— Но если у вас все же не выйдет — что станет с Лим? — аккуратно осведомился я. — После подписания такого заявления? Тогда уж Квак на ней вовсю отыграется! Товарищ он злопамятный — по себе знаю!

— Верно, — после новых коротких раздумий кивнула начальница Управления. — Поэтому скажу так: как только мне на стол ляжет заявление Лим — она сразу может идти оформлять себе постоянный пропуск на седьмой этаж. А как дальше обернется с Кваком на четвертом — это уже моя забота! Идет?

— Думаю, ее это устроит, — прикинув, согласился я. — Но лучше все же у самой у нее спросить…

— Вот и спросите, — подытожила Джу. — Но только не в стенах Пэктусан, — с нажимом добавила затем. — Где-нибудь на улице, после работы, будто бы случайно встретив…

— Хорошо, сделаю все как надо, — заверил я собеседницу.

* * *

Сперва идея Мун Хи с заявлением неслабо так Лим напрягла, но, дослушав предложение начальницы Управления до конца, девушка с ее планом согласилась — пусть и не без некоторых сомнений.

В результате на следующий день я занес подписанную ею бумагу Джу, а еще днем позднее, в среду, утренний номер «Нодон Синмун» вручала мне уже не Пак, а Сук Джа. Тетушка из приемной, правда, тоже никуда не делась, по крайней мере пока: для Лим просто поставили второй стол, потеснив в угол одну из пресловутых пальм.

Однако здесь я слегка забегаю вперед, а вечером в понедельник у меня состоялся еще один важный разговор — с донджю Ли Хо Соком и его сыном Ли Джин Хо. Так что сперва — об этом.

С Ли Хо Соком я созвонился еще в воскресенье, как только простился со своей милой гостьей. Время было далеко не позднее, и я предполагал на этот же вечер и договориться о встрече, однако не вышло: донджю, по его словам, находился не в Пхеньяне — в заочно небезызвестном мне пограничном Синыйджу. Но заверил меня, что уже следующим утром возвращается в столицу и с радостью увидится со мной по окончании рабочего дня в понедельник. Так мы и условились.

В качестве места рандеву Ди Хо Сок выбрал ресторан у станции метро «Чону» на севере центральной части города. От здания концерна Пэктусан туда вела прямая ветка, а вот на троллейбусе мне пришлось бы ехать с пересадкой, так что подземкой я и воспользовался. Пришлось, конечно, немного потолкаться — и это о-очень мягко выражаясь: час пик есть час пик, а нравы в пхеньянском метро, как я уже упоминал, царили те еще, со строгим порядком на поверхности не сравнить. В общем, уже на выходе я обнаружил, что оставил в вагоне пиджачную пуговицу — к счастью, нижнюю, которую и так не застегивал, еще по московской привычке. Дома у меня, понятно, имелась запасная, но сейчас пришлось идти «в свет» так.

А вот ткань костюма жесткую проверку давкой выдержала — практически не помялась.

Ресторанчик располагался на первом этаже высокого жилого дома. В отличие от пиццерии, где я уже, можно сказать, был завсегдатаем, очереди к его дверям не наблюдалось. И буквально на моих глазах какая-то парочка подошла к суровому швейцару, обменялась с ним парой фраз — но удалилась не солоно хлебавши. Собственно, вовсе не хлебавши.

Однако в отличие от этих бедолаг я знал «секретный пароль».

— К товарищу Ли Хо Соку, в вишневый кабинет, — проговорил веско — и беспрепятственно прошел внутрь.

Швейцар подозвал официантку в нарядном чосонот, и та проводила меня в отдельную кабинку, где уже и ждал донджю со своим сыном.

Мотоциклиста я узнал сразу, но Ли-старший нас друг другу еще и дополнительно представил. Молодой Джин Хо — на вид ему было года двадцать четыре — одна штиблета которого, пожалуй, стоила дороже, чем весь мой прикид из «Тэсон», долго и энергично мне кланялся и обеими руками стискивал мою ладонь, параллельно рассыпаясь в благодарностях. В какой-то момент мне от этого даже как-то неудобно сделалось — но тут незадачливый байкер выдохся, и мы наконец расселись.

Меню мне не предложили — просто на столе сразу стали появляться блюда, одно за одним. Кухня, как я понял, здесь была местная, корейская. Какие-то из кушаний я уже узнавал — тот же супчик- мандукук или пибимпап — а другие не смог идентифицировать даже на вкус.

Ко всему этому шло вино — очень приличное, чилийское.

Жесткую позицию Джу о молчании за столом семейство Ли, как видно, не разделяло, но к делу переходить они тоже не поспешили, начав разговор издалека. Хо Сок с нескрываемой гордостью рассказал о своей строительной компании. Ну, как своей — формально та была государственной, но, по большей части, работала на деньги, вложенные донджю, прибыль же делилась пополам. Свою долю инвестор нередко получал натурой — то есть квартирами в новых домах, которые после продавал уже сам.

А я и не знал, что здесь существует самый настоящий рынок жилой недвижимости! Впрочем, кажется, тот все же был не вполне официальным, «серым».

Меня так и подмывало полюбопытствовать, а где и как Хо Сок раздобыл свой первоначальный капитал, но делать этого я благоразумно не стал.

У Ли-младшего же, как выяснилось, имелся свой собственный бизнес пусть и куда скоромнее отцовского. Джин Хо (сюрприз!) торговал байками. В обход международных санкций завозил их через подставную сингапурскую фирму и с переменным успехом пытался продать в Пхеньяне. Очень с переменным, как я понял: особым спросом этот товар в стране не пользовался, так что предприятие постоянно балансировало на самой грани рентабельности.

— Не понимают пока наши люди всей прелести обладания мотоциклом! — доверительно пожаловался мне парень. — Два колеса у них ассоциируются с велосипедом, то есть с прошлым, с бедностью! Почти каждый, кто может себе позволить что-то дороже мопеда, всеми правдами и неправдами пытается заполучить автомобиль. Пусть даже отечественный — лишь бы на четырех колесах…

Сам Джин Хо в собственном товаре просто души не чаял и всячески расписывал мне ни с чем не сравнимое удовольствие, которое испытываешь в седле несущегося по пустой улице мощного байка. Когда же, расслабившись и слегка увлекшись — не без влияния чудесного сухого Don Melchor — я неосторожно брякнул, что дело это мне знакомое, мой молодой собеседник пришел просто в неописуемый восторг. Засыпал меня вопросами: где я учился водить, как сдавал на права… Пришлось сослаться на армию — там, мол, освоил. А прав нет — не выдали, типа…

— Надо же, — покачал головой Ли-младший. — Вот уж не думал, что наша армия настолько прогрессивнее обывателей! Сам я не служил, — пояснил он мне зачем-то. — С моим кечхын в армию не берут… В институт я из-за него тоже не поступил — и вот, помогаю Родине, как могу, приобщаю соотечественников к лучшим образцам цивилизации… — кажется, это он вовсе не пошутил так.

А вот насчет скверного кечхын, выходит, Джу богатенькую семейку сразу раскусила!

Но все же непонятно, почему таких не призывают в армию? Боятся давать в руки оружие неблагонадежным элементам? Но есть же на такой случай какой-нибудь стройбат — в Пхеньяне, вон, сплошь и рядом попадаются солдаты с лопатами или — даже чаще — с метлами (я еще прозвал таких про себя «сборной корейской народной армии по квиддичу»), занятые отнюдь не боевой подготовкой…

С другой стороны, как я уже уяснил, армия здесь — один из главных социальных лифтов, в ту же партию многие вступают именно во время службы. Может быть, это от него отсекают «чуждый элемент»? Коли так, то, судя по моим нынешним собеседникам — без особого толку…

Тем временем, слово снова взял Хо Сок — принялся извиняться за то, что не смог встретиться со мной вчера, сразу после моего звонка. Срочная командировка, все дела…

— Уезжал тоже второпях, — развел руками Ли-старший. — Не было даже времени в общем порядке дожидаться разрешения «с синей полосой» — пришлось пойти окольным путем… Ну, вы понимаете… Сделали за день — успел. А еще чуть-чуть бы протянул — выгоднейший контракт бы упустил!