Теперь моя мать знает, что я преступник, которого она, возможно, часто видит в сводках ФБР. Но я молчу. Я закладываю в резинку рогатки еще одну пулю и целюсь в Девчонку.

— Ты хочешь спасти свою семью. Я это понимаю, — продолжает она. — Я тоже хотела спасти свою семью.

Я опускаю руки.

В голосе Девчонки теперь слышится мольба, даже волнение.

— Сейчас я даю тебе шанс спасти семью. Спускайся. Пожалуйста. Никто не пострадает.

Один из солдат рядом с ней поднимает пистолет выше. Инстинктивно я вскидываю руки с рогаткой и стреляю в него. Пуля попадает в щеку, и солдат падает на землю.

Солдаты выпускают в меня автоматную очередь. Я сжимаюсь за трубой. Летят искры. Стиснув зубы, закрываю глаза. В такой ситуации я ничего не могу сделать. Я беспомощен.

Когда огонь прекращается, я выглядываю из-за трубы и снова вижу Девчонку. Ее командир скрестила руки на груди. Но Девчонка даже не шевельнулась.

Потом командир делает шаг вперед. Ее голос гораздо холоднее, чем у Девчонки. Когда Девчонка пробует возразить, командир отпихивает ее в сторону.

— Ты не можешь оставаться там вечно! — кричит мне командир. — И я знаю, что ты не уйдешь. Ты не бросишь свою семью умирать.

Я закладываю резинку рогатки последнюю пулю и направляю прямо в нее.

В ответ на мое молчание командир закатывает глаза.

— Хорошо, Айпэрис, — обращается она к Девчонке. — Мы попробовали вашу тактику. Теперь попробуем мою. — Командир поворачивается к темноволосому капитану и кивает: — Давай.

У меня нет времени понять, что происходит.

Капитан поднимает пистолет и прицеливается в мою мать. А потом стреляет ей в голову.

Застреленная Томасом женщина даже не успела упасть на землю, а парень уже спрыгнул с крыши дома. На секунду я застываю в шоке. В оцепенении. Это неправильно. Никто не должен был пострадать. Командир Джеймсон не говорила, что собирается убить кого-то из семьи. Мы хотели арестовать их и доставить в Баталла-Холл для допроса. Я бросаю взгляд на Томаса, гадая, чувствует ли он тот же ужас, что и я. Однако он все так же бесстрастен.

— Взять его! — приказывает Джеймсон.

Парень падает на одного из солдат, и тот окунается лицом в грязь.

— Взять его живым!

Парень, которого теперь я знаю под именем Дэй, испускает душераздирающий крик. Бросается на ближайшего солдата, несмотря на то что его окружили. Каким-то образом ему удается завладеть оружием, но другой солдат тут же выбивает его из рук.

Командир Джеймсон переводит взгляд на меня. Не сказав ни слова, она снимает с пояса пистолет.

— Командир, не надо! — выкрикиваю я, но она не обращает на меня внимания. Перед моими глазами мелькают воспоминания о Метиасе.

— Я не собираюсь ждать, пока он поубивает моих солдат, — бросает мне командир.

Она прицеливается в ногу Дэя и стреляет. Я вздрагиваю. Пуля не достигает цели (командир метила в коленную чашечку), но проходит по внешней стороне бедра, и кровь заливает солдат вокруг. Дэй кричит от боли и падает посреди круга солдат. Кепка слетает с его головы. Из-под нее вырывается россыпь платиновых волос. Один из солдат сильно ударяет Дэя, отчего тот теряет сознание. Затем на него надевают наручники, завязывают глаза, вставляют кляп в рот и затаскивают в один из джипов. На секунду мое внимание обращено к другому пленнику из дома, молодому парню, который приходится Дэю братом или кузеном. Он что-то кричит нам. Солдаты запихивают его во второй джип.

Томас смотрит на меня с одобрением, но командир Джеймсон хмурит брови.

— Теперь я понимаю, почему в Стэнфорде вас называли смутьянкой, — говорит она. — Здесь вам не колледж. Мои действия нельзя оспаривать.

Часть меня хочет извиниться, но я слишком впечатлена произошедшим, слишком зла и встревожена.

— А как же наш план? Командир, при всем уважении, мы не договаривались убивать гражданских.

Командир Джеймсон усмехается.

— Кадет Айпэрис, — отвечает она, — следуй я вашему плану переговоров, мы бы остались здесь на всю ночь. Видите, как быстро можно разрешить проблему? Для нашей цели мои аргументы были более убедительными. — Командир отворачивается. — Полезайте в джип. Мы возвращаемся в штаб-квартиру.

Быстрый жест рукой — и Томас выкрикивает приказ солдатам. Те торопятся встать в строй. Командир забирается в джип с Дэем.

Томас подходит ко мне и отдает честь. Он широко улыбается.

— Мои поздравления, Джун, — говорит Томас. — Вы это сделали. Вот это операция! Вы видели выражение лица Дэя?

Ты только что убил человека. Я не могу заставить себя взглянуть на Томаса. Не могу спросить, как может он так слепо исполнять приказы. Мой взгляд устремляется к безжизненному телу женщины на тротуаре. Врачи уже окружили троих раненых солдат, их аккуратно поместят в медицинский грузовик и отвезут в штаб. А никому не нужное тело женщины так и останется лежать здесь. Из нескольких домов на улице выглядывают люди. При виде мертвого тела некоторые быстро отворачиваются, другие робко смотрят на нас с Томасом. Мне хочется улыбнуться им в ответ, почувствовать радость отмщения за смерть брата. Но я жду, а радость все не приходит. У меня трясутся руки. От лужи крови под телом начинает тошнить.

«Помни, — говорю я себе, — Дэй убил Метиаса. Дэй убил Метиаса, Дэй убил Метиаса».

Слова в мыслях звучат пусто и неуверенно.

— Да, — отвечаю я Томасу и не узнаю свой голос. — Думаю, у меня получилось.

Весь мир — размазанное пятно. Я помню автоматы, громкие голоса и ледяную воду, которую вылили на мою голову. Порой я различаю скрежет поворачивающегося в замке ключа и металлический запах крови. Кто-то постоянно кричит. Все время воют сирены медицинских грузовиков. Мне хочется их выключить, поэтому я все ищу и ищу кнопку, но чувствую свои руки очень странно. Я совсем не могу ими шевельнуть. От ужасной боли в левой ноге по щекам текут слезы. Возможно, у меня уже вообще нет ноги.

В голове, подобно фильму на бесконечной перемотке, снова и снова проигрывается момент, когда капитан застрелил мою мать. Не понимаю, почему она спокойно стоит и не отходит. Я кричу, чтобы мама двигалась, пригнулась, делала хоть что-нибудь. Но пока в нее вонзаются пули, она стоит, а потом падает на землю. Ее лицо повернуто ко мне… Но это не моя вина. Не моя.

Постепенно бесконечность, размытость становится четче. Сколько прошло времени? Четыре-пять дней? Может, месяц? Я не знаю. Открыв глаза, вижу, что нахожусь в маленькой камере с четырьмя стальными стенами без окон. По обеим сторонам небольшой двери стоят солдаты. Я морщусь. Язык сухой, как кость. С кожи сшелушиваются следы слез. Что-то — судя по ощущениям, металлические наручники — крепко приковывает мои руки к спинке стула, и спустя секунду я понимаю, что сижу. Волосы занавешивают мое лицо белыми тонкими лентами. Жилетка испачкана в крови. Меня охватывает внезапный страх: моя кепка. Я раскрыт.

Потом я чувствую боль в левой ноге. Ничего хуже я не испытывал. Даже когда мне ранили колено, было не так больно. Меня бросает в холодный пот, а из глаз сыплются искры. Сейчас я все бы отдал за обезболивающее, или лед, чтобы приложить его к раненому бедру, или даже за пулю, которая избавит меня от дальнейших страданий. Тесс, ты нужна мне. Где же ты?

Но, осмелившись взглянуть вниз на ногу, я вижу, что она туго перевязана пропитанными кровью бинтами.

Один из солдат замечает мои движения и прикладывает руку к уху:

— Он очнулся, мэм.

Спустя несколько минут — из-за раны в ноге показавшихся часами — металлическая дверь распахивается и в камеру неспешно заходит женщина-командир, приказавшая убить мою мать. Она одета по всей форме, на плечах плащ, орден в виде трех стрел под лампами отливает серебром. Электричество. Я нахожусь в правительственном здании. Командир что-то тихо говорит солдатам по ту сторону двери, и та захлопывается. Женщина с улыбкой медленно подходит ко мне.