Пораженный, устрашенный, смотрел Андренио на ужасное побоище, на немыслимую эту жестокость; укрывшись, по настоянию Критило, в безопасном месте, он восклицал:

– Ах, злодейка! Ах, мучительница! Лживая ты бабища, ты хуже самого свирепого зверя! Неужто все твои нежности имели эту цель? Ради этого расточала ты заботы и ласки? О, невинные ягнятки, как рано стали вы жертвою злого рока! Как быстро очутились на плахе! О, мир обманов! Таковы твои порядки? Таковы твои дела? Нет, я должен своими руками отомстить за столь неслыханную подлость.

Сказано – сделано. В ярости ринулся Андренио из укрытия, чтобы разорвать на части жестокую обманщицу, но ее и след простыл – она и все ее приспешницы вернулись обратно за новым стадом ягняток, чтобы предательски вести их на бойню. Так приводили они все новых и новых, звери терзали малюток, а Андренио безутешно оплакивал погибших.

Но вот, средь ужасающей этой сумятицы и кровавого побоища, в другом конце долины, на высоких горах, появилась, подобная Авроре, другая (поистине другая!) женщина – озаренная сиянием, окруженная прислужницами; паря без крыльев, спускалась она, чтобы спасти гибнущих детей. Лик ее был спокоен и важен, от него и от самоцветов на вышивке платья струились истоки света, заменяя лучи отсутствовавшего владыки дня. Ослепительна была ее красота, и среди свиты красавиц она по праву носила венец королевы. О, радость! О, счастье! Лишь завидели ее разъяренные звери, вмиг прекратили бойню и пустились наутек, с пронзительным воем прячась по своим норам. Милосердная спасительница стала подбирать немногих уцелевших, да и те были все в ранах и ссадинах. Пригожие ее помощницы усердно отыскивали детей, извлекали из темных пещер и даже из пастей злых чудищ – всех, сколько удалось, собрали и взяли под защиту. Андренио заметил, что то были дети самые бедные и менее всего обласканные мерзкой обманщицей; пуще всего пострадали от зверей дети богатых и знатных родителей. Когда всех уцелевших собрали вместе, благодетельница поспешно повела их из этого опасного места в другой конец долины, затем вверх, на гору, и так, без остановки, вела до самой вершины – где высоко, там безопасно. Отсюда они, умудренные своей избавительницей, глядели и созерцали великую опасность, которой недавно подвергались, того не сознавая. Красавица же, надежно их укрыв, стала раздавать драгоценные камни – каждому по самоцвету, – которые, имея целебные и охранительные свойства, излучали вдобавок свет, столь яркий и ровный, что ночь превращалась в день; и что белее всего ценно – камни эти выручали из любой беды. Детей затем отдали под спеку мудрым наставникам, дабы те повели их еще выше, в Великий Град Мира.

Между тем снизу донеслись вновь вопли детей, раздираемых в роковом ущелье и гибнущих от звериных клыков. Тотчас милосердная королева со своими амазонками устремилась к ним на помощь.

Андренио не мог опомниться от удивления, сопоставляя столь разные поступки и размышляя над чередованием бед и удач в жизни сей.

– Как противоположны две эти женщины! – говорил он. – Как различно их поведение! Не скажешь ли, Критило, кто та первая, чтобы я знал, кого проклинать, и кто эта вторая, чтобы я мог ее прославлять?

– Что, нравится тебе. – сказал Критило, – это вхождение в мир? Не правда ли, оно под стать тому, что я о нем рассказывал? Примечай хорошенько здешние обычаи и скажи честно – коль таково начало, чего уж ждать от дальнейшего хода и исхода? Открой глаза пошире, будь постоянно настороже – ты живешь среди врагов! Ты спрашиваешь, кто та первая, жестокая тиранка, который ты так восхищался, – да, пока не узнал, каков конец, никого не хвали и не осуждай. Знай же, что это – наша дурная склонность, влечение ко злу. Опередив разум, она с первых же дней завладевает ребенком и ведет его; она царит и властвует, пока родители от горячей любви к своим деточкам потакают им и, чтобы ребенок не плакал, дают ему все, чего захочет; во всем он добивается своего, всегда настоит на своем, вот и вырастает порочным, мстительным, гневливым, лакомкой, упрямцем, лжецом, нахалом, плаксой, самовлюбленным и невежественным – ведь окружающие лишь потворствуют его прирожденной пагубной склонности. Страсти завладевают ребенком, набирают благодаря родительским потачкам силу, извращенная склонность ко злу берет верх и ласками заводит глупое дитя в долину хищников, где оно становится добычею пороков и рабом своих страстей. Когда же появляется Разумение – та вторая, светлая королева, мать трезвой мысли, – она со своими спутницами-добродетелями находит детей уже развращенными, подверженными порокам, и часто спасения им нет; большого труда стоит их вырвать из когтей дурных наклонностей, и много усилий тратит она, ведя их на безопасные вершины добродетели, все ввысь и ввысь. Многие погибают, становятся жертвою своих пороков – чаще всего дети богачей, знати и государей: где больше роскоши, там сильнее власть порока. Тем же, что растут в нужде, а порою и в строгости, у злой мачехи, тем легче спастись – они, подобно Геркулесу, удушают змея своих страстей, еще лежа в колыбели.

– А что за камень, – спросил Андренио, – вручила она каждому из нас, расхвалив его свойства?

– Надобно тебе знать, – отвечал Критило, – что силы, приписываемые некоторым камням в легендах, в этом камне существуют на деле; это подлинный карбункул, излучающий свет во мраке невежества и порока; редчайший алмаз, что под ударами страданий и в огне вожделений становится тверже и ярче; пробный камень для различения добра и зла; магнит, всегда устремленный к полюсу блага; короче, это краеугольный камень всех добродетелей, то, что мудрецы именуют разумным суждением, – самый верный каш друг.

Так беседуя, они подошли к пресловутому распутью, где дорога жизни разветвляется; место сие славится тем, что тут трудно решить – не так умом, как сердцем, – какую дорогу избрать, в какую сторону направиться. Критило пришел в большое затруднение – как он знал, положено, чтобы были две дороги: налево приятная, веселая и все под гору, а направо трудная, крутая и вес в гору. Здесь же дорог было три, и выбор оказался еще более сложным.

– Помоги нам бог! – сказал он. – Разве это не та коварная развилка, где сам Геркулес смутился, не зная, из двух дорог какую избрать? [41]

Смотрел он вперед, смотрел назад и спрашивал себя:

– Разве это не знаменитая буква Пифагора [42], в которой он выразил всю суть мудрости? До этого места дорога прямая, а отсюда должна разделяться на две: одну широкую, дорогу порока, и другую узкую, стезю добродетели; они ведут к разным концам: первая к каре, вторая к награде. Постой, постой, – говорил он, – а где же тут две вехи Эпиктета [43] – «Держись» на стезе добродетели и «Воздержись» на пути наслаждений? Да, явились мы с тобою в мир в такое время, когда большие дороги и те изменились.

– А что это за изваяние и куча камней, – спросил Андренио, – виднеются там, между дорогами?

– Подойдем к нему, – сказал Критило, – перст этого придорожного Кумира одновременно манит нас и направляет [44]. Дивный сел холм Меркурия был у древних знаком того, что мудрость нас ведет, а идти мы должны туда, куда небо велит, – вот о чем говорит рука статуи.

– Но зачем здесь куча камней? [45] – удивился Андренио. – Странный способ расчищать дороги, загромождая их!

– Камни эти, – со вздохом отвечал Критило, – бросают путники, так платят они за науку! Увы, такова благодарность, которую получает всякий учитель, и пусть учители истины и добра помнят, что даже камни восстанут против них. Но подойдем вон к той колонне – она, возможно, в затруднении нашем будет нам оракулом.

Критило прочитал на колонке первую надпись – вместе с Горацием она наставляла: «Мера должна быть во всем, в крайности ты не вдавайся» [46]. Сверху донизу колонна вся была покрыта дивной резьбою, в которой материальная красота симметрии соперничала с красотой духовной изощренного ума; было там начертано множество мудрых афоризмов и поучительных историй. Андренио с восторгом читал их, а Критило толковал тонко и метко. Увидели они там также изображение дерзкого юноши, правящего колесницей света, и отца его, говорящего: «Лети посредине, там безопасней» [47].

вернуться

41

Намек на знаменитую в античности и в средние века притчу софиста Продика (V в. до н. э.) «Геркулес на распутье». Юный Геркулес встречает на пути Порок и Добродетель в образе двух женщин, каждая из них зовет его идти за нею, и он, после размышления, отвергнув легкий и соблазнительный путь Порока, избирает трудный путь Добродетели.

вернуться

42

буква Пифагора… – то есть, игрек (Y), буква, по преданию, изобретенная Пифагором.

вернуться

43

Имеется в виду изречение Эпиктета (см. Ор, прим. 39): «Терпи (держись) и воздерживайся».

вернуться

44

Так называемые «гермы» («Гермесовы столбы») с головою или бюстом Гермеса, который был, среди многих других своих функций, также покровителем дорог и странников, стояли в античности на дорогах, улицах и площадях.

вернуться

45

Проходя мимо Гермесова столба, путники, по обычаю, бросали к его подножию камень.

вернуться

46

Гораций. Сатиры, I, I, 106. (Перевод мой. – Е. Л.)

вернуться

47

Овидий. Метаморфозы, II, 137. (Перевод мой. – Е. Л.).