Когда поле было готово, главный судья жестом показал игрокам обеих команд, чтобы они готовились. Мирон и остальные «аллигаторы» поднялись со своих мест, снимая куртки с гербами. Их тренер ободряюще захлопал в ладоши:

— Так собрались! Никому не расслабляться!

Мирон, уже в майке и шортах, наклонился ко мне для поцелуя. Я, застеснявшись сперва подалась назад — мало того, что я села на другую трибуну, так ещё и показательно целуюсь с игроком команды-противника.

Но, потом я передумала:

— «Ой, да и ну и что! Пусть думают, что хотят!..»

Я сама подалась вперёд и позволила Зубатому поцеловать меня. Поцелуй вышел долгим, жарким и гораздо более откровенным, чем мне бы хотелось. Ну и пусть.

Мирон счастливо улыбнулся мне и побежал на поле к своим. Я смотрела на него, жизнерадостного и улыбающегося, и его счастье передавалось мне. Я чувствовала на себе десятки возмущенных взглядов с противоположной трибуны, но мои отношения с моим парнем их не касаются. А баскетбол — это спорт, а не война (хорошо бы ещё, чтобы все это знали и понимали).

Через несколько секунд прозвучал свисток судьи, и игра началась.

Матч проходил бурно, с яростными и громкими криками на обеих зрительских трибунах.

Я опасалась смотреть в сторону Ореста, я боялась вновь поймать на себе его взгляд. Но я не могла его не чувствовать. Казалось, Орест Гольшанский, каким-то непостижимым образом мог касаться меня взглядом. И от этих мыслей становилось страшно. Страх вязкой тяжелой массой наваливался на меня, затуманивал сознание и стискивал легкие.

Но я показательно радовалась, иногда кричала вместе с другими болельщиками «аллигаторов и старательно аплодировала, когда Мирон забрасывал мяч в кольцо. В кольцо сборной по баскетболу нашей школы. М-да… Чувствую, я за это, позже, непременно поплачусь.

Аллигаторы выиграли. Нет, не просто выиграли это, был разгром!

Семьдесят два — двенадцать. Полное уничтожение сборной двести восемьдесят второй школы. Если у нас воспримут это слишком болезненно я, пожалуй, «заболею» на недельку, чтобы ни у кого не возникло соблазна вымещать на мне раздражение за проигрыш наших баскетболистов.

Когда игра закончилась, трибуна, на которой я сидела, взорвалась победными криками и аплодисментами. Кто-то даже взорвал над головам несколько хлопушек, засыпав ряды со зрителями, разноцветными блестящими конфетти.

Мирон на радостях, заключил меня в свои объятия. Обнимая Зубатого я старалась не обращать внимание на плотный, солёный запах пота, который его окружал. ОН был так счастлив и так радовался своей победе, что я не посмела от него отстранится или, тем более, указать ему на его конфуз.

— Ты видела?! Видела, как я забросил последних два мяча?! А?! — восторженно, с нескрываемой радостью, спросил меня Мирон

Его глаза горели, светились счастьем. Он весь сиял, как и вся их команда. Команду и болельщиков аллигаторов охватила победная эйфория.

После игры я хотела поговорить с Лерой и Лёвой, мне нужно было многое им рассказать. Но мне пришлось остаться с девушками других баскетболистов, пока сами «аллигаторы» отправились в душ.

— А твой сегодня молодец, — с какой-то хитроватой улыбкой, заметила стоящая рядом со мной Инга.

Сегодня она была одета куда проще, чем на прошлом матче «аллигаторов», в полосатый пуловер и тёмные джинсы.

— Да, видно у него было вдохновение, — согласилась я.

— Интересно, — лукаво протянула Инга, — что, или может, кто его так вдохновил? А?

Я смущенно улыбнулась, и отвела взор.

— Знаешь, — проговорила вдруг Инга, — ты совсем не похожа на других девушек Мирона.

Я с интересом взглянула на неё. Я как-то совсем забыла, что эти девушки вполне могут знать Мирона гораздо дольше, чем я. Осознание этого, к моему удивлению, одновременно вызывало у меня неловкость и что-то похожее на ревность. Знаю, глупо, но мне было неприятно, что Инга или другие девушки баскетболистов могли знать о жизни Мирона, больше меня.

— Я знаю, что до меня у него было достаточно… отношений.

— Достаточно? — засмеялась вдруг Инга и посмотрела на других девушек.

Те тоже в ответ, захихикали. Звук их смеха вызвал у меня растерянность, я не знала, как себя вести и что означает такой их смех. Почему, чёрт возьми, нельзя просто сказать, вместо того, чтобы глупо хихикать надо мной?

— Да Мирон менял девчонок, как аватарки в Инстаграме, — в глазах Инги я увидела странное торжество, а её улыбка имела привкус яда.

Другие девушки по-прежнему хихикали за моей спиной.

— Обычно, все заканчивалось после первого-другого раза, — чуть поморщившись, ответила Инга, — Зубатый не создан для долгих и серьёзных отношений.

— Первого-другого раза? — переспросила я. — Вы про…

— Ага, про это, — кивнула Инга, — Так что если хочешь его удержать, оттягивай момент, как можно дальше.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Я хотела что-то ответить, но мне было тяжело сформулировать какие-то мысли. Похабный намёк Инги потряс и выбил меня из колеи. И всё, что я могла — это, пребывая с стыдливом замешательстве, слушать обидные смешки Инги и других девушек.

Я, вдруг поняла, что мы с ними вряд ли когда-то, во всяком случае по-настоящему, сблизимся. Я всегда буду для них чужая и не такая, как они все. И сейчас, Инга провела довольно заметную грань, отделяющую меня от их компании. Мне довольно прозрачно дали понять, что я в их компании ненадолго. Собственно, до «первого-другого раза», если я правильно поняла скотский намёк Инги.

— Мне нужно позвонить, — промямлила, чувствуя, как пылают щёки.

Девчонки, в ответ, рассмеялись пуще прежнего.

Глотая обидное чувство, я отделилась от них и прошла дальше по просторному школьному вестибюлю.

Все вокруг только и делали, что обсуждали только что закончившийся матч.

Я достала телефон и начала, для виду, листать меню. Никому звонить я не собиралась. Всё, что я хотела, это дождаться Мирона и провести остаток дня с ним.

Сильнейший толчок в спину, заставил меня упасть на колени. Я успела, кое-как сгруппироваться, но всё равно достаточно больно ударилась левым коленом и локтем.

Раздался чей-то смех, на меня с разным выражением на лицах уставились, стоящие вокруг лица.

Я ошарашенно оглянулась назад, возле меня стояли трое парней. Один из них, темноволосый здоровяк, в футболке баскетбольной команды нашей школы, угрожающе нависал надо мной.

Я отлично знала его, как и вся наша школа — это был Лёня Кравец, парень нашей школьной королевы, Веры Кудрявцевой.

— Ну, что Лазовская? — с нескрываемой злостью прорычал Кравец, — Давно ты с этими ящерицами облезлыми, спуталась, а?! Чё молчишь курица?!

— К-кравец… — выдохнула я. — Ты что сдурел?! Что ты делаешь?!

Я поднялась с полу, и он шагнул ко мне. У меня упало сердце, я вся сжалась в тени обозленного парня.

— Я сдурел?! — прорычал он, глядя на меня. — А то что ты, как шалава, чужим продалась, это, по-твоему, нормально?!

Я остолбенела, шокировано глядя в перекошенное от гнева лицо Лёни.

— Что… Что ты сказал?.. — проговорила я дрогнувшим голосом.

Пугливая дрожь прокатилась по всему моему телу, нагнетающее чувство опасности взбиралось по животу, выползало на грудь и комком застревало в горле.

— Ты… Т-ты что… — не находя слов, чувствуя выступающие на глазах слёзы, тихонько спросила я.

— Я сказала, что ты, Лазовская, как последняя ш**ра своих предала и под этих, чёрно-желтых, послушно легла!!! — проорал мне в лицо взбешенный Кравец.

Я в страхе отступила от него. Я была уверена, что Леонид сейчас меня ударит. Двое его друзей встали по обе стороны от меня.

— Это что это здесь происходит, такое, я не поняла?! — раздался вдруг возмущенный голос Лерки.

Логинова и Синицын протиснулись через кольцо «зрителей», которые стояли вокруг.

Лера увидела меня и Леонида, решительно подошла и встала между нами, повернувшись лицом к Кравцу. Лерка была заметно выше, чем я и могла смотреть в глаза Кравцу с меньшей разницей в росте.