Стоило подняться на колени, как справа что-то болезненно хлестнуло по плечу. Я не удержался и нелепо завалился мордой в снег. Но тут же вскинулся и, припав к земле, словно дикий зверь, утробно зарычал. Боль разом отрезвила. Стенать потом буду, дома у камина, а сейчас меня ждут трое злющих ингиров, которым я разом спутал все планы.

От следующего удара кнута увернулся, перекатившись по земле. Холодный снег скользнул за ворот, но отвлекаться времени не было. Живо вскочил на ноги, одновременно удобнее перехватывая хлыст. Услышал, как что-то просвистело рядом с ухом, резко повернулся, интуитивно выбрасывая вперед руку, и уцепился как раз за кончик кнута, которым умело рассекал воздух мой противник. Ладонь точно огнем обожгло, но я держал крепко. Пусть окуляры свалились при падении, ингирское оружие, в отличие от самих Хамелеонов, я мог прекрасно видеть. Кнут обвил запястье, и я дернул, опрокидывая противника, и одновременно замахиваясь для ответного удара. Со злой радостью почувствовал, как кожаный шнур вспарывает чужую плоть. Маскировочные ашшари у ингиров хоть и плотные, но отнюдь не прочные. Защиты в бою от них почти никакой. Белый снег окропился веером бурой крови, и вокруг разлился пьянящий запах сражения.

Не успел я насладиться первой маленькой победой, как на выручку товарищу подоспел второй ингир. Я ловко ушел от атаки брошенным кинжалом. Следующий вражеский клинок вспорол пальто, чуть-чуть не достав до уязвимой плоти. Да, хотя одежда моя не особо удобная, но порой выручает не хуже доспеха. Я еще раз убедился в этом, когда почувствовал очередной удар кнута по хребту. Да сколько их тут?Вновь рыкнул, лишь сильнее разозлившись, чувствуя, как сознанием завладевает азарт жаркой схватки. Вскинул руку с хлыстом и завертел им на манер взбесившейся ветряной мельницы, не давая ни одному сученышу подойти ближе нескольких шагов. Ингирские кнуты короче, с такого расстояния не достанут. После прыгнул в сторону, заприметив в снегу еще несколько кристаллов. Сбил один сапогом, бешено отмахиваясь от наступающих врагов. Я чувствовал их кожей, улавливал по порывам воздуха, по скрипу снега под ногами, по рваному хрипу, вырывавшемуся из глоток.Все как прежде. Будто и не было пятнадцати лет затишья.

Повернулся вправо, отражая очередной удар подобравшегося вплотную Хамелеона, и вдруг почувствовал резкий укол в бедро. Машинально выдернул застрявший дротик и, не глядя, отшвырнул в сторону. Чего на него смотреть? И лысому ежу ясно, что отравлен. Ингиры других не держат. Вопрос лишь в том, сколько у меня времени.Не замечая боли, рванулся вперед к следующему кристаллу. Даже на долетающие удары ингирских плеток было наплевать. В голове крутилась лишь одна мысль – сбить как можно больше камней. Не дать Хамелеонам стабилизировать портал.Ноги слушались плохо, заплетались. А через пару мгновений пронзенная дротиком нога и вовсе отнялась. Перед глазами все поплыло, а к горлу подступила желудочная горечь.

Как же быстро…До следующего кристалла не добрался, упал в сугроб, разодрав больную щеку о скрытый под снегом камень. Потяжелевшие веки неотвратимо смыкались. Боковое зрение уловило какое-то движение. Из последних сил повернул голову – к порталу сломя голову неслись несколько моих стражей в тепловых очках.

«Слава Всемогущему», – подумал я и со спокойной совестью отключился.

Глава 17

Роксана

Встречи с отцом я ждала с нетерпением. Мы не виделись больше полугода, с тех пор, как его отправили нести службу к северным рубежам Антреи. Там, в суровых горах, затянутых вечными ледниками, живут кочевые племена мангашаров. Дикие полулюди-полузвери, что круглый год носят медвежьи шкуры и ходят босиком по мерзлой земле. Они часто совершают набеги на наши поселения. Крадут пищу, а в последние годы стали уводить женщин и детей. Видно, сложности с деторождением не обошли стороной и мангашаров. И потому пришлось укрепить северные границы, выставить там гарнизон, для защиты местного населения.

Отец командует там гвардейским полком и дома бывает крайне редко. Приезжает лишь раз в несколько месяцев и то ненадолго. На неделю-две, а потом отбывает обратно в суровые северные дали. И знал бы кто, как я по нему скучаю…Вот и сейчас, уже пятый раз выглядываю в окно, в нетерпении теребя подол платья.Да, выглядывала-выглядывала, а приезд все равно пропустила. Услышала, когда уже позвонили в дверной колокол, и рысью бросилась вниз.Застала его у самого порога. В длинной шинели и соболиной шапке, надвинутой по самые брови. Отец как раз отряхивал полы от налипшего снега – видимо, приехал верхом, потому я и не заметила загодя.

– Пап! – радостно выкрикнула я и, не сдержавшись, бросилась ему на шею.

Почувствовала, как отец легко поднял меня и закружил по комнате. От него веяло холодом и морозной свежестью. А запорошенная меховая шапка, оттаивая, пахла мокрой псиной. И щеки были привычно колючие – вечно ходит небритым. Уж бороду бы тогда отрастил, что ли?

– Ксанка! Дай хоть разденусь. Промокнешь же! – смеясь, воскликнул папенька и поставил меня на землю.

Стянул с головы шапку и бросил недоумевающему Гансу. А я заметила, что с последней нашей встречи у отца прибавилось седины. Она постепенно переползла с висков на макушку, да и широкие брови изрядно побелели. Зато глаза по-прежнему яркие. Голубые, как небо в погожий летний день, и, не смотря на скопившиеся в уголках морщинки, блестят все также задорно, а на потрескавшихся губах играет довольная улыбка. На скулах румянец, и нос совсем раскраснелся, а на самом его кончике выступило белое пятнышко – никак отморозил. Вот же дурень, ну кто в такую погоду ездит верхом?Мужчина скинул шинель, под которой оказался толстый шерстяной свитер, и, забрав с полки перевязанную бечевкой коробку, подхватил меня под локоть.

– Ну пойдем, нечего в дверях стоять. Где тут у твоего кузена камин? Мне бы отогреться, ¬– Папенька потер ладонью выдающийся орлиный нос.

Пока шли до гостиной, я украдкой смотрела на него и никак не могла насмотреться.Мы с отцом совсем не похожи. Да и откуда нам быть похожими? Он ведь мне не родной. Я второй ребенок в семье, а по нашим законом каждый второй должен быть рожден от нового мужчины вне зависимости от того, замужем женщина, или нет. Приходится выполнять. С моральной точки зрения закон, конечно, жуткий, но, как объяснила мне когда-то мама – у всего есть своя причина. И, пока женщина мало, мы обязаны хоть как-то разбавлять кровь, иначе попросту выродимся.Но воспитываются дети все равно в семье. И именно этот человек всегда был и будет мне настоящим отцом, чья бы там кровь не текла в моих жилах.Мы дошли до гостиной и устроились на мягком диванчике у самого камина. Я все также прижималась к отцу, ни на секунду не готовая отпустить его.

– Ксанка, что ж ты в меня как клешнями вцепилась? Дай хоть руки погреть, – беззлобно буркнул отец, протягивая замерзшие ладони к огню. – На вот, тебе пока подарочек. – На мои колени легла увесистая коробка, и я, будто ребенок, вцепилась в тугую бечевку, стараясь поскорее ее развязать.

Сколько себя помню, отец из командировок всегда привозил подарки, и когда мама была жива, и после, когда я уже переехала в Общину. Это было своего рода традицией. И совершенно неважно, что там, в коробке – дорогой браслет или ароматный травяной сбор, из которого получается превосходный чай – папиным подаркам я всегда рада. Главное, это всегда сюрприз, и чем ближе я подбиралась к содержимому, тем больше усиливалось мое нетерпение. А когда в коробке что-то шевельнулось, я и вовсе наплевала на воспитание и разорвала в клочки бумагу, в которой прежде не заметила несколько пробитых для воздуха отверстий.Внутри оказался белый шерстяной комок. Прижатые к голове крохотные ушки, черные бусинки сонных глаз. Песик зевнул, тихонько заскулил и принялся взволнованно облизывать мокрый нос.

– Какой крохотный! – воскликнула я, доставая из коробки милое существо с боязливо поджатым хвостиком.

А шерсть белая-белая, как нетронутый снег, укрывший землю невесомым покрывалом. И мягкая, пушистая. Как у Айны после помывки…Болезненное воспоминание всколыхнулось внутри. Обожгло легкие, вспороло уже заживающую рану в груди. Я почувствовала, как сильно защипало глаза, отвела взгляд и с силой прикусила нижнюю губу.