— Зачем я помогал?! Ты серьёзно?! Ты не понимаешь, глупая ты, малолетняя, дрянь?! Ты правда не понимаешь, своей тупой белобрысой башкой, зачем я это делал?! Да?!!

Последнее словно он прокричал с такой болью и яростью, что оно, ещё несколько коротких мгновений содрогающимся эхом разносилось по ферме.

— Он попросил меня о помощи! — процедил Нифонт. — Ты не понимаешь! Да я для него ничего не значил! Я был пустым местом! Просто постыдным плодом одного из его коротких увлечений, которым была моя мать! А когда я согласился помочь… Ты…

Он ухмыльнулся.

— Моя жизнь кардинально изменилась! Он дал мне пост начальника безопасности своего банка! У меня появились деньги, влияние, и даже…

— Власть, — подсказала, и осторожно, медленно села. — Всё это стоило…

— Пару десятков повешенных маленьких с***к? — со злобным презрением торжествующе ухмыльнулся Нифонт. — Да конечно стоило, мать твою! Ты дура, если думаешь, что мне хоть на миг было их жаль! Их жизнь все равно ничего не стоит! Какие-то там безымянные щенки, рожденные всяким нищим быдлом! Что значит их жизни?! Кому они нужны?! Чего они стоят?! Что мир много потеряет, если в нем станет не три-пять десятка меньше рассчётливых шлюх, подлых стерв и меркантильных с*к? А?! Ответь мне!

— Ты не мог знать, кем могли бы стать эти девочки, — ответила я. — Зато ты смог быстро придумать себе оправдание, что их жизни ничего не стоят.

— Пусть так, — пожал плечами Нифонт. мНо они и правда меня не волнуют.

— Я поняла, — кивнула я. — А ты видел… Хотя бы раз?

— Раз? — ощерился Нифонт, и глаза его наполнились чернотой ночи. — Да я был там все разы! Каждый раз! Я видел, как они верещали, плакали и просили отпустить их! Жалкое зрелище!..

Он сплюнул себе под ноги.

Я услышала то, что хотела. Нифонт был там. Каждый раз. Значит он видел.

— Жалкое, говоришь? — переспросила я. — Что же ты каждый раз стоял в стороне, когда все происходило?! Если они такие ничтожества, что же ты сам… никогда… А?! Нифонт?! Ведь их жизни ничего не стоят!

Мой голос дрожит. На глаза, против воли просятся слёзы. Я помнила лица погибших девчонок. И меня одновременно раздирало горестное, тоскливое чувство и нарастающий гнев. Сколько гадкого лицемерия, показательного пренебрежения и злобы было в голосе Нифонта. И как искренне он ненавидел всех жертв Портного.

— А зачем мне марать руки? — ощерился Нифонт. — Он сам всё делал. Для неё.

Я молчала. Я ждала. Я надеялась. Он сейчас скажет… Назовёт Портного по имени. Ну же… Вот сейчас.

— Мое дело-платья, ведь так, как это делал я, не мог больше никто — пожал плечами Нифонт. — А уж девчонок души…

Грохот. Затем ещё один. И ещё два! Раскатистое эхо мощных выстрелов разорвалось в ночи, и прокатилось над заснеженными полями вокруг фермы.

Нифонт вздрогнул, поперхнулся. Глаза его безумно вытаращились.

— Нет! — выдохнула я. — Нет, нет, нет!

Нифонт выронил пистолет, прижал руки к животу. Глядя на меня диким взглядом, он приоткрыл рот, что-то прохрипел, но вместо слов через приоткрытые губы хлынула кровь.

— Нет! — в который раз вскричала я, подхватываясь с места.

Я бросилась к нему. Нифонт упал в снег. Его тело немедленно забилось в конвульсиях.

— Да что ж ты… — плача от бессилия простонала я. — Боже… нет… Нифонт! Нифонт! Смотри на меня! Ты слышишь! Скажи мне… Умоляю, скажи мне имя! Кто он?! Кто?!! Ты же знаешь! Ты же был там, каждый раз! Скажи мне! Скажи, прошу тебя!

Я держу его лицо в ладонях. Нифонт силиться сказать мне что-то. Но задыхается от льющейся через его рот темно-багровой крови.

Через мгновение он затих, плечи его расслабились, тело перестало содрогаться в агонии.

Не веря своим глазам, я стояла на коленях перед телом Нифонта. Под ним, на снегу стремительно

Я услышала приближающийся звук шагов. Подняв взгляд, я увидела подходящего ко мне Бронислава в уже знакомом оливковом свитере и джинсах.

Я увидела пистолет в его левой руке, и поднялась.

— Зачем?! — воскликнула я. — Зачем было его убивать?! Зачем?!! Ты… Ты не понимаешь, что натворил!

Меня начинала одолевать истерика. Давали о себе знать в конец измотанные нервы.

— Заткнись, — бросил он холодно, и присел возле Нифонта.

Деловито потрогав его шею, он лишь кивнул. Поднялся, взглянул на меня.

— Ещё бы немного и он сказал… — я во время замолкаю.

Бронислав чужой. Я его не знаю. И не стоит болтать ему лишнего. Нужно взять себя в руки. А это не просто. Пережитые эмоции и чувства стадом диких животных скачут внутри меня.

Бронислав ничего не сказал. Просто вдруг резко ринулся ко мне. Я даже не успел среагировать. Он схватил меня за ухо. Больно выкрутил, чуть поднял вверх, и прорычал:

— Я тебе, что сказал делать?! Ты что идиотка?! Ты хоть понимаешь, что могла здесь и сегодня просто погибнут! По своей собственной дурости!!

— Пусти! Пусти меня! Ай!.. — вскричала я, кривясь от боли. — Ты что! Перестань! Перестань, мне боль!.. Пожалуйста!..

Я захныкала, из глаз, по щекам заструились слёзы. Это было больно и унизительно! Как будто я ему служанка какая, или ещё кто, похуже!..

— Тебя видимо, мало за уши таскали, — прорычал рассерженный Бронислав. — И твоя безмозглая задница, очевидно, тоже ремня не пробовала?! А? Может прямо сейчас исправить этот не достаток?!

— Только попробуй, — плача простонала я с обидой.

— И что ты сделаешь, дура?!

Вместо ответа я попыталась стукнуть его ногой, но получилось нелепо, и как-то по-дурацки.

— Пошли, — Бронислав и не думал отпускать меня. — Мне нужно показать, что ты жива, и с тобой всё в порядке. На удивление…

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Четверг, 21 марта

На электронных часах сменилась минута, ещё семнадцать минут, и будет пять часов вечера. За окном уже давно стемнело, на соседних улицах, на силуэтах стареньких девятиэтажек горели десятки желто-оранжевых квадратиков. Откуда-то снизу доносились звук проезжающих автомобилей.

Диана, чуть поджав ноги, уже два часа, как спала. Когда они прибыли на конспиративную квартиру, Диана отыскала в холодильнике колбасную и сырную нарезки. Немедленно сотворила несколько бутербродов. И, не слушая Стаса, который пообещал в течении двадцати минут приготовить нормальную горячую пищу, стоптала все три бутерброда.

После этого девушке ещё посчастливилось отыскать бутылку неплохого красного вина, в одном из ящиков кухонного стола.

Корнилов пить отказался наотрез, а Диане позволил выпить полбокала. Девушка пережила слишком много, и хотя, ближайшее будущее кажется не очень ясным, и их испытания точно не закончены, Стас счел не лишним позволить Злотниковой слегка расслабиться.

Тем более, что как девушка не просила «ещё один бокальчик» Стас ей выпить категорически не позволил, но этого и не требовалось. Диана, стащив с кресла цветной плед, улеглась прямо в одежде на заправленную кровать, и, что называется, «отключилась».

Все это время, пока она спала, Корнилов сидел в кресле, сложив руки под голову и, рассматривая серо-белый потолок, обдумывал последние события.

Пару минут назад ему звонил Арцеулов и сообщил, что Артем Солонкин пытался убить Сильвестра Гольшанского. Но, к разочарованию Сени, говорить Артём категорически отказывается, и того, кто его послал выдавать отказывается.

Стас приказал Сене забрать Артёма в СИЗО Управления Уголовного розыска. Корнилов волновался, он не без причины переживал, что Поклонник Людмилы Елизаровой постарается ликвидировать Солонкина любым способом.

Пока Диана спала, Стас так же прикидывал, кем мог оказаться младший брат Артёма Солонкина. Ведь, можно не сомневаться, что именно он заставил своего старшего брата убрать Сильвестра Гольшанского. Но пока у Стаса были только догадки. Да и то, очень поверхностные, не точные, и неопределенные.

Резкий, противно зудящий дверной звонок, как удар тока пронзил и разорвал монотонную дремоту властвовавшего в квартире полумрака.