Я не знаю. Мне слишком страшно об этом думать.

— Ты оставила позади все, — после долгого молчания произношу я и касаюсь рукой лица Джун, чтобы стереть с ее ресниц дождинки. — Свою жизнь… убеждения… Почему ты сделала это ради меня?

Джун долго смотрит в ответ. Она никогда не выглядела такой красивой, как сейчас, уязвимой и в то же время непобедимой. По небу пробегает жилка молнии, и в ее свете глаза Джун отливают золотом.

— Потому что ты оказался прав, — шепчет она. — Насчет всего.

Когда я заключаю Джун в объятия, она стирает с моей щеки слезу и целует меня. Потом кладет голову мне на плечо. Я позволяю себе плакать.

Спустя три дня. Барстоу. Двадцать три сорок.

Ураган «Эвония» наконец начал стихать, но повсюду льет холодный дождь с грозой. Темные тяжелые капли собираются вместе и заливают потоками весь ландшафт. В небе неистово кружатся облака. Под ними одинокий экран Барстоу передает новости из Лос-Анджелеса.

Конечно, Республика говорит, что казнь Дэя прошла успешно. Однако нам с Дэем известно кое-что еще. По улицам и темным аллеям уже пошел шепоток, появились истории о побеге Дэя. О том, как он в очередной раз обманул смерть.

И о том, что молодой республиканский солдат ему в этом помог. Истории передаются шепотом, потому что никто не хочет навлекать на свою голову гнев Республики. Но все же люди продолжают говорить. Положено начало нашей легенде.

Сектор Барстоу беднее и тише внутреннего Лос-Анджелеса, но тем не менее переполнен людьми. Однако в отличие от жителей столицы они нас не узнают. Город на железной дороге. Ветхие дома. Хорошее место для нашего с Дэем укрытия. Хорошо бы еще Олли был с нами. Если бы только командир Джеймсон не перенесла казнь на день раньше. Я хотела вывести Олли из квартиры, спрятать его в каком-нибудь проулке, а потом вернуться за ним. Но сейчас уже слишком поздно. Что с ним сделают? При мысли о том, как Олли будет лаять, пока солдаты станут ломать дверь в мою квартиру, о том, как его застрелят, у меня в горле собирается комок. Он был единственным, кто остался у меня после Метиаса.

Сейчас мы с Дэем пробираемся на железнодорожную станцию, чтобы расположиться там на ночлег. Несмотря на бурю, я старательно прячусь в тенях. На улицах мы уже пару раз сталкивались с полицейскими, и кто-то из них мог за нами последовать. Волосы Дэя тщательно спрятаны под кепкой. На здешней свалке стоят потускневшие и покрытые ржавчиной старые вагоны. (Их двадцать шесть, если считать тот, у которого отсутствует одна сторона, все произведены корпорацией «Юнион Пасифик».) От сильного ветра мне приходится пригибаться, чтобы не упасть. Дождевые капли жалят раненое плечо. Ни я, ни Дэй не произносим ни слова.

Наконец на задней части свалки мы находим пустой вагон (площадью четыреста пятьдесят квадратных футов), безопасно окруженный тремя другими. Мы забираемся внутрь и устраиваемся в уголке. Здесь удивительно чисто. Достаточно тепло. И что важнее всего, сухо.

Дэй снимает кепку и выжимает волосы. Больная нога все еще его беспокоит.

— Хорошо, что с системой оповещения о наводнении все в порядке.

Я киваю:

— Должно быть, ураган мешает патрулям выследить нас, — замолкаю и смотрю на волосы Дэя. Даже сейчас, тусклые, грязные и совершенно мокрые, они заключают в себе какую-то дикую красоту. Дэй замечает мой взгляд и перестает их выжимать.

— Что?

Я пожимаю плечами:

— Ты ужасно выглядишь.

В ответ Дэй слабо улыбается. Но улыбка пропадает так же быстро, как появилась. Вместо нее на его лице проступает виноватое выражение. Я замолкаю и опускаю глаза. Не могу винить Дэя за это.

— Как только закончится дождь, — говорит он, — я хочу отправиться в сектор Лейк. Хочу найти Тесс и, прежде чем мы отправимся на фронт, убедиться, что среди Патриотов с ней все будет в порядке. Что с ними ей будет безопаснее, чем с нами. — Дэй бросает на меня взгляд. — Тебе идти не обязательно. Оставайся здесь и веди себя тихо. Лучше рисковать одним из нас, чем обоими сразу.

Мне хочется сказать Дэю, что вернуться в Лос-Анджелес — безумная идея. Но я молчу. Мне представляются опущенные плечики Тесс и ее большие глаза. Дэй уже потерял мать. И брата. Я не могу допустить, чтобы мы потеряли еще и Тесс.

— Ты должен вернуться, — отвечаю я. — Но я пойду с тобой.

Дэй смотрит на меня сердито.

— Нет, ты не пойдешь.

— Тебе нужно прикрытие. Будь разумным. Если с тобой что-то случится, а я останусь здесь, как мне узнать, что ты в беде?

Дэй молча смотрит на меня. Даже в темноте я не могу отвести от него глаз. Раньше у него на щеках была грязь или кровь с потом, которые несколько скрадывали красоту его лица. Но дождь уже давно смыл их, и лицо Дэя мокрое и чистое. В его волосах больше нет красной пряди. На лице осталось лишь несколько синяков и шрамов от удара Томаса. Дэй выглядит как сломленный ангел.

В смущении я отвожу взгляд.

— Просто не хочу, чтобы ты шел один, — шепчу я.

— Хорошо, — вздыхает Дэй. — Когда я пойму, что Тесс в безопасности, мы уйдем. Уедем куда-нибудь далеко отсюда. Отправимся на фронт и найдем Идена, пересечем границу. Колонии наверняка примут нас и даже помогут.

Колонии. Не так давно они казались мне величайшим врагом во всем мире.

— Хорошо, — отвечаю я.

Дэй наклоняется ко мне и тянется к моему лицу.

Ему все еще трудно пользоваться пальцами, ногти темные от запекшейся крови.

— Ты потрясающая, — говорит Дэй. — Но оставаться с кем-то вроде меня так глупо. Ты столько всего сделала. Я недостаточно хорош для тебя.

Чувствуя прикосновение руки Дэя, я прикрываю глаза.

— Тогда глупцы мы оба.

Дэй притягивает меня к себе. Целует, прежде чем я успеваю сказать что-то еще. Его губы теплые и мягкие, и, когда Дэй углубляет поцелуй, я обнимаю его здоровой рукой за шею и целую в ответ. В этот момент я не думаю о боли в раненом плече. Даже не думаю о солдатах, которые могут нас найти и поймать. Мне никуда не хочется. Только быть здесь, в безопасности рядом с Дэем, в его крепких объятиях.

— Это так странно, — говорю я Дэю позднее, когда мы лежим в обнимку на полу вагона. Снаружи бушует ураган. Через несколько часов мы должны отправиться в путь.

— Странно быть здесь, с тобой. Я едва знаю тебя. Но… иногда мне кажется, что я действительно тебя понимаю. Как будто мы один и тот же человек, рожденный в двух разных мирах.

Некоторое время Дэй молчит, одной рукой играясь с моими волосами.

— Знаешь, мне интересно, каким бы вырос я, будучи на твоем месте. И что, если бы ты выросла на моем. Мы бы превратились друг в друга? Стал бы я солдатом Республики? Стала бы ты преступницей? Я не знаю.

Я поднимаю голову с плеча Дэя и смотрю ему в глаза. В голову приходит мысль.

— Дэй…[4] я никогда не спрашивала тебя об этом псевдониме. Что он означает?

Дэй переводит взгляд на меня.

— Каждый новый день содержит двадцать четыре часа. Каждый день означает, что все опять возможно. Ты живешь одним моментом, в один момент умираешь, и все это происходит всего за один день. — Дэй смотрит в сторону открытой двери вагона, где потоки темной воды завешивают от нас мир. — И ты стараешься идти при свете.

Слова Дэя проникают глубоко в мои мысли. Я думаю о Метиасе, о прекрасном времени, что мы прожили вместе, и даже о моментах, о которых предпочли бы забыть. Я представляю его окутанным светом. В своем воображении я поворачиваюсь к брату и махаю рукой на прощание. Когда-нибудь мы снова увидимся и расскажем друг другу свои истории… но сейчас я запираю мысли о Метиасе глубоко внутри, там, где я могу обратиться к его силе. Дэй внимательно смотрит на меня. Он не знает, о чем я думаю, но понимает эмоции на моем лице.