Я сидел, пытаясь разобраться в том, что случилось в это утро. Я было хотел догнать баржу, при первой возможности освободить Штанину и остальных ребят. Но они сейчас уже за много миль отсюда, к тому же теперь, после того, что я слышал, их положение не казалось мне таким опасным. Шейла была уверена, что пленников освободят в рамках проводимого Креозотами эксперимента.

Еще одно событие этого утра, которое меня потрясло, – это контакт с другой общиной разумных людей. В Эскдейле мы привыкли считать, что на всей планете Земля остались только мы. Теперь складывалось впечатление, что общины детей рассыпаны по всему земному шару.

Самое тревожное – это то, что я услышал об изменении поведения Креозотов. Они снова стали смертельно враждебны. И возвращались на север, откуда недавно мигрировали. Единственная моя надежды была, что Сара в безопасности. Что Креозоты не найдут место такое далекое, как Эскдейл.

– Дом, милый дом, – пела Шейла.

Их лагерь оказался почти что набором сельскохозяйственных строений и жилых домов для работников. Вся территория была обнесена изгородью из колючей проволоки, что придавало ей сходство с военным или концентрационным лагерем. Снаружи вдоль ограды шел ров. На его стенках до сих пор виднелись прилипшие куски горелого.

Лидером оказался девятнадцатилетний парень по прозвищу Босс. Перед крушением цивилизации он был стажером в охранной фирме, и сейчас правил твердо, но в общем справедливо.

Но под глазами у него лежали круглые тени, а дыхание валило с ног. За пять недель невидимой осады ему сильно досталось. И для снятия напряжения он крепко пил.

Прежде всего меня провели на кухню и накормили до отвала жарким из кролика и лепешками, которые здесь назывались хлебом.

Пока я расправлялся с мясом, до меня дошло, что разные общины вырабатывают свои собственные культуры. В Эскдейле были в моде татуировки на лице. Здесь – украшения. У всех были золотые браслеты и кольца, и в таких количествах, что когда человек махал рукой, вспышки слепили глаза.

Второе, что я заметил, – они не так зависимы от реквизированной в магазинах еды. Овощи в жарком были свежие, у них были полные загоны кроликов, повсюду бродили куры, и все люди имели стройный и подтянутый вид от усердной работы. Если бы не четыре с лишним тысячи Креозотов, жаждущих их крови, можно было бы сказать, что этот коллектив точно выживет.

Шейла держалась ко мне вплотную, слушая все, что я говорил. И не сводила с меня больших темных глаз.

Док, мозг общины, сильно напомнил мне Дел-Кофи. Те же очки в металлической оправе и шапка светлых волос. Но он не так задавался, как Дел-Кофи, и мне он понравился. Да, я сильно изменился. Десять месяцев назад я бы ему в глаза плюнул.

– Расскажи про Эскдейл, – жадно попросил он. – Вы там много наблюдали за гапами? Поначалу все думали, что они просто полностью спятили. Но в их безумии теперь видна система. Они проходят разные стадии – будто развиваются.

Он трещал дальше, выкачивая из меня все, что я знал. Я ему рассказал из вторых рук то, что слыхал от Дел-Кофи.

Теория Дока состояла в том, что нарастание электромагнитного излучения от телевидения, радио и радаров в конце концов разрегулировало мозги человечества. Как если оставить компьютерную дискету рядом с монитором, она в конце концов испортится.

– Очевидно, Ник, что биология взрослых отличается от биологии детей и подростков – там уровни гормонов и прочие показатели. И потому все старше девятнадцати – тю-тю.

– Но нам-то сейчас ничего не грозит, – сказал я. – В том смысле, что Шейле недавно стукнуло девятнадцать.

Он кивнул:

– Конечно, ничего не грозит. Все передатчики в мире померли, как бабуля Салли.

– Не все, – возразил Мозаика, с энтузиазмом подбирая подливку хлебом.

– Верно, не все, – ухмыльнулся Док. – Ты доел, Ник? У меня есть что тебе показать. Тебе понравится.

– Ладно... спасибо за еду и за то, что спасли мою шкуру. Но мне надо вернуться домой. Надо предупредить общину, что взрослые опять становятся опасны. И надо быть готовыми к нападению.

Когда я встал, Шейла схватила меня за руку:

– Ник, нельзя просто так взять и пойти. Это самоубийство. Они окружили весь лагерь. Тебе мимо них не проскочить.

– Не могу же я тут торчать, зная, что ребята у меня дома сидят, как мишени в тире! Я даже не знаю, сколько времени мне добираться домой. Наверняка не меньше недели.

– Спокойней, Ник, – сказал Док. – Что-нибудь придумаем, чтобы доставить тебя домой. В таком деле спешить не надо. Я бы тебе рекомендовал остаться здесь хотя бы на эту ночь. Пошли, покажу тебе наш метрополис. У нас тут сорок пять человек. Самому младшему – три месяца. Сейчас это страшновато – рожать ребенка. К счастью, процесс этот естественный, как посещение уборной. У нас было еще два случая – и без единого осложнения.

Шейла шла с нами, переплетя со мной руки. Сейчас непременным ритуалом встречи людей стал рассказ о том, что с тобой произошло в ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. Я рассказал свою историю. Про Шейлу я уже слышал. Док жил с родителями в плавучем доме. Они гонялись за ним по палубе, пока он не спрыгнул в шлюпку и не уплыл, как Моисей в своей корзинке.

– Ты сказал, что хочешь мне показать что-то интересное, – напомнил я.

– Конечно... сначала вот по этой лестнице. На сторожевую башню. Пошли, Ник, это не опасно.

Я влез на верхушку бревенчатой башни, которая возвышалась над плоским ландшафтом. Док и Шейла лезли за мной. На башне стоял зловещего вида пулемет в гнезде. И рядом с ним – подзорная труба.

– Посмотри в трубу. Ник. Я ее навел туда, где тебе будет интересно.

Я прижался к окуляру. На дальнем поле поднималась пирамида. Она была темная и только Бог один знает, из чего построена.

– По моим прикидкам, она футов двести в высоту. – Док протер стекла кусочком ткани. – Они начали ее строить два месяца назад.

– А что это такое?

– Сюда взрослые приходят умирать.

– Кладбище?

– Что-то вроде. Помесь хосписа с кладбищем. Мы видели, как туда приходят старые, больные или раненые. После попытки вломиться к нам они ползли туда сотнями. Большинство добирается туда еще живыми. Заползают наверх и ждут смерти.

– Господи... Они себя ведут так, как будто у них нет собственной воли. Как роботы или муравьи.

– В том-то и дело. Ник. Коллективное поведение. Индивидуум не имеет значения. Важен только вид в целом. Им все равно, если погибнет десять тысяч, лишь бы нас раздавить.

– Но зачем эта пирамида? Шейла пожала плечами:

– По крайней мере, она красиво выглядит.

– Слава Богу, что сейчас зима, – улыбнулся Док. – Когда было жарко, даже сюда доносилась вонь. А это добрых семь миль. А подальше они строят что-то, похожее на храм, из черепов своих детей. К счастью, отсюда их не видно. Пошли, Ник, у меня есть для тебя еще сюрпризы.

В конюшне была комната, набитая электроникой.

– Как очень верно заметил Мозаика, остались еще работающие передатчики. Вот один. И есть ручной генератор для зарядки вон тех автомобильных аккумуляторов в ящике.

Я присвистнул:

– Впечатляет. Но есть с кем разговаривать?

Док вытащил тетрадь и пролистал страницы.

– Мы установили контакт еще с четырнадцатью общинами. Они рассыпаны по всему миру: Нью-Йорк, Сан-Франциско, Торонто, Исландия, Дания, Израиль, Ирландия – вот здесь полный список. Еще ловили морзянку, которую, к сожалению, не смогли понять, и еще дальние передачи, отраженные от ионосферы, – думаю, с Дальнего Востока. Но мы, видишь сам, не полиглоты и потому не поняли, что они говорят.

Я знал, что должен задать этот вопрос, хотя и боялся.

– И значит, это всюду так, как здесь?

– Всюду, Ник. Всюду. В одно и то же время в субботнюю ночь апреля. Все взрослое население этой планеты сошло с ума. И стало убивать своих детей. Почти все молодые погибли. Мы – уцелевшие счастливчики.

Шейла стиснула мою руку:

– А я иногда сомневаюсь, такое ли это счастье. Трудная работа на выживание, даже без проклятых гапов, которые готовы нас убить при первой возможности.