Предложенная адмиралом Фишером концепция «all‑big‑gun» («только большие пушки») – корабля, который будет нести самые тяжелые из крупных и самые легкие из мелких (на «Дредноуте поставили два десятка 75 мм) пушек, воплотилась в жизнь 3‑го октября 1906 года. Ужаснув всех противников Англии, и в этот же день свела чуть ли не к нулю все ее колоссальное превосходство в обычных эскадренных броненосцах. Последние могли потопить любой одиночный дредноут, но противостоять против эскадр таких кораблей просто не сумели бы, и были обречены в сражении. Так как ни догнать, ни удрать от гениального творения Фишера «старички» не могли, имея скорость хода 18 узлов против 21.

Теперь данное численное и качественное преимущество «обнулилось», ибо самые развитые державы принялись спешно закладывать на стапелях и спускать на воду один линкор за другим.

«Дредноутная гонка» стала лихорадить все страны мира – кто не мог построить сам, тот заказывал такие корабли у тех, кто умел это делать. «Двух державный стандарт», по которому у Британии должно столько же кораблей, сколько у двух наиболее сильных флотов, оказался под угрозой. Верфи Германии, Японии и САСШ трудились «денно и нощно», незадолго до войны и с ее началом вошли в строй первые французские, австро‑венгерские, итальянские и русские дредноуты, а еще по паре таких кораблей были переданы Аргентине и Бразилии. Даже Османская Турция могла обзавестись грозной парочкой, но в августе ее два корабля были реквизированы во время сдаточных испытаний и вошли в состав Ройял Нэви.

– «Гебен» выпил из нас много крови, но что случилось бы, если «Эрин» и «Азенкур» сейчас воевали под турецким флагом, – задумчиво пробормотал Черчилль. Нет, на русских ему, по большому счету, было наплевать, но после утопления их броненосцев на Черном море, эта тройка линкоров смогла бы доставить Англии нешуточные сложности уже на Средиземном море. А если учесть, что у австрийцев четыре таких корабля, да еще у итальянцев их будет шесть (хорошо, что «макаронники» сейчас соблюдают нейтралитет), то эта «чертова дюжина» устроила бы самый настоящий погром, пока главные силы Ройял Нэви сковывают германский флот «открытого моря». Так что он поступил совершенно правильно, когда приказал реквизировать «Решадие» и «Султана Османа» вкупе с чилийским линкором «Альмиранте Латторе», греческими крейсерами, норвежскими броненосцами и множеством прочих кораблей, что строились на британских верфях для других стран.

И хотя данная мера вызвала взрыв негодования у турок и видимое неудовольствие у других заказчиков, проводить ее было необходимо, так как английский флот не имел не только двукратного, но даже полуторного превосходства в дредноутах над кайзерлихмарине. Это отчетливо проявилось еще за четыре года до начала войны, когда казначейство решило сократить заказ на строительство новых линкоров типа «Орион» с шести до четырех, но в результате построили восемь.

В кораблестроительную программу вмешался парламент – депутаты в палате общин яростно скандировали – «мы не можем больше ждать, надо восемь срочно дать»!

Англия сразу рванула в «линкорной гонке», а вот Германия запоздала, зато потом стала лихорадочно наверстывать упущенное время. В линейных крейсерах Британия имела намного больший перевес в силах с началом войны – десять великолепных «гончих» и «кошек» (с учетом достроенного «Тайгера») против пяти гросс‑крейсеров у немцев – искомое двух кратное преимущество было достигнуто, и даже могло стать еще более лучшим показателем. Но два болвана (назначение которых на значимые посты сам Черчилль и «пробил» на свою голову) испоганили все дело, что казалось, могло принести империи самый блестящий победный результат.

Вначале идиот Милн, имея три «гончих» и четыре сильных броненосных крейсера (не подавляющий, скорее раздавляющий перевес в силах) бездарно упустил «Гебен». А потом произошло совершенно невозможный конфуз, потрясший всю «старую, добрую Англию». Вице‑адмирал Стэрди (по выражению Фишера «старый и законченный дурень») был пойман ранним утром на якорной стоянке у Фолклендов без должного пара в котлах (вообще вопиющее обстоятельство – ведь давно идет война и возможно нападение врага), и, имея солидное преимущество в силах, наголову разгромлен отрядом Шпее, потеряв всю эскадру. Да при этом два лайнера сдались в полной исправности – хорошо хоть на крейсерах «Корнуолл» подорвали котлы, а на «Бристоле» испортили и разобрали машины. Немцы не стали ремонтировать эти поврежденные корабли, которые взяты в гавани на абордаж самым предательским и вероломным нападением!

Видимо, не только на флоте, но и на островах заправляют болваны и тупицы, которые, по выражению того же Фишера, считают «артиллерийское учение неизбежным злом, а скачки и охоту своим главным делом»!

Сейчас, после злосчастной гибели «Инвинсибла» и «Инфлексибла», у Британии осталось всего 8 линейных крейсеров, в то время как у противника их уже не пять (или четыре, как могло быть, утопи Милн «Гебен»), а семь, практически равные силы. В строй в Германии вошел новенький «Дерфлингер», а у Фолклендов внезапно появились сразу два гросс‑крейсера, похожих друг на друга, но отличающихся числом башен. У одного, называемого «Фатерланд» три, у другого, имя которого пока неизвестно, две башни с одиннадцатидюймовыми пушками – и оба весьма опасные противники для любой «гончей», как выяснилось в скоротечном бою.

И самое непонятное, что вызывает серьезную тревогу – откуда они взялись в тамошних водах?!

– Сэр! Срочные радиограммы!

– Дайте их мне, Хью, посмотрю, что за новогодние подарки, – Черчилль протянул руку, чтобы взять несколько листков у адъютанта с тремя полосками нашивки коммандера флота на рукаве кителя (в виду нынешнего штатского положения и собственного невысокого чина майора Черчиллю данное обстоятельство немного грело душу). Однако внимательно посмотрев на закаменевшее и угрюмое лицо моряка, он буквально вырвал листки из его пальцев, развернул и быстро прочитал, остро чувствуя, как на лице выступили капли холодного пота. Потом хрипло произнес:

– С такими «новогодними подарками» впору подумать, что теперь даже самые мелкие неприятности станут настоящим бедствием. Хью, прошу связаться с адмиралом Фишером. Я выезжаю к нему немедленно. Распорядитесь подать мне автомобиль к подъезду!

Первый Морской Лорд

адмирал флота сэр Джон Фишер

Лондон

– Я очищу Адмиралтейство от всех сраных дураков, которые тут встали на якорь! Гнать их отсюда нужно, а не продвигать на значимые должности, с высоты которых они погубят любое выигрышное дело и тем самым нанесут ущерб Британской империи!

«Джекки» Фишер кипел от негодования, так что не пожалел «камня», который бросил в «огород» своего молодого друга. Именно таковым он считал потомка герцогов Мальборо, несмотря на то обстоятельство, что Черчилль, занимавший в Адмиралтействе самый весомый и значимый пост, не являлся моряком, как прежние «первые лорды», а был обычной земной «крысой». Но этого в нынешних обстоятельствах не нужно – раз Ройял Нэви вершит политику в мире, то и руководить им должен именно политик, имеющий вес в глазах короля, правительства и парламента, и прекрасно знающий потаенные механизмы управления страной и миром. И тут юный Уинстон (а с высоты прожитых семидесяти трех лет Джон Фишер считал сорокалетних мужчин «юношами») подходил как нельзя лучше – офицер с безукоризненной репутацией, хорошо зарекомендовавший себя на значимых государственных постах. К тому же умный и циничный аристократ имеет общие с ним взгляды на будущее флота, знает, что делать, а его кипучая энергия позволяет крушить преграды, перед которыми даже он, убеленный сединами адмирал, вынужден отступать.

Слишком много на Королевском флоте адмиралов, но со времен Нельсона не имелось таковой эпохальной фигуры, хотя сам Фишер не раз примерял на себя эту знаковую роль. Но теперь вдвоем они способны кардинально перестроить Ройял Нэви, структура которого закостенела до состояния гранитного монумента, адмиралы же превратились в столбики заграждения вокруг этого памятника былого могущества страны, с легко узнаваемыми словами гимна «Правь Британия морями»!