Идя все дальше и дальше по улицам, Джейн нередко останавливалась перед большими окнами роскошных домов. В особенности ей понравился один дом: комнаты его были ярко освещены и нарядно убраны; на стенах висели картины, на подоконниках стояли комнатные цветы. Из дома доносились голоса взрослых, детский смех, музыка... И вдруг послышалось женское пение, мгновенно напомнившее малышке Джейн о ее друге – мадемуазель Диане. Тяжкий вздох вырвался из груди девочки, она закрыла лицо руками и заплакала. Потом леди Джейн оказалась перед другим красивым одноэтажным домом. Кружевные занавеси в окнах были высоко подняты, зал был залит светом. На рояле играла мадам Ланье, а две хорошенькие маленькие девочки – ее дочери – в белых платьях, с алыми поясами, завязанными большим бантом, кружили по комнате. Леди Джейн прижалась к чугунной решетке и неотрывно смотрела на детей. В зале раздались звуки знакомого вальса – мосье Жерар научил леди Джейн именно тем па, которые исполняли в эту минуту прелестные девочки. Ах, именно этот вальс насвистывал старичок, когда давал уроки своей ученице! Забыв обо всем на свете, малышка сбросила старенькую шаль, сделала пируэт, скачок в сторону... Приподняв обеими руками подол поношенного платья, она грациозно и самозабвенно танцевала. Свет электрического фонаря освещал ее оживленное личико; волосы ее растрепались, щеки разрумянились, и малышка, будто фея, плясала вокруг фонаря, кружилась, порхала, играла со своей тенью.

Вдруг музыка смолкла; за детьми явилась няня. Свет в зале погас, занавеси опустились, и леди Джейн вновь осталась совсем одна. Подняв с земли свою шаль, она закуталась в нее и вновь побрела дальше. Танец ее утомил, хотя на время придал бодрости. Холод усилился, и несмотря на то что она согрелась от быстрых движений, ноги у нее вскоре заныли. Раза два она даже споткнулась – колени подгибались, а сон так сильно одолевал ее, что она готова была упасть на скамейку и заснуть. Но как только приближался какой-нибудь запоздавший прохожий, девочка подбадривала себя и прибавляла шагу. Во что бы то ни стало нужно было добраться до улицы Добрых детей... Наверно, теперь это уже недалеко... И леди Джейн даже не смотрела по сторонам – она ждала, что ей вот-вот встретится Мадлон или что она издали увидит освещенное окно Пепси.

Леди Джейн совсем выбилась из сил и очень замерзла. Она остановилась в незнакомом месте на перекрестке двух улиц. На углу одной из них возвышалось большое здание, окна которого были ярко освещены. К зданию примыкала красивая церковь, с остроконечным шпилем, как бы улетавшим в небо. Заплаканные глаза леди Джейн невольно обратились к звездам, тихо мерцавшим над нею, и, сложив руки на груди, она проговорила:

– Папа, мама, где вы? Возьмите меня к себе! Я замерзла, мне хочется есть, спать...

Бедная малышка! Звезды не внимали ее мольбам и все так же тихо мерцали на темно-синем небе.

Тогда леди Джейн повернула голову к освещенным окнам большого дома, на фасаде которого отчетливо выступала мраморная доска с крупными буквами. Ухватившись окоченевшими руками за чугунную решетку, окаймлявшую фасад здания, девочка приподнялась на цыпочках и прочитала по складам: «ПРИ-ЮТ ДЛЯ СИ-РОТ».

– Для сирот? Приют? Что это значит? А как там тепло и светло!..

Подумав с минуту, она дернула за шнурок звонка на двери. И продолжала смотреть в окно. Какую прелестную картину она там увидела! Посреди большого зала стояла елка, настоящая елка, и такая высокая – почти до потолка. Под елкой лежал мох и свежие цветы. Сверху донизу ее украшали разноцветные свечи, орехи в золотой и серебряной фольге, блестящие шары и фонарики. Глаза у леди Джейн засияли. В залитом огнями зале вокруг разукрашенной елки бегали и прыгали дети.

Вдруг дверь отворилась.

На крыльцо вышла женщина. Увидев малышку с непокрытой головой, бедно одетую, она подхватила ее на руки и внесла в дом.

– Девочка моя, милая, как ты сюда попала? В такой холод – почти неодетая! Почему ты не идешь к себе домой?

В первую минуту Джейн не могла произнести ни слова, до того она замерзла и обессилела. Но, услышав последний вопрос, она вздрогнула от ужаса.

– О, не отсылайте меня! – вскричала бедняжка. – Не отсылайте, не возвращайте назад к тете Полине! Я ее боюсь, она меня сегодня ударила, ударила по щеке, и я убежала от нее.

– Где живет твоя тетя Полина? – спросила сестра Маргарита, которая была начальницей этого приюта для сирот.

– Не знаю. Кажется, далеко отсюда.

– Ты не можешь вспомнить, как называется улица?

– Это не улица, а переулок. Грязный, на болоте. Там приходится по доскам ступать.

– А как фамилия твоей тети?

– Не знаю, я всегда звала ее тетя Полина. О, прошу вас, не отсылайте меня к ней! Я ее боюсь. Она велела мне принести вечером деньги, а без денег не приходить. Велела петь на улице, но я петь не могла, а просить милостыню не смела...

Тут девочка не выдержала и залилась такими горькими слезами, что сердце сестры Маргариты сжалось от сострадания. Но ей приходилось видеть стольких плачущих детей... и ни одного несчастного ребенка не оставила она без помощи.

– Где же твои отец и мать? – ласково спросила она у леди Джейн.

– Папа ушел к Богу, а про маму тетя Полина говорит, будто она куда-то уехала. Но я думаю, что она ушла к папе.

Глаза сестры Маргариты тоже наполнились слезами; она еще крепче прижала к груди дрожащую девочку и понесла ее во внутренние комнаты.

– Хочешь переночевать здесь? – спросила сестра Маргарита. – У нас живет много, много девочек, наши сестры их очень любят и заботятся о них.

Леди Джейн улыбнулась.

– Мне можно остаться у вас? Вы позволите мне посмотреть на елку?

– Конечно, дитя мое!

И сестра Маргарита повела девочку в зал, где радовались елке сироты, нашедшие надежное убежище в ее приюте.

Прошло несколько дней; за леди Джейн никто не являлся, и начальство приюта решило принять ее в младшее отделение. Скоро девочку полюбили все сестры, работавшие в приюте. Она подружилась почти со всеми детьми. Ее волшебное пение всех очаровывало.

– Ее необходимо учить музыке, – говорила начальнице сестра Агнесса. – Такой замечательный голос станет со временем украшением нашей церкви.

Леди Джейн с первого же дня препоручили сестре Агнессе, руководившей музыкальным классом. Сестра особо занялась маленькой певицей, и когда городские дамы-патронессы приезжали навещать сирот, монахиня непременно вызывала леди Джейн в зал – всем хотелось полюбоваться на прелестную девочку, послушать ее голос или просто поговорить с ней. Малышку буквально засыпа?ли подарками и лакомствами. Но никто не баловал ее так, как мадам Ланье. Сестра Маргарита очень радовалась за маленькую Джейн – она решила так просто ее и называть, отбросив слово «леди».

– Мне кажется, – часто говорила сестра Маргарита сестре Агнессе, – что мадам Ланье хочет удочерить Джейн. Не будь у нее так много своих детей, она сразу бы взяла девочку к себе, я уверена в этом.

– Мадам Ланье иногда задает странные вопросы, – призналась сестра Агнесса. – Когда Джейн поет, мадам Ланье глаз с нее не спускает.

– Да, – подхватила сестра Маргарита, – я и сама давно замечаю, что мадам Ланье постоянно расспрашивает о происхождении Джейн. Очевидно, ей очень хочется узнать от самой девочки, как она попала к неизвестной родственнице, какой-то тете Полине.

Добрая сестра Маргарита в первый же вечер расспрашивала сиротку, кто она такая, где и с кем жила, но все было напрасно. Джейн упорно молчала или повторяла только то, что в порыве отчаяния открыла на Рождество. Она боялась вновь очутиться у злой старухи. Поэтому не упоминала и об улице Добрых детей, ведь там знали ее тетю Полину. А между тем Джейн чрезвычайно хотелось поговорить с сестрами о Пепси, о мадемуазель Диане, старике Жераре и семье Пэшу!.. Как она тосковала по этим добрым людям, верным ее друзьям! На уроках пения Джейн невольно переносилась в прекрасный садик, полный цветов, и ей казалось, что мадемуазель Диана поет рядом с ней.