«Зато есть родители. — хотел сказать Коля. — Ссамые (ой, что это?), ззамечательные.» Но тут он внезапно вспомнил про палочки.

— А это видали, — похвастался он, крутя палочки без всяких желаний и посторонних мыслей.

— На них не надейсся, — грустно сказал хозяин голосом, пронизанным сочувствием. — В этой парочке нет даже желательной магии. Две пусстышки. В ззвёзздный миг проникновения они лежали отдельно от осстальных. На их долю магии не доссталось.

— Как это не досталось… — закипятился Коля.

— А ты проверь, — не стал слушать хозяин. — Прямо ссейчас. Не откладывая в долгий ящик. Жиззнь коротка, а усспеть надо многое. Не так ли, мальчик Коля?

На этот раз хозяин шагнул широко и сразу вырвался вперёд. Затем последовал ещё один шаг. И ещё. Хозяин незаметно растворился в рыночной толчее. На пустых улицах он казался невероятно высоким, а тут ничем не отличался от обычных людей. Но Коля мгновенно позабыл про хозяина.

Он хотел прогнать облако, заслонившее солнце. Облако продолжало скользить невыносимо медленно. Он пожелал, чтобы самая лучшая машина из бесконечного ряда такси отвезла Колю домой. Никто из водителей не выскочил и не распахнул перед Колей дверцу. Да что такси, самая обыкновенная порция самого дешёвого мороженого не желала возникать в руках у Коли, а в кармане отказывался появляться даже спичечный коробок. Палочки не работали, хозяин, как всегда, не соврал. Сверхъестественные силы обнадёжили Колю, а потом отвернулись от него окончательно.

Из киоска лилась песня. Она плыла над просторами моря, сотканного из людских голов. Она рассказывала про красочный пластмассовый мир, где жила невыносимо прекрасная и недостижимая девочка Барби, мечта всех остальных девочек на всём земном шаре. И на восточном полушарии, и на западном. Из пластмассового домика выбирался шикарно прикинутый Кен и противным голосом звал Барби на вечеринку. А Барби никогда не отказывалась. Яркий пластмассовый мир совершенно не походил на раскинувшуюся вокруг жизнь и может поэтому хотелось хоть разок взглянуть на него глазами пластмассового жителя. А может и не только взглянуть, но и остаться. Сбежать отсюда. Уйти. Насовсем. Туда, где всё просто и правильно. Где никто не посмеет оспаривать красоту Барби и её подруг. Где никто не посмеет назвать туповатого Кена с пластмассовыми волосами неудачником.

Едва сдерживая слёзы, Коля зашвырнул палочки в груду обломков деревянных ящиков, оставшихся от закончивших торговлю продавцов, и пошёл прочь. Он уже не видел, как из случайно затесавшейся между щепок картонной коробки высунулась маленькая мохнатая ручонка и утащила выброшенные палочки в недра мусорной горы.

Вампир Ленке понравился безоговорочно.

— Класс! — похвалила рисунок она. — Нарисуй мне в дневнике такого же.

— Ладно, — согласился Веня. — Вот домой приду…

— Нет, — заспорила Ленка. — Сейчас нарисуй. Дома у тебя на уме одни самолёты.

— Да у меня и красок с собой нет, — пробовал отказаться Веня, но увильнуть от возложенных обязанностей не получилось.

— У меня есть, — сказала Лена. — Зайдём ко мне.

Дал слово — держи. И Веня послушно следовал за Леной, прикидывая в уме, каким будет рисунок вампира на внутренней стороне обложки дневника.

Работа надолго не затянулась. Уже через полчаса Веня и Лена сидели на скамейке у дома, находящегося на полпути между Ленкиным и Вениным местом жительства. Вампир сох под лучами солнца и внешне был собой совершенно доволен. И правда, придраться к нему было невозможно. Развевался по ветру укутавший плечи чёрный плащ. Белело лицо с глубоко посаженными глазами. Клыки злобно выпирали из раскрытого рта. А за вампиром простиралась кровавая полоса заката. Венин вампир получился даже лучше, чем настоящий. Кто знает, если бы он вдруг ожил и сошёл с картонного листа, то наверняка разобрался бы с Вениным мучителем. Просто сгрёб бы его за шиворот серого костюмчика, да зашвырнул бы за горизонт вместе с угасающим солнцем. А потом, быть может, разобрался бы и с хозяином Тёмных Стёкол. Но нарисованный вампир не собирался входить в реальную жизнь. Видимо его вполне устраивало существование на плоском листе. Внешне он чем-то получился похожим на Виктора Цоя, но Лена не возражала.

— Пускай, — заметила она. — Так даже и лучше.

Веня не стал спрашивать, чем лучше. Возможно, вампир и Виктор Цой в одном лице являли собой нечто родственное шампуню и ополаскивателю в одном флаконе. Веня просто любовался проделанной работой, уж очень она была хороша.

Оторвавшись от шедевра, Веня краем глаза заметил знакомое лицо. Колька? Он вскинул взгляд. Колька попытался ускользнуть за угол, но понял, что его заметили, и остановился. Странно вёл себя Колька. Не хотел попадаться на глаза ни Вене, ни Лене. Даже сейчас он ещё стоял сжавшись, не решив, то ли идти к друзьям, то ли всё-таки смыться куда подальше. На всякий случай Веня махнул рукой, и Коля, увидев, что теперь и Лена смотрит ему навстречу, уныло поплёлся к скамейке.

Он подошёл и плюхнулся на сиденье, ничего не говоря.

— Смотри, — похвастался Веня, сунув другу под нос своё творчество.

Коля печально посмотрел на картину, потом так же печально на Веню, словно тот показывал не портрет Повелителя Тьмы, а чепуховую иллюстрацию к «Курочке Рябе».

— Залакировать бы, — вздохнул Веня, не в силах оторваться от созерцания. Эх, и заблестела бы. Коль, сотвори бутылочку лака.

Коля хмуро отвернулся от Вени и носком кроссовки начал ковырять сухую землю у ножки скамейки. Наконец, земля треснула, закрошилась и вокруг посыпались влажные чёрные комочки.

— Колька.

Коля не отвечал.

Из образовавшейся воронки выскочил вёрткий жук с чёрным блестящим панцирем, засуетился вокруг, а потом резво убежал и затерялся в джунглях пожухлой травы.

— Ничего, — успокоила Веню Лена. — Он и такой красивый.

— Но будет лучше, — настаивал Веня. — С лаком-то.

У Коли был вид, словно он вот-вот сорвётся и убежит невесть куда. Может ему хочется в штаб? Веня и не возражал бы, да Колька молчал и всё тут. Только воронка разворочанной земли становилась глубже и глубже.

— Коля, у тебя сколько белых палочек, а сколько оранжевых? — спросила Лена.

Коля отвернулся ещё дальше и ушёл в себя глубоко-глубоко. Веня прямо-таки чувствовал, насколько Коля сейчас чужой и ему, и Лене. Но почему?

Внезапно Коля вздрогнул и подобрался. Лена внимательно посмотрела на него. Колькин взгляд стал испуганно-затравленным. Такой взгляд Лена видела всего один раз. Год назад большие пацаны гоняли палками по двору ободранного щенка. Тот злобно огрызался и уворачивался, надеясь сбежать. Но парней было слишком много, и любой только что свободный проход заполняли грозно топающие ноги и палка, рассекавшая воздух с противным свистом. А потом щенок оказался в тупичке. И тогда он перестал лаять, присел на задние лапки, скорчился, а его выпуклые блестящие глазки вдруг потускнели, покрывшись плёнкой усталости и безысходности. Кто-то с размаху вдарил щенка по хребту. Щенок взвизгнул и вжался в землю. И тогда Лена скользнула меж запылённых туфель и вываренных штанин и выхватила щенка из угла гаражей, прижав его к груди. Щенок мелко дрожал, а где-то в глубине стучало его маленькое сердечко. Глаза смотрели на Лену невидящим жалобным взором, словно щенок уже смирился со своей незавидной участью и больше уже не надеялся ни на что. Лену больно стукнули палкой по коленке, приказывая отпустить щенка, но девочка ничего не слышала и не видела, кроме тёплого тельца щенка с лохматой, свалявшейся шерстью. И большие пацаны ушли, на прощанье отругав Лену нехорошими словами, которые пронеслись где-то в отдалении, противные, но уже не опасные.