Лангсдорф сейчас беспокоился только за одно слабое место в прорыве к столь близким берегам Германии – «Альтмарк». Последний корабль при любой встрече с британскими крейсерами обречен. Он и так «задохнулся», вынужденный держать на переходе необычайно высокий для себя ход, выше экономического, что привело к опустению танков, солярки для дизелей осталось до прискорбности мало. Один или два «каунти» броненосец еще смог бы отогнать, но если те покажут такую же резвость как «Кент» при Фолклендах, то судно снабжения с «подсевшей» до двадцати узлов скоростью придется либо бросить, а это самое худшее, либо отправить к норвежцам в «гости», что случилось, как знал Лангсдорф в 1940 году. Вот только военнопленных на борту «тросшиффа» (в отличие от прошлой истории) теперь чуть ли не в два раза побольше – без малого почти четыре сотни офицеров и наиболее умелых специалистов с потопленных и захваченных английских кораблей, включая раненого в сражении вице‑адмирала Стоддарта, губернатора Аллардайса и семи кэптенов. На борт забрали всех британских офицеров, за исключением врачей (тех поголовно направили на Южную Георгию), и многих хорошо подготовленных унтер‑офицеров Ройял Нэви, особенно из числа радистов, шифровальщиков, артиллеристов, гальванеров, механиков и подчистую выгребли морских пехотинцев. Последние на Королевском флоте выполняли функции полиции, и Лангсдорф прекрасно понимал, что творится на антарктическом острове, куда от Фолклендов доставили еще более трех тысяч моряков в дополнение к тем восьми сотням человек из экипажей «Канопуса» и «Глазго», что томились в природном узилище с ноября.
Такое огромное число плененных английских моряков, особенно с последних двух кораблей, создавало самые серьезные проблемы. Внутренний голос однажды посоветовал Лангсдорфу «упрятать концы в воду», но было совершенно неприемлемо ставить «адские машины» в трюмы перевозивших транспортов. Самый лучший вариант с обменом на военнопленных немцев не состоялся – Британия вообще никак не ответила на послание губернатора Фолклендских островов, видимо, надеясь их освободить силой. Соответственно, два пришедших к архипелагу германских вспомогательных крейсера временно превратились в пассажирские лайнеры, сумев перевезти в один рейс на остров всех пленных. Чтобы у англичан не было соблазна восстать и перебить охрану, в сопровождение выделили легкий крейсер. Так что по полученной три дня тому назад радиограмме, Лангсдорф узнал, что операция прошла вполне благополучно. Лишенные офицеров, а также авторитетных старшин и матросов, англичане вели себя спокойно, хотя к репрессиям прибегнуть все же пришлось, как и к расстрелам.
Этот иезуитский план предложил «профессор». На Южной Георгии германский флаг не был поднят. Так что де‑юре необитаемый остров считался вполне «свободной территорией». На ней и поселили моряков, подданных британской короны, объявив последним, что их временно будут содержать в «свободном» (совершенно невероятный термин для данных обстоятельств) плену. Чтобы в будущем не было обвинений в жестоком обращении, то по приказу адмирала Шпее вынужденным «робинзонам» передали собранную теплую одежду, медикаменты и достаточный, на три месяца, запас продовольствия. У берега посадили на мель трамп, на треть загруженный углем, на котором предусмотрительно взорвали котлы, чтобы судно не смогли отремонтировать и вывести в море. В охранении огромного лагеря пленных оставили переоборудованный во вспомогательный крейсер транспорт, с приказом отлавливать снующих в данном районе китобоев и помещать экипажи в импровизированное, но огромное, почти в четыре тысячи квадратных километров природное «узилище».
«За два‑три месяца неуправляемые команды передерутся, превратятся в одичавшую толпу изможденных, частью больных и отупевших, совершенно озлобленных людей. И мы тут не причем – ведь управление ими являлось чисто английским делом, немцы в него не вмешивались. Даже кое‑какое охотничье оружие оставили, и выдали ножи. А еще для внутреннего согревания щедро передали рому и виски, бочонками и ящиками. Весело там у них скоро станет, каждое утро будет начинаться бытовухой, пьянками и банальной поножовщиной.
Проблемы в будущем, как только их освободят из узилища, они больше доставят уже не нашему, а Королевскому флоту. Главное, продержать их там как можно дольше, чтобы хорошенько все озверели, хотя бы до марта! И это, кстати, вполне возможно, учитывая вооруженный караул в виде нашего крейсера. А искать экипажи в тамошних водах никто не станет, посчитают, что пленных держат на Фолклендах».
Ехидный голос, снова раздавшийся в мозгу, отозвался головной болью. Лангсдорф прибег к испытанному целебному действию. Зажег спичку и медленно раскурил сигару, пыхая ароматным дымом.
В этот последний день уходящего 1914 года контр‑адмирал думал не о встрече долгожданного Нового Года, который для всех экипажей кригсмарине стал по‑настоящему «новым», в том прошлом, которого подавляющая масса моряков никогда не видела. Да и не до праздника было всем – вахтенные бдительно несли службу, каждый моряк понимал, что именно на этом последнем участке пути ни в коем случае нельзя расслабляться, пристально вглядываясь в свинцовый горизонт серого неба, что тесным куполом накрыл бесновавшегося волнами Северное море.
– Завтра все решиться… Радиограмму мы вчера дали, гросс‑крейсера Хиппера вышли на встречу. С нашей стороны проколов нет, вряд ли англичане что‑либо знают о моем отряде, – Лангсдорф привычно постучал пальцами по столешнице. Адмирал долго молча сидел в привычном мягком кресле, напряженно размышляя.
– Но будет номер, если «утечка» произошла из Адмирал‑штаба. Или англичане перехватили и дешифровали их радиограммы. Тогда за наше благополучное возвращение я не поставлю и фартинга. Ладно, все, что не делается, может быть и к лучшему…
Старший офицер легкого крейсера «Эмден»
капитан‑лейтенант фон Мюкке
Индийский океан
Цепь роковых случайностей привела к гибели германского крейсера. Отойдя от острова, «Эмден» устремился прочь от него, британский крейсер лег на параллельный курс и бросился в погоню, быстро сокращая расстояние. В бинокль Гельмут Мюкке отчетливо увидел силуэт «тауна», что означало одно – уйти от 25‑ти узлового корабля «Эмден» никак не смог бы, истрепанные машины могли дать только 22 узла, и то на короткое время. Когда противники удалились далеко от острова, так что в мощных линзах оптики превратились в размытые по морю силуэты, германский крейсер резко отвернул вправо и пошел на сближение, сам предложив британцу бой!
Что заставило предусмотрительного ранее фрегаттен‑капитана Мюллера, обычно спокойного и хладнокровного, так поступить, Мюкке не знал, и мог только догадываться. Но, скорее всего, австралийский крейсер «Сидней» был принят за корабль первой серии «городов», типа «Ньюскал», вооруженных десятью четырехдюймовыми орудиями, по пять на каждый борт, плюс по две мощные 152 мм пушки на баке и юте, которые в минуту выстреливали еще столько же металла и вдвое больше взрывчатки по весу.
«Эмден» шестидюймовой артиллерии не нес, а имел те же десять легких 105 мм орудий, расположенных попарно по всей длине рейдера. Бортовой залп меньший по весу вдвое, но случись вывести из строя хотя бы одну 152 мм пушку на британском крейсере, что в бою весьма вероятно, а еще лучше обе, то шансы выйти из боя если не победителем, то, по крайней мере, непобежденным, у германского крейсера становились весьма весомыми.
Вот только «Сидней» являлся представителем третьей серии крейсеров, типа «Чатам», где десять четырехдюймовых пушек были заменены шестью более тяжелыми орудиями в 152 мм. Кроме того, «австралиец» нес броневой пояс в два дюйма, которого у «Эмдена» не имелось, и роль брони играли заполненные углем отсеки, что для мощных вражеских снарядов не слишком надежная преграда. Потому исход боя был предрешен – со сбитыми трубами и затопленной кочегаркой, избитый британскими фугасами до полной потери возможности сопротивления, с полыхающими пожарами и большой убылью в экипаже, германский крейсер выбросился на берег острова Килинг, что находится гораздо севернее Дирекшна. Фрегаттен‑капитан Мюллер приказал выбросить белый флаг, а затем были подорваны боеголовки торпед. Внутренние взрывы окончательно искорежили горящий остов корабля, который в газетах именовали «Лебедем Востока».
