Мур с побледневшим от ярости лицом посмотрел на адмиралов, генералов и офицеров – те угрюмо взирали на командующего – такое начало высадки всех явно не вдохновило. Три раза морские пехотинцы штурмовали хребет, и только последняя под вечер атака принесла долгожданный успех. Командующий прошел по захваченным позициям и был потрясен. Гунны выдолбили в камне окопы и обустроили блиндажи с пулеметными амбразурами. Перед укреплениями спрятали в траве колючую проволоку и деревянные ящички с взрывчаткой – последние маскировали мхом. Атакующие эти позиции королевские морские пехотинцы отзывались о таких подлостях исключительно бранью. Мало того, что подрывы жестоко калечили солдат, они действовали на всех скверно, деморализуя войска. Да и потери неожиданно большие – впрочем, убитых не так и много, едва несколько десятков, зато раненных и искалеченных свыше двух сотен. Нужно отправлять санитарный транспорт в Монтевидео, лечить на берегу нельзя – стоит холодная погода, ведь лето в здешних водах уже закончилось.

– Мы все равно опрокинули врага, несмотря на то, что он основательно укрепился в этой бухте! Подозрительно хорошо подготовился, заблаговременно – а это наводит на подозрения!

Мур свел губы в жестокой гримасе – такую кропотливую работу нужно делать не менее месяца, а то и двух – а это меняет все и не оставляет места для недоговоренностей. И речь пойдет в этом случае уже о засевших в Адмиралтействе предателях!

Командующий гарнизона Порт‑Стенли

генерал‑майор барон фон Люттвиц

Фолкленды

– Господин адмирал! Потери очень большие – обер‑лейтенант Гартман и 18 солдат и унтер‑офицеров погибли, ранено вдвое больше. Мы сделали все что могли, экселенц! У нас осталось всего семь пулеметов, одиннадцать уничтожены или повреждены корабельными пушками. Пять 105 мм пушек разбиты в хлам, англичане обстреливали наши позиции даже из башенных орудий броненосцев. У одной пушки разорвало ствол – лишь на северном укреплении уцелело единственное орудие! Из восьми гаубиц осталось всего три…

– Это война, генерал, – адмирал Шпее остановил Люттвица решительным жестом. – Потери на ней неизбежны, особенно при таком чудовищном неравенстве в силах! Но вы сделали главное – нанесли чувствительный урон десанту и задержали врага почти на сутки. Я осмотрел захваченный британцами плацдарм, говорил, как с пленными, так и с офицерами рейхсвера – ваши войска совершили подвиг, я не побоюсь этого громкого слова. Теперь дело за флотом – ровно через два часа наши корабли и катера атакуют вражескую эскадру. В ночном бою у нас есть достаточные шансы, чтобы нанести адмиралу Муру потери, надеюсь, что они будут чувствительные! Тем более, именно к таким схваткам и готовились команды эсминцев и торпедных катеров кайзерлихмарине – слишком велико превосходство у Королевского флота. Это заставляет нас быть более осмотрительными днем, а стараться атаковать врага лишь ночью.

Адмирал взял чашечку с горячим кофе, непроизвольно поежился – холодные ночи обыкновенны в этих местах, где ледяное дыхание Антарктиды особенно остро чувствуется. Хотя здесь не то, что на Южной Георгии – о той морозной тюрьме для англичан Люттвицу рассказывали всяческие ужасы. Барон тоже отпил горячего пахучего кофе – натуральный напиток хорошо прогонял как сон, так и засевшую в теле усталость. Здесь его варят без всяких ограничений, из Аргентины привезли большое количество мешков с зернами. А вот в Германии достать хороший кофе уже проблематично, в кофейне больше двух чашечек не принято брать. В армии солдатам все чаще и чаще стали давать кофе с цикорием, причем первого становится меньше, а второго больше с каждым днем.

И ничего тут не поделаешь – английская морская блокада начала болезненно ощущаться, приход транспортов в германские порты почти полностью прекратился. Потому нехватку привозных продуктов, что до войны были в каждом немецком доме, стали заменять всевозможными эрзацами – кофе цикорием, мед кукурузной патокой, конфеты свекольным мармеладом, животное масло растительным маргарином, духовитый табак пропитанными никотиновой кислотой полосками бумаги. Список продуктов, судя по всему, совсем скоро станет бесконечным.

Война вносит свои коррективы буквально во все, возрастающее с каждым днем производство вооружений заставляет честных немцев потуже затянуть пояса. Германский народ должен стойко переносить тяготы этого сурового времени, нужно отдать все для победы. Антанта на мир не пойдет никогда, лишь только полностью сокрушив, унизив и поставив на колени Германию. Так что драться надо до конца, тем более теперь расклад совсем иной – вмешательство из будущего привело к тому, что Фолкленды стали опорной германской базой, а сам адмирал Шпее со своими кораблями их защищает. А вот на дне морском английские эскадры Крэдока и Стерди – и очень хотелось бы добавить в этот победный список адмирала Мура с его броненосцами и крейсерами с траулерами…

– Аэропланы летят, – Шпее прислушался к гулу моторов, раздававшегося с ночного неба. Люттвиц находился рядом с ним в окопе – с хребта в бинокль были хорошо видны британские корабли и суда, заполонившие бухту и пролив – луна хорошо подсвечивала впечатляющую глаз картину. Как кайзерлихмарине будут атаковать столь грозную силищу, генерал не представлял, у него просто не хватало воображения, привыкшего к скупым строчкам докладов и приказов, что прививали в военном училище и во время долгой службы. Оттого всем казалось, что офицеры Генерального Штаба рейхсвера даже мыслят и принимают решения совершенно одинаково. Но тут все легко объяснимо – единая система подготовки нивелирует командный состав армии, отчего и складывается впечатление, что германская инфантерия воюет по насмерть вбитому в голову шаблону…

– Вот и подсветка. Теперь можно атаковать!

Яркие вспышки в небе осветили обширное водное пространство бухты – казалось, что на небе зажглись три яркие «люстры», залившие все вокруг ослепительным светом. Черные корпуса кораблей и транспортов отчетливо проступили на морской глади.

– Генерал, командуйте!

Люттвиц схватил телефонную трубку – в глубине души он тут же отдал должное тактичности командующего. Адмирал не стал отдавать приказы подчиненным через «его голову».

– Майор! Начинайте!

– Есть начинать, господин генерал, – в мембране эхом прозвучал голос Браумбаххера. И через несколько секунд германские позиции осветились многочисленными вспышками – пулеметы начали свою смертельную песню. Огонь открыла артиллерия и парочка имевшихся минометов – плацдарм покрылся разрывами. В бинокль было хорошо видно, как засуетились англичане – видимо думали, что ночь проспят в спокойствии и тишине. Ничего, привыкайте джентльмены – немцы вам не зулусы!

На юге пролива буквально пробежали огненные вспышки, на секунды освещая корпуса подкравшихся кораблей. Британские эсминцы активно принялись отвечать – начался бой, в котором Люттвиц ничего не мог понять, пока яркий взрыв не разломал корпус одного из британских «риверов» – видимо на нем взорвались котлы.

– Там наши крейсера и эсминцы, – Шпее спокойным голосом прояснил ситуацию. – Они стреляют из темноты, англичане, как вы видите, прекрасно освещены. Да, вот еще пару «люстр» подвесили – осталось еще четыре, как мне докладывали. А вот и граф Лангсдорф прибыл – сейчас англичане поймут, что такое радар и новые системы управления стрельбой, и в чем их неоспоримое преимущество! Там «Фатерланд» и «Блюхер», генерал – их задача нанести удар по крейсерам охранения и транспортам!

Темнота на севере разорвалась многочисленными огненными вспышками – а вот сами германские корабли не было видно, хотя Люттвицу показалось, что он изредка видел их размытые из‑за большой дальности силуэты. А вот в проливе и бухте происходило невообразимое. Броненосцы открыли ответный огонь, казалось, что англичане стреляют из всего, что у них есть. И несут потери – были видны разрывы, кое‑где стали разгораться пожары, отблески пламени делали картину сражения впечатляющей, особенно когда погасли последние «люстры». Лютвиц тяжело вздохнул – смесь магния и фосфора необходимо применять в ночных боях не только на море, но и на суше, именно на позициях такая подсветка наиболее необходима.