– Да... очень, – неожиданно для себя призналась Амелия.

– А если бы вы могли начать жизнь снова, вы поступили бы по-иному?

– Не знаю, – совсем смутилась Амелия.

– И я не знаю... Только мне всегда хочется поступать не так, как я поступаю. Зачем мне выходить замуж за Рипплайна? Зачем?

Только сейчас Амелия догадалась, что эта молодая леди – невеста Ральфа, наследница всесильных богатств самих Морганов.

– Мне кажется, что мы с вами переговорили о многом, об очень многом, – задумчиво сказала Лиз, – или я просто думала здесь при вас... Может быть, я буду такой же, как все, и стану обманывать Ральфа... или попрошусь сбросить ядерную бомбу в Африке... или взорву ее вместе с собой и еще с кем-нибудь поважнее... Я не знаю...

Амелия поняла, что времена переменились: сейчас эксцентричность, пожалуй, иная, чем в ее юные дни... А может быть, это и не эксцентричность, а что-нибудь глубже, серьезнее... Она уже боялась своей новой знакомой.

Лиз стало скучно или на нее подействовал выпитый коктейль, она пригорюнилась.

– О чем вы думаете? – спросила из вежливости Амелия.

– О чем? – усмехнулась мисс Морган. – О том, какого негодяя они выберут, чтобы делать все его руками?

– Что делать?

– Ах, вы ведь знаете, вас же похищали гангстеры... Только тут надо целую Африку... Приемы одни и те же... Масштабы другие. Вместо угрожающих писем с орфографическими ошибками – дипломатические ноты с историческими ошибками; вместо стрельбы в воздух – напоминания о взрыве; вместо разрывных пуль – «священное оружие справедливости», оружие меньшинства, которым якобы можно сдержать любое большинство, – ядерная сверхбомба. Боже! Когда же пройдет наконец на нее мода и будут носить косы, туники и ездить в колесницах?..

На палубе появились мужчины. Оживившиеся дамы поспешили выйти к ним.

Мисс Лиз Морган осталась за стойкой.

Амелия нашла мистера Джорджа Никсона. Он стоял у перил и суженными глазами смотрел на восток. Лицо его было бледно, губы плотно сжаты.

– Опять морская болезнь? Это ужасно! – посочувствовала Амелия.

– Нет, дорогая! Все как рукой сняло, – бодро ответил мистер Никсон.

– Вы сделали хороший бизнес?

– Пожалуй!

– Напишете что-нибудь интересное для газет?

– Ни строчки, дорогая. Ни строчки!

– Что же произошло?

– Снова холод, дорогая. Начинается решительный раунд.

– Вам придется драться?

– Еще как! В холодную пору надо помочь Ричарду Львиное Сердце. Придется стать... – он огляделся по сторонам: они были одни, – супергосударственным секретарем, моя милая.

Амелия ахнула:

– Кому?

– Мне, милочка! О! Я кое-что понимаю в нокауте, особенно если он касается какого-нибудь черного.

Амелия смотрела на супруга расширенными глазами, в ушах ее звучал голос Лиз.

А вверху, на мачтах, щелкали парусные автоматы, скрипели блоки, ветер надувал выпуклые паруса. Красавица яхта разворачивалась, готовая ринуться к африканским берегам.

Океан мерно дышал, поднимая на своей груди и яхту, и как бы воздух вокруг, и небо над ней.

«Дух захватывало... Нет! Какое там захватывало! Духу вообще не оставалось места в бренном, сдавленном скоростью теле, сердце захолонуло... Если оно и продолжало биться, то удары его уже в счет не шли... Рот хватал воздух, как после ныряния, и никак не мог набрать его в легкие...

Бешеный самолет летел над землей.

Если бы удалось закрыть глаза! Но они смотрели, расширенные от ужаса, от напряжения, от неестественности того, что видели.

Я взлетал вверх, вдавленный в кресло, я падал, повисая в воздухе, теряя вес, с замершим стоном на губах...

Когда-то пилоты страдали от воздушных ям. Сейчас это были ямы земные.

Только в кошмаре может привидеться, что ты мчишься в гоночном автомобиле, в котором дерзость конструкторов превзошла азарт рекордсменов, и эта сверхмашина, порождение расчета и страсти, вдруг срывается с шоссе, но несется уже так быстро, что не в силах упасть в пропасть без дна. Ум не может осознать это, но механический демон из газовых струй и шариковых подшипников несется... прямо на скалу, которую нельзя миновать. Миг – и все должно разлететься на атомы, но машина, словно насмехаясь над законами природы, уже самолетом чуть взмывает над скалой – и внизу злобно мелькают оскаленные зубы камней с глубокими провалами. А машина уже скользит в головокружительном спуске по склону горы, конечно, без дороги, скользит над хаосом камней и кустарника, хижин и изгородей.

И все это не в кошмаре, все эта наяву.

Дьявольский самолет, самолет, пилотируемый дьяволами, превышал скорость звука, но почти не отрывался от земли. Все сливалось в вихре разноцветных полос, в безумной вакханалии теней, когда уже нет предметов, нет линий, нет цвета, объема, формы, есть нечто утратившее материальность, воплотившееся в одно лишь неистовое движение.

Голова кружилась, в глазах мутилось, горло сдавило...

Это было наваждение. Избавиться от него можно было, лишь смотря вдаль или вперед. Но навстречу летела жуткая стена африканских джунглей – пышных, душных, непроходимых, с дикими зверями и черными атлетами, не успевающими испугаться невозможной машины, которая должна была бы врезаться в зеленую мякоть листвы и разбиться об эбеновый частокол негнущихся стволов. Адская машина неуловимым движением скользила вверх, пролетая над кронами деревьев. И под брюхом сатанинской птицы уже проносились возделанные поля плантаций. Казалось, что плоская земля вертится, как исполинский диск, вернее, два диска – справа и слева, крутящихся в разных направлениях... И снова роковое, неотвратимое препятствие впереди – стены роскошного дома плантатора, над крышей которого мы пролетаем, едва не сбив антенну.

Так я летел – о ирония судьбы! – с последним регулярным рейсом советского самолета из одной африканской страны в другую в последние часы перед назревшим конфликтом.

Надо отдать им справедливость. Самолеты у них великолепные. Мне посоветовал взять билет на этот последний регулярный рейс портье отеля, португалец из Анголы, уверявший, что это наиболее безопасно. Безопасно! Я тысячу раз расставался с жизнью в пути!.. Или их пилоты продали душу дьяволу и в аду им пока нет места, или у них колдовские приборы, которые позволяют так летать. Черт возьми! В этом есть смысл. Попробуй-ка перехватить такой самолет истребителем. Засечь радиолокатором. Сбить зенитной артиллерией или догоняющей ракетой. Он появляется сразу над головой, обрушивает сверху рев двигателей, уже исчезнув.

Неспроста они так летали, невидимым лучом нащупывая неровности рельефа и с поразительной точностью копируя его в воздухе в пятидесяти метрах от земли. Советская авиационная компания не только гарантировала тем безопасность пассажиров при любых неожиданных эксцессах, но и показывала, с чем придется столкнуться кое-кому, если конфликт, уже сотрясающий Африканский континент, расширится...

Нет, нет! Конфликт вполне локален! Боже, спаси наши души! Он касается только Африки. Ни в коем случае не великих ядерных держав, которые могут лишь проявлять симпатию и сочувствие той или иной стороне. Никаких всемирных ядерных столкновений! Если здесь и будет сброшена какая-нибудь ядерная бомба, то лишь потому, что развитие физики настолько велико, что невозможно предотвратить ее успехи в любой, даже маленькой лаборатории... в том числе и на Африканском континенте.

Что будет с очередной заложенной в пишущую машинку страницей моего дневника, за который я так хочу получить миллион, но который пишу в расчете на пепел?.. Да, да, на пепел, скорее всего – радиоактивный пепел, в который страницы дневника превратятся, хоть я и храню их вот уже более полугода в несгораемом портфеле... Юмор висельника? Еще бы! Этот юмор ощущался в африканском воздухе, едва я вдохнул его вместе с чертовой пылью рудничных отвалов, насыпанных между вполне американскими небоскребами.