Историю нам предстояло сдавать в главном здании, но не в общем зале, а в одной из трех небольших аудиторий, которые Алексеев, Рылеев и Поклонская поделили между собой. Выбрать себе преподавателя не разрешалось: списки, кому из абитуриентов куда идти, были вывешены заранее. Я надеялся попасть к Алексееву — уж майор-то меня точно не завалит, даже несмотря на вчерашнее не самое доброе с ним расставание — и, честно говоря, немного опасался Поклонской: если правда, что это она снизила мне оценку за магию, штабс-ротмистр вполне могла продолжить в том же духе. Вышло, однако, не то и не се: свою звучную фамилию я нашел в списке у Рылеева. Туда же определили и Надю. А вот Тоётоми выпало сдавать в другом крыле — заместителю начальника корпуса.

В аудиторию нас приглашали по трое, в порядке, обратном количеству уже набранных баллов, так что ждать своей очереди мне пришлось довольно долго. Единственным развлечением в коридоре было встречать «отстрелявшихся», коршуном налетая на них с вопросами: «Что получили, сударыня?», «Валит, да?», «Дополнительно о чем спрашивает?» — ну и все в таком роде. Сам я в этом аттракционе активно не участвовал, но других слушал внимательно. Новости были, скажем так, неоднозначными. С одной стороны, ротмистр оказался весьма скуп на баллы — почти половина сдававших не заработали у него и одной полной дюжины, а это означало автоматический вылет — несмотря на все прошлые заслуги. С другой стороны, пока что экзамен держали мои конкуренты «снизу», так что особо переживать по поводу их невысоких оценок мне, вроде бы, было и не с руки.

Когда на исходе третьего часа ожидания строчка с моим именем в списке наконец озарилась зеленым светом, у дверей «Рылеевской» аудитории остался едва десяток человек. Включая, разумеется, Морозову — ей так и вовсе предстояло пойти последней.

— Удачи! — шепнула мне Надя, и в обществе еще двух абитуриентов — Терезы фон Ливен и, к моему неудовольствию, одного из верных воронцовцев — Плетнева — я вошел внутрь.

Рылеев сидел за столом у выходившего во двор окна, и пробившийся сквозь кроны дубов озорной солнечный лучик падал ротмистру аккурат на бритую макушку. В воздухе перед преподавателем неспешно кружился ворох экзаменационных билетов, неизменно державшихся к нам одной и той же — тыльной — стороной.

— Извольте тянуть, — без предисловий предложил нам офицер, небрежно кивнув на эту белую карусель. — Первый отвечает без задержки и получает оценку, на балл выше заслуженной, — все же пустился затем в объяснения он. — Время на подготовку второго — за счет ответа первого. Третий готовится вдвое дольше, но заведомо теряет один балл. Прошу, — указал Рылеев на билеты уже рукой и со скучающим видом отвернулся к окну.

— С вашего позволения, начну я! — раньше всех сориентировался Плетнев, делая быстрый шаг в сторону преподавателя.

Мы с молодой баронессой переглянулись.

— Прошу, сударыня, — галантно уступил я фон Ливен вторую очередь. Пусть от прекрасной дамы в облике мужеподобной Терезы было и не так много, уподобляться Плетневу и танком переть вперед мне показалось зазорным.

— Благодарю, сударь, — кивнула молодая баронесса.

Между тем, заложив руки за спину, наш пронырливый товарищ воззрился на парящие в воздухе билеты — что-то не спеша пока делать свой выбор. И тут я заметил, как спрятанные от экзаменатора пальцы Плетнева медленно сгибаются, складываясь в неплохо знакомую мне комбинацию. Кривое зрение? Точно, оно! Так вот почему воронцовец тянет! Подглядывает в текст на обратной стороне билетов! Чертов пройдоха!

Оказалось, однако, что перехитрил Плетнев разве что только самого себя.

— Ну вот, как всегда, — по-прежнему глядя в окно, проговорил вдруг ротмистр. — В каждом потоке обязательно найдется один альтернативно одаренный. Свободны, сударь, для вас испытание завершено, оценка — «ноль». Тяните билет, сударыня, — оторвавшись наконец от созерцания пейзажа за стеклом, повернулся Рылеев к фон Ливен. — Условия прежние: без подготовки — плюс один балл, второй ответ — чистая оценка.

Молодая баронесса шагнула вперед.

— Э… позвольте! — поспешно разжав пальцы и, должно быть, для верности, вовсе их растопырив, пролепетал тем временем Плетнев. — Это не то, что вы подумали, господин ротмистр!..

— А сие уже и неважно, — скривился экзаменатор. — Ступайте, сударь — не заставляйте меня вышвыривать вас в коридор силой.

— Но…

— Ступайте, сударь!

Я ждал, что Плетнев все же попытается как-то продолжить спор, но воронцовец вдруг окончательно сдулся и понуро направился к двери. На миг мне даже сделалось его немного жалко. Но только на миг.

А Тереза между тем уже держала в руках свой билет. Отступив в сторону, молодая баронесса пригласила к выбору уже меня.

«Какой брать? — внимательно следя, чтобы случайно не согнуть пальцы в какую-нибудь подозрительную комбинацию, спросил я у Фу. — И, собственно, как?»

«Любой, сударь, — откликнулся „паук“. — Подхватите левитацией, как с листами перед эссе проделали, и притяните к себе».

Так я и поступил, сцапав первый попавшийся билет. Вопрос в нем оказался всего один.

В это время фон Ливен прочла вслух свой:

— «Русско-японская война».

— «Разворот внешней политики Империи на восток при государе Федоре VI», — в свою очередь повторил я за Фу, признаться, малопонятный мне набор слов.

Выслушав, что за вопрос достался мне, Рылеев перевел взгляд на Терезу, по-видимому, ожидая начала ее ответа.

— Господин ротмистр, я прошу время на подготовку! — неожиданно заявила фон Ливен.

— Извольте, сударыня, — кивнул экзаменатор, но тут же продолжил: — Разумеется, при условии, что молодой князь любезно согласится вас выручить. Вы готовы выступить первым, сударь? — осведомился он у меня. И напомнил: — Ответ без подготовки принесет вам один дополнительный балл.

«Соглашайтесь», — подсказал мне фамильяр.

— Готов, господин ротмистр! — доложил я, по-прежнему не зная ни слова по билету.

— В таком случае — прошу, — кивнул мне Рылеев.

«На девятом году царствования Императора Федора VI…» — тут же включился в работу «паук».

— На девятом году царствования Императора Федора VI… деда нашего нынешнего государя Бориса VIII… после победы в скоротечной войне с контролируемыми духами Северо-Американскими Соединенными Штатами, вошедшей в историю как Вторая Астральная… встал вопрос о новом векторе российской внешней политики… — принялся отвечать я.

Паузы, которые мне приходилось выдерживать, чтобы выслушать фамильяра, вполне можно было отнести на счет естественного волнения, да и с каждым разом они становились короче — понемногу я приноравливался к своему суфлеру.

— Значительная часть Боярской Думы полагала, что в связи с разрядкой международной обстановки пришло время наладить охладившиеся в ходе войны отношения с Китаем. Однако некоторые влиятельные вельможи, в число которых входил двоюродный брат августейшей супруги Федора VI Глава Кабинета министров Светлейший князь Михаил Романов, батюшка нынешнего московского наместника, настаивали на укреплении союза с Англией. Аргументы обеих сторон, у каждой — по-своему убедительные, я приведу чуть позднее, пока же отмечу, что англичане, вероятно, преувеличивая собственную роль в отгремевшей войне, самонадеянно выдвигали условия, категорически для Империи неприемлемые. В частности — фактическое предоставление независимости Польше и отказ России от идеи патронажа над Японскими островами…

* * *

— Великолепно, — не сдержал эмоций Рылеев, когда минут через десять я наконец завершил свой обстоятельный ответ. — Просто великолепно! Признайтесь, сударь, готовясь к экзамену, вы прочли монографию «Запад и восток: выбор века» за моим авторством?

«Глупо отрицать: местами я дословно цитировал вам сей труд», — заметил Фу.

— Так и было, господин ротмистр, — скромно опустил я глаза.

— Вот уж не думал, что услышу такое на вступительном испытании, — в восторге покачал головой преподаватель. — А позвольте поинтересоваться, где вы нашли сию книгу? Тираж был совсем невелик…