Я взял.

– Знаешь, надо бы нам больше развлекаться. Этим летом мы хорошо повеселились.

Я состроил дружескую улыбку:

– Это точно.

– Слэттера последнее время не видел?

– Нет. Дай Бог, этот мудак провалился в какую-нибудь дыру.

С моей стороны это был рассчитанный риск. Никто не смел сказать ничего оскорбительного о Слэттере, даже у него за спиной. Курт и его команда верили, что Слэттер каким-то сверхъестественным способом слышит все, что они говорят.

Риск оправдался. Курт поднял брови – на него это произвело впечатление.

– Давай выпьем. Ты просто пропадаешь зря. Знаешь, надо бы обсудить твои перспективы... карьерные перспективы, ха-ха! Ты очень зрелищно вышиб мозги Миддлтону, знаешь? Ты с какого расстояния спускал курок?

Еще часа два мы проболтали, шутя и смеясь. Наступил ленч, и полуобнаженные девушки подали нам бифштекс и шампанское.

– А где Джонатан? – спросил я, когда Курт пил прямо из бутылки.

– Помнишь эту азиатку... как ее там... Китти? Он ее притащил к себе в комнату. Чтобы сделать одолжение Дел-Кофи.

Мы бурно посмеялись, потом Курт сказал:

– Смотри, отсюда видна церковь. Он открыл окно на веранду и вышел во внутренний двор.

– Эй, Сэм! – позвал он. – Зажигай фитиль, да не забудь отойти назад подальше!

Ленч закрутился у меня в животе тугим комом.

– Вон там на столе бинокли. Знаешь, можно даже разглядеть выражение лиц, когда они... бах!

Негодяи в телевизоре смеются над своими садистскими шуточками хладнокровно. Курт горячился, потел, чуть ли не пугался.

Я смотрел, как крепко сбитая девушка с ржаными волосами тащит жестянку.Она бежала босиком, прижимая серебристую трубу к груди, как щенка. Бинокля я не взял, и выражение ее лица видеть не хотел. Но я смеялся, когда смеялся Курт, и свистел, когда свистел он.

Девушка бежала по дорожке, через ворота, по дороге к деревне, камешки летели из-под ее босых ног. Я знал, что она их не чувствовала. Все ее внимание было сосредоточено на одном – верхушка колокольни и ключ в кувшине.

В нормальной ситуации она не добежала бы до конца дорожки и остановилась бы, запыхавшись.

С шипящей трубой в руках она летела, будто у нее на ногах выросли крылья.

– Спорим, что она не успеет! – выдохнул Курт, роняя слюну.

– Спорим, что успеет.

– Ладно. Твоя ставка... эта твоя Сара против... той китаянки, что принесла шампанское. Ага, я видел, как ты на нее глазел. Бьем?

Я улыбнулся пересохшим ртом:

– Бьем.

Мы пожали руки и разбили их. И сразу повернулись смотреть, как бежит рыжая. В голове у меня гудело, лицо с застывшей улыбкой ощущалось как деревянная маска.

Стоя рядом с ним у края балкона, я притворился, что пью шампанское из бутылки. Шампанское – не из моих любимых напитков, но зато бутылка у него самая тяжелая.

Тикали секунды – рыжая бежала, спасая свою жизнь. Она перелетела через мост и тяжело побежала по холму вверх к церкви. Я стоял, едва дыша, и прикидывал шансы.

Если она взорвется, я опущу бутылку на голову Курта изо всех сил. Хотя из комнаты смотрят двое из Команды... ладно, может, будет шанс ими заняться раньше, чем они схватятся за оружие.

Она бежала – вверх, вверх, вверх! Я глянул на часы. Прошло восемь минут.

Я снова стал смотреть. Тиканье часов было как палка, мерно бьющая меня в висок.

– Сейчас в любую секунду... – Курт рассмеялся. – Потом вымыть Сару Хейес и доставить в мой шатер.

Все трое подпрыгивали от возбуждения, как болельщики на бегах.

– Вот она, вот она!

– Сейчас в любую секунду...

Рыжая скрылась в церкви. Сейчас она лезет по винтовой лестнице. Я стоял, ожидая увидеть клуб дыма.

– Вот она!

Копна рыжих волос, бешено мотаясь, появилась наверху колокольни – девушка рвала ключ из кувшина. Я представил себе, как она пытается попасть ключом в отверстие, руки у нее трясутся и каждый миг она ждет, что окажется с владыкой душ и блядским поющим небесным хором...

– А, блин! Нет!

Сверкнула дугой с колокольни серебряная точка, подпрыгнула внизу среди могил кладбища, и между надгробьями повалил дым.

– Поправка. – Курту пришлось три раза глубоко вздохнуть и потом закончить: – Вымыть эту китаянку и доставить в шатер Ника.

Я промочил пересохшее горло шампанским.

– А ничего повеселились?

Рыжая неверным шагом шла обратно к гостинице. Курт рассмеялся, потом сказал, обращаясь к одному из своей команды:

– Узнай, кто снаряжал фитиль. И переломай ему пальцы.

– Сара!

Я поравнялся с ней, быстро идущей через брошенную деревню.

– Что тебе нужно?

– У меня такое чувство, что ты не хочешь со мной разговаривать.

– Ты угадал.

– Погоди... ты ведь не думаешь, что это я убил Дэйва?

– Нет. Потому что я знаю, что ты этого не делал. Дэйв сказал Мартину, что он задумал. Он говорил путано и плакал. Но мы не думали, что он доведет это до конца.

Я вздохнул:

– Последние два дня я думал, что ты меня избегаешь, считая убийцей.

– Что ты с собой сделал. Ник? Как я слышала, вы теперь с Куртом закадычные приятели.

– Сегодня днем я еду с ними на охоту.

– Счастливо повеселиться. Тебе еще не предлагали вступить в Команду?

– Нет.

– Предложат.

– Ладно, оставь это пока что... – Я понизил голос. К нам по холму шел вихляющейся походкой кто-то из Команды. – Слушай, я хочу говорить с тобой, Дел-Кофи и Китти. У вас дома, завтра в восемь утра.

Сара глядела, ожидая, что я скажу еще что-нибудь.

– В восемь утра. Это важно.

Бандит подошел поближе, подмигнул, когда увидел, что я говорю с Сарой.

– Ник! – сказал он. – Ты видел, что там Курт устроил на церковном дворе? Пойди взгляни.

Расставшись с Сарой, я перешел через мост и пошел к церкви. На каменной стене Слэттер курил сигарету и хохотал:

– Атен, тащи сюда свою пидорскую рожу! Глянь вот на это!

– Если тебе это смешно, Слэттер, значит, шутка хреновая.

Так и было.

Шесть человек, которые тащили жестянку,не успели добежать. Курт велел, чтобы их тела посадили на стулья или привязали к шестам, чтобы они казались живыми. У многих не хватало частей тела. Главным образом рук, лиц, животов. Зато сейчас у них был счастливый вид.

Как будто они отдыхали в саду с банкой или бутылкой в оставшейся руке. Их одели в смешные шляпы, а у некоторых там, где были лица, намалевали клоунские ухмылки.

– Глянь на Саймона, – ткнул сигаретой Слэттер. – Мне столько приходилось выпивать, чтобы обезножеть. Но так, как он, не получалось.

Он заржал, мерцая своими зверскими глазками между вытатуированных птиц.

Я повернулся и пошел прочь, и чувствовал себя так, будто меня закопали в лед.

В тот же вечер, когда дул холодный ветер с севера, юноша семнадцати лет по имени Иэн был признан виновным в неоказании должного уважения. Иэн никогда никого не трогал. Единственное, чего он хотел, – это возиться со щенятами и котятами, которых собирал на прогулках по долине. Я думаю, он был малость простоват. Если с ним заговорить, он отвечал кивками и широкой улыбкой на детском лице.

К нему пристегнули трубу, и я стоял с Куртом на ступенях гостиницы, чтобы посмотреть.

Смотреть, что будет, мне не хотелось, и я потихоньку осматривал вершины холмов. Вдали, на одном из них, двигались какие-то фигуры. Их трудно было опознать, но по тому, как они двигались и на нас смотрели, я понял, кто они. Креозоты вернулись.

Никто другой не заметил: все были поглощены зрелищем, как Иэн тащит жестянку.

Мое сознание вернул обратно звук взрыва. Какое-то время я ничего не мог разглядеть.

Потом я увидел идущую по дорожке фигуру, и ее плечи раскачивались из стороны в сторону.

– Иэн справился! – крикнула какая-то девица.

Так и было. В определенном смысле.

Одной руки он лишился с большей частью плеча. Живот у него вспороло. Оставшейся рукой он держал внутренности комом перед грудью. Кусок их тащился за ним, как кожа длинной серой змеи.