— Я хочу плыть на корабле. Я хочу быть воином, как ты! Льюк развел лапами и сокрушенно вздохнул:

— Ну что мне с тобой делать, Мартин? У тебя мой боевой дух и настойчивость твоей матери. Возьми мой меч, сынок!

Это был боевой меч, и его неоднократно обнажали в сражениях. Льюк вложил его в лапки своего сына. Мышонок во все глаза смотрел на закаленное в боях оружие. Потом он сжал рукоять так крепко, что стало ясно: он ее никогда не выпустит!

Льюк улыбнулся, вспомнив, как его отец передавал ему меч. Легонько похлопав лапой по рукояти, он сказал:

— Я вижу, Мартин, что ты рожден воином. Но главное, чему прежде всего должен научиться воин, это дисциплина.

Мартину показалось, что это сам меч с ним говорит.

— Скажи мне, что надо делать, и я сделаю это. Льюк наконец-то облегченно вздохнул и приказал будущему воину:

— Ты останешься здесь, чтобы охранять нашу пещеру от чужих, защищать тех, кто слабее тебя. Ты должен жить по закону воинской чести. Обнажай этот меч только в борьбе за правое дело, никогда не делай того, за что тебе потом будет стыдно, и никогда не позволяй сердцу брать верх над разумом.

Льюк дотронулся до меча еще раз, и его острое лезвие сверкнуло на утреннем зимнем солнце.

— Никому не отнять у тебя этот меч, пока ты жив. Когда придет время, передай его сам, может быть, твоему сыну. Ты почувствуешь, будет ли он воином. Если нет, тогда спрячь этот меч в таком месте, куда только храбрый сердцем осмелится прийти и где только истинный воин сможет отыскать его. Поклянись, что поступишь так, как я сказал, Мартин.

— Клянусь своей жизнью!

Северное серое море отразилось в глазах подростка. Льюк понял, что скоро начнется отлив.

— Может быть, пройдет несколько времен года прежде, чем я вернусь, но знай, что я вернусь, сынок. А пока я оставляю старшим Тимбаллисто. Он разумный и смелый молодой воин, у него за плечами больше времен года, чем у тебя. Слушайся его.

Улыбка, напомнившая Льюку улыбку жены, тронула губы Мартина:

— Конечно, я буду его слушаться, но настанет время, когда старшим стану я!

Гордость переполняла сердце Льюка:

— Я уверен, что так и будет. До свидания, сын!

Натянутые канаты пели вокруг вздувшихся парусов: «Сайна» скользила по морским волнам, как огромный белый лебедь. Судно держало путь на запад. Льюк на мгновение оторвался от румпеля и посмотрел назад. Он увидел одинокую маленькую фигурку, застывшую на вымощенной камнем дорожке, с поднятым над головой мечом — воинский салют. Тут корабль опустился вниз, а когда взлетел вновь на следующей волне, береговую линию уже заслонил зимний снежный занавес. Льюк еще раз окинул взглядом свою команду и опять подумал, что не ошибся в выборе бойцов. На них он сможет положиться при любых обстоятельствах. Вург, Кардо, Дьюлам, Колл и остальные собрались на палубе в ожидании его приказаний. Они держались за гакаборт, потому что сильно качало и палуба ходила ходуном. Кардо выглядел не слишком хорошо. Льюк покачал головой:

— Всем спуститься. Задраить люки и сидеть всем внизу. Качка будет изрядная. Первая вахта будет моя. Мы все теперь должны стать моряками, привыкнуть к морю, и как у всех начинающих, у нас может быть морская болезнь, и у меня тоже. Стыдиться тут нечего. Через несколько дней мы приспособимся к качке.

Кардо был очень бледен и явно плохо себя чувствовал:

— Капитан, можно я лучше сразу прыгну за борт и утоплюсь?

От одного вида Кардо Льюку стало не по себе.

— Я первый утоплюсь, если начнутся эти штучки насчет «капитана» и тому подобное. Мое имя — Льюк, и именно так вы будете называть меня! Что до твоей просьбы, отвечаю: нет, нельзя! А теперь — все вниз!

Вся команда хором закричала в ответ:

— Есть, капитан!

Льюк был рад, что они по крайней мере не утратили чувства юмора.

Только через три дня они миновали штормовые широты. На четвертый вечер на море был полный штиль, и никакого снега. Льюк понял, что, вероятно, они отклонились на юго-запад, вместо того чтобы плыть строго на северо-запад. Все собрались в каюте капитана на совещание, и Льюк поделился с друзьями своими опасениями:

— Это я виноват! Я ведь только учусь навигации. Как вы не могли не заметить, погода значительно улучшилась — это потому, что мы отклонились на юг.

Но Вург и слышать не хотел ни о какой вине Льюка:

— Лягни меня лягушка! Мы все одинаково виноваты, мы ведь сменяли друг друга у румпеля. К тому же морская болезнь и недосып не прибавляют сноровки. Не удивительно, что мы отклонились от курса. Верно, ребята?

Команда согласилась, правда, у Колла возник вопрос:

— Э-э, а собственно говоря, каков был наш курс? По-моему, мы плыли наудачу, а, Вург?

— А как еще можно найти в море этот проклятый красный корабль?

Льюк указал на пустые полки в каюте:

— Что же еще нам было делать? На борту нет ни одной карты. Большинство пиратов так и плавают, доверяясь лишь своему инстинкту. Я и подумал: возможно, лучшее, что мы можем предпринять, это плыть по воле волн и ветра.

Кардо, который уже не был так бледен, как, впрочем, и остальные, спросил:

— Почему, капитан, то есть, извини, Льюк?

— Судите сами. Эти подлецы не любят холода и штормов, так же как и мы, поэтому весьма вероятно, что они подадутся на юг, туда, где потеплее. У меня такое впечатление, что чем дальше на юг мы плывем, тем больше у нас шансов повстречать Вилу Даскара.

Направляясь к выходу, Дьюлам сказал:

— Прекрасная мысль! Я совершенно с тобой согласен, Льюк! Но после трех дней морской болезни я чувствую, что изголодался. Предлагаю приготовить что-нибудь и подзаправиться!

Предложение Дьюлама было с радостью поддержано всеми. Теперь, когда они оказались в более благоприятном климате и выработали план действий, все почувствовали себя намного бодрее.

«Сайна» дрейфовала на юг, освещенная полной луной. Льюк передал румпель жизнерадостному толстяку Денно:

— Предоставь ей спокойно плыть, Денно. Просто держи глаза открытыми и следи, чтобы румпель не разворачивало уж очень сильно в сторону. Судя по дымку с вельбота, там идут какие-то серьезные приготовления! Пойти разве взглянуть, а?

Денно, усмехнувшись, покачал головой:

— Скорее всего, тебя выгонят. Там и так столько поваров собралось, что яблоку негде упасть, а хуже всех этот Кардо. Среди кастрюль мнит себя капитаном!

Из окна камбуза лился свет и валил пар. Едва сдерживая смех, Льюк наблюдал с темной палубы за суетой команды. Все натыкались друг на друга, каждый норовил подать совет и превзойти остальных, щеголяя обрывками кулинарных познаний:

— Не надо сыпать столько сушеного ячменя, Вург!

— Ерунда! Моя дорогая мамочка всегда клала много ячменя во все, что бы ни готовила!

— То-то я всегда замечал, что у фруктового торта твоей мамочки какой-то странный вкус!

— Но это не мешало тебе уписывать его за обе щеки, обжора!

— От обжоры слышу! Эй, Дьюлам, куда ты подевал соль? Пищу на корабле надо хорошо солить.

— Ты-то откуда знаешь? Ты впервые плывешь на корабле. Если ты посолишь это рагу еще немного, то до утра мы выпьем все запасы воды.

— Нарежь-ка морковь помельче, приятель!

— Отстань! Я люблю, когда морковь нарезана крупно!

— Так что же, мы все по твоей милости должны давиться огромными кусками?

— Ничего, тебе не повредит! Кстати, сейчас моя очередь мешать. Дайте-ка мне половник!

— Я тебе его сейчас на нос надену, посмотрим, как тебе это понравится!

Большой котел с рагу принесли в каюту, где Льюк расставил на столе кружки для эля и разложил овсяные лепешки. Изо всех сил стараясь сохранять серьезное выражение мордочки, он стал принюхиваться:

— М-м! Пахнет вкусно! Что это, Кардо?

Вокруг содержимого котла разгорелись жаркие споры:

— Я называю это Морским Рагу Кардо!

— Да? А знаешь ли ты, что я называю это Овощным Деликатесом Вурга?

— Поскольку я трудился больше всех, это будет называться Мешаниной Колла!