Стоявшая рядом Катарина забормотала какую-то молитву, достав серебряный кинжал и положив стреляный пистолет на край ящика с замками. Я глянул на неё, сделал шаг в сторону и упал на колени перед зарытыми оружейными ящиками.

— Твою же мать… — проронил я, быстро разлохматив пальцами тонкую проволоку и сорвав пломбу. Открыв крышку, начал с прищуром вычитывать названия на картонных коробках. — Так-так-так. Пули свинцовые, круглые, с рубленым серебром. Пули свинцовые, круглые, с рубленым алюминием. Пули свинцовые, цилиндрические, с медными и алюминиевыми поясками. Ситуация дерьмовая, но зато как раз подходит для испытания новых типов боеприпасов.

Я набрал горсть тех пуль, что с серебряным конфетти, и с глухим суток высыпал на деревянную крышку. Потеряйцы почему-то не спешили нападать, и Катарина, пользуясь моментом, принялась забивать порох в ствол пистолета, утромбовав несколькими быстрыми и сноровистыми движениями шомпола. А затем, мельком глянув на пули, она схватила одну и отправила вслед за резиновым пыжом. Конечно, она не знала, что это называется вспененной резиной, но вот пыж угадывался безошибочно. Снова замелькал шомпол.

— Катюша, а можно круг светораздела быстро нанести? — спросил я, снимая с предохранителя свой пистолет, а вслед за ним переломив воздушку.

— Я не знаю, как речная дева примет круг — вдруг обозлится, ведь я с ней не совладаю, — взволнованно ответила храмовница.

— А если только полукружье? — переспросил я, споткнувшись на уточнении. Хотел сказать «полумесяцем», но в их языке такого слова не было, так как и Луны тоже не существовало.

Катарина пожала плечами, тихо зарычала и побежала в сторону фургона, где на оглобле висели мокрая рубаха и поддоспешник, а на траве лежали шлем и кираса. Девушка старалась надевать броню в минимальном комплекте, предпочитая манёвренность, а не защиту.

Пока она одевалась, из-за самого фургона послышались крики, а потом с грохотом сверкнула молния. И сразу после этого на открытое пространство выскочила, подбирая полы длинного платья, Лукреция. Волшебница семенила по траве босиком, а следом за ней Марта, бежавшая, словно вспугнутая с насеста клуша.

Потеряйцы все прибывали, и в душе у меня росло нехорошее предчувствие, ведь собравшись в стаю, даже мелкие шавки опасны, а тут уже под полсотни нечисти.

— Золото-золото-золото, — доносился многоголосый речитатив, похожий по ритму на индийские мантры. Словно заклинание.

— Уходим! Юрка, уходим, пока не поздно! — закричал Андрей, подбегая ко мне.

— Нет! Если уйдём, то Джек погибнет! — выкрикнул я, кивнув в сторону запруды. — Парень и так уже несколько дней ничего не ел. Он умрёт даже не от лап чудовища, а от голода.

— Задолбало! — закричал в ответ Андрей. — Задолбало! Это не наши проблемы!

— Если хочешь, уходи! А я останусь! — вырвалось у меня в ответ.

— Знаешь принцип вагонетки и привязанных людей?! — подойдя в упор, прорычал лейтенант. — Напомню! Это выбор меньшего зла! Либо один, либо много! А знаешь, в чём прикол? Лучше вообще не выбирать, чтоб совесть чистая была! Не мы это сделали! Не на нашей совести будет его смерть! А вот если погибнет кто-то из тех, кого ты привёл — это осознанный выбор пути. Ты перевёл стрелки на рельсах, и по твоей вине погибнут люди. Ты хочешь решать, кто погибнет?!

— Да пошёл ты! — прокричал я ему в лицо. — Я уже был в ситуации, когда решил не выбирать! Исповеди хочешь?! Так вот. Был у меня боец в отделении, в жизни никого страшнее компьютерной мышки не обижал. Все его гнобили, а я ухмылялся, мол, пусть научат придурка уму-разуму. Сам не вмешивался, хотя мог всё это прекратить. А потом он застрелился! Вот он, твой выбор остаться в стороне! Я больше так не хочу! Я не хочу больше оставаться в стороне. Я попробую разобрать рельсы перед вагонеткой.

— Да плевать мне на твои комплексы, Бэтмен долбаный! — взбеленился Андрей. — Мне важно, чтоб по мне вагонетка не проехала! А если хочешь, геройствуй в одиночку!

— Это… Юн спада! — Я повернул голову и посмотрел на бегущую к нам Урсулу. Та была в кальсонах и кирасе, с зажатым под мышкой мечом и связкой амулетов в свободной руке. — Юн спада, вы бы не разбегались, я за всеми не услежу!

Мечница остановилась, сделала глубокий вдох, согнулась пополам, а потом громко выругалась. Таких затейливых слов на местном я давно не слышал. А когда женщина выпрямилась, то выдала новую тираду.

— Вы бы… это… сейчас вместе поколдовали, а драка уж потом. Я вам даже подсоблю. Я по-мальчачьи драца не умею, но так уж и быть, научусь. Ну, там, лицо царапать или слезливо кулачком по плечику стучать. Даже плакать научусь.

Мы с Андреем переглянулись. Никому не хотелось уступать, но тётя Урсула права, да ещё и в душу нагадила, нехотя сравнив с земными девчонками, посему драку лучше на потом отложить. Лейтенант сплюнул на землю и повернулся в сторону столба с генератором.

— Пойду освещением займусь. Если лампу разобьют, в темноте нам точно капец будет.

Я проводил его взглядом, а потом подхватил пистолеты, незатейливо сунул их за пояс и направился к Катарине, выгребавшей из костра палкой золу. Девушка поглядывала в сторону потеряйцев, а те ходили вдоль границы, где-либо чужой электрический свет казался им не таким опасным, либо не решались атаковать владения речной девы, но рано или поздно хлынут волной, и тогда их не получится остановить.

— Помочь? — быстро спросил я.

Катарина молча протянула мне шлем, а когда я взял, начала насыпать туда пепел, сложив ладони вместе. После четвёртой горсти задумалась и положила ещё две.

— Попробую полукругом от самого берега.

Я кивнул, и мы вместе побежали к тому месту на берегу, где можно было начать ритуал, обведя весь лагерь. Но начали не сразу. Сперва Катарина опустилась на колени и осенила себя знаком Небесной Пары, потом поклонилась в сторону воды, выждала полминуты, и только тогда вскочила на ноги и начала загребать пепел из шлема, непрерывно шепча молитву.

— А ничего, что линия не складывается в ровный круг? — тихо спросил я.

Девушка замерла, вздохнула и пожала плечами.

— Ну, она и не замкнутая получается. Впервые такую делаю. Так что не знаю.

Катарина наклонилась и продолжала линию. Когда приблизились к потеряйцам, я перехватил шлем в левую руку, а в правую взял пистолет. Не знаю, поможет ли против них оружие, но оказаться совсем беззащитным не было никакого желания. Тем временем мумии-коротышки начали скандировать непонятные слова, и толпа вопила всё громче и громче, раскачивая боевой настрой недомерков.

— Прочь! — раздался протяжный крик речной девы, которая стояла на берегу, уперев руки в боки. — Это моя блестячка! Прочь, недомерки!

Я глянул на хозяйку запруды, а потом на потеряйцев. О какой блестячке шла речь? Я же не видел золота. Ничего жёлтого вообще не видел. А серебро нечисти противопоказано.

Увидев озадаченное выражение на моём лице, Катарина, которая уже обходила шатры и стоянку с бычками по кривой, пнула песок.

— Здесь нет ничего, кроме призрачного серебришка. Его только духи для украшения своих мест поклонения украшают, ну, иногда фальшивомонетчики золото разбавляют, но придворные чародейки бдительны, и за добавки призрачного серебришка можно в котёл с жидким маслом угодить. Поэтому его просто выкидывают в воду.

Девушка продолжила сыпать золу в одну линию, а я нахмурился и поглядел на песок. Что-то история смутно знакомая. Причём это уже было на Земле, как раз в эпоху Колумба. Тогда тоже ненужное серебришко выкидывали тоннами в океан, чтоб им не могли воспользоваться жулики. А имя этому серебришку — платина. Тут под ногами зарыты миллионы, если не миллиарды. Только за сегодня мужья этой водной дуры намыли полную корзину, а в ней будет больше ста килограммов.

К реальности меня вернули выстрелы и крики.

— Держать! Держать строй! — надрывалась Ребекка.

— Ни шагу назад, шавки трусливые! — вторила ей Герда.

— Во имя славы! — протянула Клэр, встав на одной из коробок и подняв к небу меч в пафосном жесте.