Кажется, это уже шестой бокал? Или седьмой? Он сбился со счета.

Мир окрашивался в теплые тона шотландского виски. Скотч. Самый дешевый. Можно было, конечно, взять в алкомаркете бутылку Teacher’s или даже Bells, не так он страшен, пивали и хуже, и отправиться домой. Это гораздо бюджетней, чем в баре. Гораздо. Но там нет этого сбитого ритма, замирания сердца, этой атмосферы, этой пронизанной светом полутьмы, этого мягкого абриса предметов и людей, словно ты видишь все через хороший антикварный объектив. Cookie’s eye. Словно ты в старом голливудском фильме, и вокруг твои друзья. Какая-то вечеринка 50-х, и все тебе рады. Феллини? Антониони? Да нет, Антониони все же более холодный… И еще бокал виски.

А дома ты в любом случае окажешься наедине с собой. Кому это надо? Кому…

Сергеич поморщился. “Не мне, явно”. Снова взял стакан и настроился на звучание музыки. Вот-вот… Он поймал ритм и вбросил виски в себя одним комком. Виски был теплым, дымным, торфяным – и родным.

Немного резковат. Шотландцы не портят виски льдом. «И я их понимаю».

Сергеич сидел за дальним столиком, на своем обычном месте в углу. Отсюда ему была видна барная стойка и, черт побери, телевизор над ней. Вот уж без телевизора он бы сейчас легко обошелся! Сергеич выбрал из тарелки и съел последние орешки.

И вдруг он увидел ее… и даже на мгновение протрезвел. На экране мелькнула Анфиса, «золотце». Причем эти кадры явно сняты его, Сергеича, рукой…

Сергеич напряг слух, но ничего не расслышал. Живая группа джазменов ушла на перерыв, и он внезапно сообразил, что по телевизору идет большая передача, посвященная делу Доктора Чистоты. Громкое дело.

Сергеич подосадовал. Чтобы слышать звук, он встал и стал пробираться к стойке, лавируя между людей. По случаю пятницы в баре было многовато. Сергеич добрался и поставил стакан на стойку. Тук.

Молодой бармен в бархатной жилетке обернулся.

- Сделай погромче, - попросил Сергеич. Бармен перестал вытирать стакан, поднял брови. Молодой, виски выбриты асимметрично, полосками. Челка, борода. И маленький пучок на затылке. «Пидорский», желчно подумал Сергеич.

«Странно, у этих молодых, даже мимика другая, - подумал он. - Более… западная. Мимика с акцентом».

- Хочешь смотреть новости – пиздуй домой, алкаш, - ответил бармен.

- Чего?! - он вскинул голову.

Сергеич в молодости был резким. И до сих пор мог “дать в табло”.

- Я говорю, - терпеливо повторил бармен. – Хотите смотреть новости, сядьте поближе к стойке.

«Показалось, - подумал Сергеич. – Надо же… допился».

Он сел за стойку. По нижнему краю экрана поплыли субтитры. Диктор что-то говорил, появлялись кадры полицейской хроники. И Сергеича внезапно дернуло изнутри – это мои кадры. Мои планы. Это моя рука.

Горечь разлилась внутри. Затопила Сергеича изнутри, словно пробитый «Титаник» ледяной водой. И спасутся не все.

- Анфиса, - сказал Сергеич. - Вот… с-су…

Смена кадра. Теперь снимал кто-то другой.

Красотка Анфиса брала интервью у того парня. «Боксер», - вспомнил Сергеич. Он снова увидел то утро, жара, вой сирены скорой, капли крови на асфальте. И коротко стриженый парень проходит мимо… С его забинтованной руки капает кровь… У дороги припаркована древняя ржавая «буханка» с умирающей девушкой внутри…

«Почему он не взял девушку на руки? - подумал Сергеич. - Почему не взял и не понес ее в полицию?! Ну же, сучка, спроси его об этом!»

Он отпил из стакана. Виски обжег небо. Сергеич снова вспомнил момент, когда он бежал к «буханке», закинув тяжеленную камеру на плечо – и словно воля судьбы вела его. И тогда ему казалось – вот он, тот самый момент удачи. После которого все изменится к лучшему. Сергеич выругался.

Парень выглядел получше, чем в то утро, но все равно – худой, с запавшими глазами, с жесткой упрямой складкой губ. Лоб разрезан вертикальными морщинами.

- …вы считаете, что без помощи этого полицейского? - говорила Анфиса. Сергеич читал субтитры.

Парень кивнул.

- Я бы тоже был мертвым, все верно. Свечников дал нам шанс – ценой собственной жизни.

- А что насчет маньяка? Доктор Чистота… кажется, до сих пор неизвестно, кому принадлежит последнее тело…

- Он мертв, - сказал парень быстро. Посмотрел прямо в камеру. - Я в этом уверен. Думаю, мы убили его.

Вот это номер, подумал Сергеич. Он действительно это сказал. «Это же теперь будут цитировать по всем каналам и в интернете!»

ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.

А снято так себе. «На месте этого оператора должен был быть я. Снимать все это».Сергеич почувствовал изжогу.

Вместо этого завтра Сергеичу предстояло с утра на самолет – и в тайгу на месяц. Командировка. Комары и мошка, запах репеллента, холодное северное солнце. Да нет, ерунда. Солнце на севере летом как раз палит.

Вопрос: что чувствует обоссанный придорожный столб?

Ответ: ты знаешь.

Сергеич сглотнул. К горлу поступили слезы. Черт, только не опять. Плачущий от жалости к себе пожилой мужик (когда я успел стать пожилым?!) – что может быть противней?

«А такое уже было. Ты помнишь», - сказал он себе.

ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.

Не самые приятные воспоминания.

Он снова увидел: кранк! Анфиса давит на ручку всем весом. И вдруг – открывается дверь машины, темно-зеленого цвета. На грубо окрашенных черной краской порогах проступает ржавчина. И это хорошо смотрится в кадре, четкая фактура…

На полу лежит девушка.

Сергеич поднял взгляд. И вздрогнул от болезненного чувства «дежа вю».

И вот пошли те самые кадры, что он тогда снял. Удивительное совпадение мыслей и реальности… Сергеич смотрел на отснятое им, как посторонний, отрешенно – и эти кадры со стороны были по-настоящему хороши. Вот здесь он чуть промедлил, но это ничего… А дальше снова хорошо. Может, это лучшее, что он снял за всю свою жизнь.

Великолепная работа. Почему они-то этого не видят?!

- Это настоящее искусство, - произнес чей-то голос. - Вот это, на экране. Потрясающе. Могу я присесть?

Сергеич вздрогнул. Поднял взгляд. Перед ним стоял хорошо одетый незнакомец – клетчатый костюм-тройка, лазоревый шелковый платок вместо галстука, платиново выбеленные волосы в короткой стрижке. Толстая дужка модных роговых очков. Глаза незнакомца казались огромными за стеклами. Вернее, один глаз — золотисто-серый. Правый был спрятан под бинтовой повязкой. “Бедняга”, подумал Сергеич.

Хотя Сергеичу показалось, что носит очки незнакомец только для имиджа. Диоптирии там если и были, то совсем слабые.

И еще эти синяки и шрамы. Ожог на щеке, кожа еще розоватая. «Он что, в аварии побывал?» От незнакомца шел какой-то слабый химический запах. Или от стойки так пахнет? Наверняка ведь ее моют чем-то едким…

Похоже, незнакомцу было сложно стоять. Он чуть припадал на один бок. Сергеич жестом показал: садись. Незнакомец неловко вскарабкался на высокий стул.

Сергеич принужденно засмеялся:

- Разве это искусство?

«Эта сучка… эта…» Он даже мысленно не мог договорить. После того репортажа, после кадров, которые прокрутили несколько каналов, Анфиса стала известной. И ушла на повышение. Ее пригласил второй канал. Ушла без него, Сергеича.

Столб, подумал он в сердцах. Чертов придорожный столб, вот кто ты.

- Несомненно искусство, - сказал незнакомец. – Я в этом разбираюсь… Поверьте. А… что?

И тут Сергеича прорвало. Он начал рассказывать – про работу, мечты о кино, про постоянных щебечущих красоток, смены, И про Анфису, которая украла удачу всей его жизни.

Потом закончил – и залпом допил виски. Незнакомец показал бармену на стакан Сергеича и потом два пальца. Бармен поставил на стойку два стакана и налил «Джека Дэниэлса». Слишком дорого, подумал Сергеич. Незнакомец положил на стойку пятитысячную купюру.

- За искусство, - сказал незнакомец. Они чокнулись и выпили. Незнакомец показал бармену на бутылку. Еще.

Незнакомец посмотрел на Сергеича.

- А тебе никогда не приходило в голову, что ее можно просто… убить?