Возможно, Томас меня проверяет. Возможно, знает, что я его подозреваю.

Я не отвечаю и кладу в рот кусок свинины. Хорошо, что мы сидим на достаточном расстоянии друг от друга. Томас потратил много сил, чтобы уговорить меня его «простить» и согласиться вместе поужинать. Зачем он это предложил, я не знаю. Разговорить? Заставить о чем-то проболтаться? Узнать, откажу ли я ему, и сообщить обо всем командиру Джеймсон? Если против кого-то начинается следствие, узнать об этом трудно. Может быть, этот вечер всего лишь приманка.

Но опять же, возможно, Томас пытается быть искренним.

Я не знаю, поэтому осторожничаю.

Томас смотрит, как я ем, и продолжает:

— Что ты ему сказала?

В его голосе ясно слышится ревность. Я отвечаю спокойно и невозмутимо:

— Не беспокойся, Томас, — протягиваю руку и касаюсь его плеча, чтобы отвлечь. — Если бы мальчишка убил близкого тебе человека, разве ты не хотел бы узнать, какого черта он это сделал? Я пыталась выяснить, почему Дэй выбрал именно Метиаса. Подумала, что в отсутствие стражи он может сознаться. Но ничего не добилась. И буду счастлива, когда Дэй умрет.

Томас немного расслабляется, но смотрит по-прежнему пристально.

— Может, тебе не нужно больше с ним видеться, — произносит он после долгого молчания. — И лучше оставить все до казни. Я могу попросить командира Джеймсон назначить кого-нибудь другого человека, чтобы носить Дэю воду. Мне не нравится, что ты столько времени проводишь с убийцей своего брата.

Я согласно киваю и продолжаю есть эдаме. Молчать сейчас нельзя. А что, если в этот момент я ужинаю с убийцей своего брата? «Логика. Осторожность и логика». Уголком глаза я вижу руки Томаса. А вдруг это те руки, что пронзили сердце Метиаса?

— Ты прав, — отвечаю я недрогнувшим голосом, который звучит задумчиво и благодарно. — Ведь я до сих пор так и не вытянула из Дэя ничего полезного. В любом случае скоро он будет мертв.

Томас пожимает плечами.

— Я рад, что ты согласна. — Он кладет на стол пятьдесят республиканских долларов, и к нам подходит официант. — Дэй обычный преступник-смертник. Девушке твоего ранга не пристало обращать внимание на его слова.

Прежде чем ответить, я прожевываю пищу.

— А я и не обращаю. С тем же успехом я могла бы говорить с собакой.

Но в мыслях у меня совсем другое. «Если Дэй говорит правду, я непременно прислушаюсь к нему».

Мне не нравится, как Томас на меня поглядывает. И улыбка его не нравится. Я спокойно отвечаю на каждую его фразу, но между нами все равно чувствуется едва уловимое напряжение. Нечто… странное.

Томас провожает меня до квартиры. После его ухода я еще долго, далеко за полночь, сижу у компьютера, изучая отчет об убийстве Метиаса. Я столько раз посмотрела на фотографии, что теперь уже не вздрагиваю при виде мертвого брата, однако тошноту все же испытываю. Каждое фото сделано с ракурса, с которого раны рассмотреть невозможно. Чем дольше я рассматриваю грязные пятна на рукоятке ножа, тем больше убеждаюсь, что это оружейное масло.

Интересно, может, я просто схожу с ума и в отчаянии ищу ответ на вопрос, ради чего погиб мой брат?

Будучи не в силах больше смотреть на фотографии, я иду обратно к дивану и заново пролистываю дневники Метиаса. Если у брата были другие враги, это станет ясно из его записей. Но Метиас не был дураком. Он никогда бы не написал того, что могло оказаться опасной уликой. Я читаю страницы старых пометок о бытовых, не относящихся к делу делах. Иногда Метиас пишет о нас. Такие места читать труднее всего.

В одной из записей рассказывается о вечере посвящения в патруль командира Джеймсон, когда я заболела. В другой — о празднике, который мы устроили в честь получения мной тысячи пятисот баллов на Испытании. Мы с Метиасом заказали мороженое и целых две курицы. Я попробовала сделать бутерброд из курицы с мороженым, и это оказалось самым противным, что я когда-либо в жизни пробовала. До сих пор слышу наш смех, до сих пор чувствую запах горячей курицы и свежего хлеба.

Я прижимаю кулаки к закрытым векам и глубоко вздыхаю.

— Что я делаю? — шепотом спрашиваю Олли. Он лежит на диване и поворачивает ко мне голову. — Я поддерживаю преступника и отталкиваю людей, которых знала всю жизнь.

В ответ Олли смотрит на меня с бесконечной мудростью во взгляде, а затем возвращается ко сну. Еще некоторое время я смотрю на него. Не так давно Метиас спал рядом, положив руку Олли на спину. Интересно, Олли тоже об этом сейчас думает?

Мне требуется секунда, чтобы кое-что осознать. Я открываю глаза и заглядываю на только что прочитанную страницу дневника Метиаса. Кажется, я видела там что-то… вот, в самом низу страницы.

Неправильно написанное слово. Я хмурю брови и шепчу:

— Как странно.

Слово «холодильник» написано с лишней «д». «Холоддильник». Я не помню, чтобы Метиас хоть раз ошибся в написании. Еще раз посмотрев на слово, я мотаю головой и двигаюсь дальше. Мысленно отмечаю ту страницу.

Спустя десять минут я нахожу еще одну ошибку. Слово «повышение» Метиас написал как «павышение».

Я долго и пристально смотрю на страницу. Мой брат дважды неправильно написал слова. Невозможно. Это не случайность. Я тут же осматриваю комнату на предмет скрытых камер наблюдения и жучков. Потом сажусь у кофейного столика и просматриваю дневники Метиаса. Запоминаю неправильно написанные слова. Незачем выписывать их, иначе кто-то обязательно найдет эту бумагу.

Я нахожу третье слово: «семь» написано как «семмь». Потом четвертое: «излучающий» написано как «ислучающий».

Сердце начинает бешено колотиться.

Просмотрев все двенадцать дневников Метиаса, я нашла двадцать пять неправильно написанных слов. Все они находились в дневниках, посвященных последним месяцам.

Я откидываюсь на спинку дивана, закрываю глаза и мысленно представляю слова. Столько ошибок Метиас мог допустить, только если хотел зашифровать послание для меня — человека, который наверняка будет читать его дневники. Секретный код. Вот зачем в тот роковой день Метиас вытащил коробки из шкафа… вот о какой важной вещи хотел сказать. Я переставляю слова в попытке сформировать предложение со смыслом. Когда это не удается, я начинаю переставлять буквы. Возможно, каждая из них является анаграммой для чего-то.

Нет, ничего.

Я потираю виски. А потом пробую кое-что еще. Что, если Метиас хотел, чтобы я сложила вместе отдельные буквы, которые написаны в слове неправильно или являются лишними? Я мысленно составляю список этих букв, начиная с «д» в слове «холоддильник».

Я хмурю брови. Ничего не понимаю. Снова и снова мысленно переставляю буквы, пытаясь составить слова. Когда я была маленькой, Метиас играл со мной в такую игру. Он высыпал на стол кубики с буквами и спрашивал, какие слова можно из них составить. И теперь я играю в эту игру снова.

Играю, пока не натыкаюсь на комбинацию букв, от которой мои глаза тут же распахиваются.

ДЖУЧОК. Прозвище, которое дал мне Метиас. Я тяжело сглатываю и стараюсь сохранять спокойствие. Медленно выстраиваю в голове оставшиеся буквы и пытаюсь составить слова из них. Возникают различные комбинации, и в конце концов одна заставляет меня остановиться.

Остались только три В и КОМ, из чего я делаю логический вывод:

Это веб-сайт. Я еще несколько раз мысленно перебираю буквы, чтобы убедиться в правильности своих предположений. Потом бросаю взгляд на компьютер.

Сначала я вбиваю код доступа в Интернет, найденный Метиасом. Как учил меня брат, выстраиваю защиту и принимаю маскировку. В онлайн-мире глаза находятся повсюду. Затем отключаю историю браузера и дрожащими пальцами вбиваю ссылку.

Возникает белая страница с единственной строкой текста наверху.

«Протяни мне руку, и я протяну свою».