С другой стороны, откажусь — вляпаюсь в очередную историю с Конвоем. Из которой так просто могу уже не выпутаться…

Ну и зараза же этот Фу!

— Короче, так! — тряхнув головой, бросил я. — Я не беру на себя никаких обязательств, но разрешаю вам мне служить. Да, формулировка именно такая, и другой не будет! Служить — в течение испытательного срока… Размер коего я установлю позже! — ухмыльнувшись, уточнил я. — В случае же малейших подозрений в ваш адрес оставляю за собой полное право выгнать вас ко всем чертям. То есть к злобным духам. Устраивает такой вариант?

«Вполне, сударь, — слегка припав на передние лапки, изобразил нечто наподобие поклона „паук“. — Благодарю вас… за доверие. Обещаю, о сделанном выборе вы не пожалеете. А сейчас, с вашего позволения, я исчезну до поры: у вас ожидаются гости».

— Гости? Кто? — удивился я, оборачиваясь к входу в купе.

Аккурат в этот момент дверца плавно отъехала в сторону, и внутрь шагнула Милана.

— Не помешаю? — с улыбочкой поинтересовалась она.

Дверь вернулась на место, сухо щелкнул запор. А затем на рубашке Воронцовой недвусмысленно расстегнулась верхняя пуговичка.

«Осмелюсь заметить, сударь: нынче в вино ничего подмешано не было!» — сообщил между делом Фу.

«Сгиньте», — беззвучно велел ему я.

«Как вам будет угодно, сударь!»

Выскочивших из петелек пуговиц было уже три, но все самое интересное еще оставалось впереди.

в которой я временно сажусь во главе стола

Первопрестольная встретила нас известием о смещении Светлейшего князя Всеволода Романова с поста московского наместника. Об этом судачили все и всюду: и мастеровые-железнодорожники на перроне, и праздная публика на привокзальной площади, где мы дожидались коляску, которая должна была доставить нас в корпус. И даже Федоровские кадеты в трапезном зале, куда сразу по прибытии направил нас Алексеев — было как раз время завтрака.

Говорили… разное. Так, кто-то утверждал, что Светлейший князь соблазнил гостившую в России юную племянницу герцога Ольденбургского, близкого родственника августейшей супруги Его Императорского Величества, и после сам подал в отставку, дабы сбить накал разразившегося международного скандала. В другой интерпретации, это была дочь Венецианского дожа, рассматривавшаяся в качестве возможной партии для самого Цесаревича Иоанна, и, соответственно, ушел Романов с высокого поста вовсе не добром, а был выгнан взашей разгневанным Борисом VIII.

Иные, однако, заверяли, что бывший наместник ни в чем не провинился — напротив, его незаурядные способности в очередной раз произвели на Императора впечатление, и тот решил отдать в управление Романову всю восточную часть России от Уральского хребта до Камчатки и Порт-Артура, высочайший указ о чем вот-вот будет обнародован. А некоторые даже с уверенностью пророчили Светлейшему князю скорое возвращение на пост Главы Кабинета министров — якобы, дело сие уже было решенным, осталось только придумать утешительно-почетную должность нынешнему Премьеру, графу Бестужеву-Рюмину.

Кстати, вот проводников последней версии, честно говоря, я бы на месте Конвоя и III Отделения взял на карандаш — очень уж подозрительно она перекликалась с реальностью.

Впрочем, с самим III Отделением тоже было не все просто. По слухам (их обсуждали громким шепотом), в московской губернской экспедиции жандармов ныне царил сущий разгром. Накануне вечером туда нежданно нагрянул десант из Петрополиса и заключил под арест чуть ли не половину личного состава. Временным начальником был назначен «варяг» — толком никому в Москве не известный есаул Собственного Его Императорского Величества Конвоя Семенов, его первым заместителем — почему-то избежавший опалы поручик Петров-Боширов, спешно произведенный в штабс-ротмистры.

На удивление, связать между собой отставку всесильного Романова и крутые перемены в бывшей епархии князя Огинского в голову никому не приходило. Возможно, потому, что о «воскрешении» Сергея Казимировича и заочном ему приговоре еще не стало широко известно — по крайней мере, никаких разговоров об этом я не слышал.

В корпусе в наше отсутствие тоже произошло нововведение — в масштабах страны и даже губернии, конечно, совсем не значительное, но, по-своему, знаковое: питаться нас, новичков, из прежнего большого зала перевели в соседний, второй от входа, предназначенный для кадетов первого года обучения. Здесь также стояло три стола, но гораздо меньшего размера: на двенадцать персон каждый. Причем, нас — меня, Воронцову и Ясухару — рассадили по разным, но непременно — во главе. Как пояснил мне Фу, эти почетные места отдавались нам не навсегда — в течение учебного года за удержание их за собой еще предстояло побороться. А вот возможности перейти за другой стол ни у кого теперь не имелось — отныне курс был поделен на три отделения, между которыми впредь подразумевалось товарищеское соперничество. Такие вот Гриффиндор со Слизерином.

Среди прочих, за своим столом я обнаружил молодую баронессу фон Ливен, княжну Тинатин Багратиони, а также Марию «Комната Номер 333!» Муравьеву. Кутайсов и Гончаров, ухитрившийся, несмотря на травму руки, успешно пройти вступительные испытания, ожидаемо сидели подле Миланы. Компанию же Тоётоми составлял, в частности, еще не так давно негодовавший по поводу лидерства японца Юдин.

А вот Надя на завтрак не пришла. Причем, за каждым из трех столов оставалось по паре свободных мест, так что вычислить, куда именно распределили Морозову, никакой возможности не было. Не знал этого и Фу.

«Помилуйте, сударь, я не всеведущ, — ответил „паук“ на мой прямой вопрос. — Увидитесь — сами спросите у Надежды Александровны!»

«А где она, можете хотя бы сказать?» — недовольно поинтересовался я.

«Думаю, где-то на территории корпуса. Если желаете, сударь — могу ее поискать».

«Да, поищите», — велел я.

«Слушаюсь, сударь».

Много времени поиски у духа не заняли.

«Надежда Александровна на учебном полигоне, — сообщил мне Фу уже через каких-то пару минут. — В свободное время кадетам первого года обучения не возбраняется его посещать — чтобы самостоятельно практиковаться в магии».

«Это где?» — осведомился я.

«За перелеском, что явился сценой вашего с Надеждой Александровной последнего разговора».

«Эх…» — напоминание о том, как именно мы с Морозовой расстались, ввергло меня в некоторое уныние. Это ж еще мириться придется!

Ладно, решил я, беря в руку чашку с чаем: сделаю первый шаг — приду на этот самый полигон. А там — посмотрим!

Полигон оказался целым комплексом строений и открытых площадок за единой оградой. На входе дежурный кадет второго года обучения, окинув меня свысока строгим взглядом бывалого служаки, потребовал предъявить письменное разрешение администрации. Я лишь развел руками — нету, мол — и собирался уже с чистой совестью удалиться, отложив непростой разговор с Надей на потом, но, пренебрежительно пробормотав себе под нос что-то вроде «Салага!..», старшекурсник веско обронил:

— Обождите! — после чего шагнул к закрепленной на столбе ворот серебристой дощечке, в которой я узнал Мессенджер, он же «Удаленный писарь» — вроде того, что висел в столовой в особняке Сергея Казимировича.

«Почему вы мне не сказали, что сюда нужно разрешение?» — воспользовавшись возникшей паузой, упрекнул я Фу.

«Вы не спрашивали, сударь. А я помню наш уговор: помогать только в том, о чем вы прямо попросите — дабы не лишать вас возможности отвергнуть помощь».

«На подсказки и советы чисто информационного характера это не распространяется», — буркнул я.

«Впредь учту, сударь».

Тем временем, отослав запрос по Мессенджеру и оперативно получив ответ, второкурсник снова повернулся ко мне.