты не участвуешь в этом раунде! – возмутился Кожеед. Денис замолчал. Злить маньяка он сейчас точно не собирался. Еще не время.

- Оля… - начал Степыч.

- Все из-за тебя! – Оля вдруг завелась. – Зачем я вообще поехала!

Степыч прервал ее, легонько хлопнув по щеке. Оля вздрогнула, длинные ресницы затрепетали. Не верю — было крупно написано на ее красивом лице. Крупная красивая грудь в обтягивающем топике отчаянно вздымалась. В вырезе потекли капли пота.

- Все, ты доволен? - Степыч со злостью посмотрел на Кожееда. Повернулся к девушке: - Оля, прости. Я же не сильно…

И тут Оля сорвалась.

- Ты охренел?! - закричала она. - Сначала ты смотришь, как этот мент унижает меня в машине… а теперь… теперь…

Она попыталась вскочить со стула, но Свечников силой усадил ее обратно.

- Оля, остынь! - сказала Женя. - Он же только этого и добивается.

Но Оля уже никого не слушала.

- Потом смотрел, как он швыряет меня на пол!

Аня приподнялась на локте и зло рявкнула на Олю:

- Ты можешь заткнуться?!

Кожеед отошел в сторону и с удовольствием смотрел со стороны. Как школьник любуется на огромный лесной пожар, который разжег одной-единственной спичкой. Ха-ха, хи-хи.

- Если им бросить топор, они друг друга сами поубивают, - доверительно сообщил он Свечникову, словно старому приятелю. Тот молча отвернулся.

- Тихо-тихо, - Кожеед замахал руками. - Иначе я буду вынужден накинуть вам штрафные очки. А! К черту! Считайте, что уже накинул! Повтор раунда!

Молчание.

- Я больше не буду ее бить, - спокойно сказал Степыч.

- А сейчас и не твой ход! - огрызнулся маньяк. - Ну что, Оля, сама напросилась! Смотрю, в коллективе тебя не очень-то любят. За парня этого держишься? Красивый, смелый, при бабле, наверняка.

- Он мне просто друг!

- Для мужской помощи? Чтобы чувствовать себя независимой от других мужиков? Или ты больше по девочкам?

- Что ты несешь, придурок?!

- Не хами, оштрафую! А что, удобно: мебель подвинет, ужином угостит, телефончик новый купит и все без обязательств. Красота.

Лицо Оли исказилось. “До чего она сейчас некрасивая, - подумал Денис. - Вообще жесть”.

- Ты охренел?! - орала Оля. - Ты хоть его знаешь? По хрен! Штрафуй! Я с ним в кино только могу выйти, да и то, чтобы гопота не приставала.

- Успокойся, пожалуйста! - застонала Аня. - Он же тебя…

Но Олю уже было не остановить.

- А ты вообще молчи, давалка подзаборная! - закричала она. - Еще меня шлюхой называла! Думаешь, я не слышала, как ты это говорила? - она скинула руку Свечникова и повернулась к Кожееду. - Какой счет оплатить?! В каком баре?! Да этот бомж не знает, какого цвета пятитысячная купюра! Он на бензин копит, чтобы меня в аэропорт отвезти. Меня вообще сегодня здесь быть не должно, он меня чуть ли не силой со своими идиотскими шуточками сюда затащил.

С каждым словом лицо Степыча мучительно менялось.

Кожеед кивнул. Улыбнулся.

- Переходим к повтору раунда. Ударь его, девочка. Только не как в прошлый раз, а по-настоящему. До крови.

Два раза просить не пришлось. Оля с грудным рычанием набросилась на Степана, словно это он был виновником всех ее бед. Она перевесилась через стол и вцепилась ногтями ему в лицо. Рванула вниз, еще раз. Свечников хотел ее было оттащить, но Кожеед знаком приказал ему не мешать.

- Ненавижу! - закричала она и, выдохнувшись, села обратно на свое место.

Ребята с ужасом посмотрели на Степана. Раны от ногтей были настолько глубокие, что в некоторых местах кровь капала вовсю — на его подбородок, грудь, плечо. Степан сидел, весь в крови и царапинах, не шевелясь, глаза его потухли. Казалось, он не замечал своих ран.

Кожеед обрадовался.

- Вот, другое дело. Ну, теперь переходим к завершающему удару. Степа, ты еще не передумал?

Тот молчал и не реагировал.

- Ужасная участь быть во френдзоне, - с наигранным сочувствием поцокал языком Кожеед. - Вкладываешься, вкладываешься в женщину. Как цветок поливаешь, каждый божий день. Думаешь, она оценит, поймет…