Не факт, что он этого захочет, хотя — чужая душа потемки.

Вскоре и я услышал завывание движка и через пару минут жигуленка вскарабкалась на косогор и остановилась перед воротами. Я успел увидеть, как из машины вылезло, с пассажирских мест, двое крепких мужиков, с той стороны машины, которую я мог видеть, и они подошли к забору.

Серьезная команда подобралась, трое есть точно, может и еще кто сидит за водителем. Я оставил свой рюкзак на верху и быстро спустился по лестнице вниз, где уселся за столом, подальше от входа, тут и места для стычки побольше будет. Легкий озноб предстоящей схватки охватил меня, и я успел подскочить к двери и рассмотреть в щелку наверху, как Зураб загоняет алабая в загон и закрывает дверцу ограды.

Так, один серьезный противник изолирован, зато еще двое идут к Зурабу, по взмаху его руки, открывают ворота и входят на двор. У одного в руках есть что-то длинное и гибкое, он немного размахивает этим предметом, и я слышу звон цепи. После чего возвращаюсь на свое место, пытаясь осмыслить свою промелькнувшую догадку.

— Они хотят посадить меня или заковать на цепь, чтобы я остался здесь и никому не смог ничего рассказать, — доходит до меня, — И пользу общему делу принесу, сняв с хозяина обязанности поливать и ухаживать за кустами пахучей травы.

Хотя, чего гадать, сейчас мне объявят мой приговор.

Действовать придется быстро, чтобы хозяин не успел сбегать за ружьем, которое, по-видимому, осталось в машине. Втроем, понятно, крепкие простые мужики не боятся профессора-ботана с кафедры ботаники и биологии, которого придется пару раз ударить, для полного внушения и приведения к покорности. Пусть профессор и крепкий с виду, только по разговору — беспомощное создание.

Мужики негромко переговариваются, только, похоже, на родном языке.

Гремит навесной замок и дверь распахивается, вслед за Зурабом вваливаются его подельники, в таких же немарких, синтетических брюках и светлых рубашках, оба жгучие брюнеты, из рубашек у всех троих выглядывает густая поросль черного меха.

Очень крепкие парни, скорее, мужики, лет тридцати — сорока, плотные и коренастые, не уступают Зурабу, по виду, в силе и настроены решительно. У одного длинная цепь в руках, у второго — несколько веревок.

— Тэбэ хто разрэшиль вниз? — встреча начинается сразу с наезда Зураба. Понятно, создает чувство вины у гостя, что тот зашел туда, куда ему не разрешали. Зашел и теперь придется ответить за проступок.

Мужики останавливают свое продвижение ко мне и ждут ответа. Хорошие все же люди, дают возможность показать себя нормальным человеком, а не тварью дрожащей. Как отвечу, так и будут, возможно относиться, наденут цепь с уважением или просто, на пинках.

— А, что, уважаемый Зураб, какие то проблемы? — интересуюсь я, — Вы мне ничего не запрещали. Да и не можете, по праву гостя. Есть такое понятие, — повнушительнее добавляю я.

Сошлемся на святые для горцев обычаи.

Вижу, что такое сравнение хозяину не нравится, он раздраженно мотает головой и командует:

— Нэ о чем гаварыть! Дэржите его.

И, добавляет на своем грузинском несколько слов.

— Смотрите, я предупредил! — и я демонстрирую небольшой ножик, — Кто-то может умереть сегодня.

Ножик столовый и не сильно пугает решительный парней. Свой кинжал я не стал брать с собой, он точно тянет на статью. Если на словах я смогу отговориться при проверке органами, то, такой аргумент потянет на более серьезную проверку.

Мужики подхватывают стулья и напирают на меня, толкая ими вперед и прижимая меня в угол, я сопротивляюсь и, уловив момент, с малым применением маны отбиваю стулья прямо в лицо каждому из помощников Зураба. Достается им хорошо, у одного разбита губа, прямо распорота об острый угол, он отскакивает и пытается нащупать повреждения, второй получает в район лба и отлетает на пару метров, ошарашенно тряся головой.

Зато Зураб кидается на меня и, обхватив поперек туловища, окончательно зажимает в углу, лишая возможности сопротивляться. Разъяренные мужики скоро опомнятся и понесутся ко мне, размахивая кулаками и явно желая устроить мне большую взбучку, отлупить до полусмерти за нанесенные повреждения и ущемление чести и достоинства.

— Хана, тэбэ, профэсор Пашка, — шипит в ухо хозяин, не прекращая с огромной силой держать меня за руки. Я могу попробовать ткнуть его в живот зажатым в руке столовым ножом, с использованием маны даже вогнать его в тело, только хозяин мне нужен относительно целый, пусть и поврежденный, но, чтобы обойтись без больницы и госпитализации.

Мне тоже, кстати, совсем не стоит получать какие-то повреждения лица, чтобы не привлекать в дальнейшем лишнего внимания органов правопорядка и прохожих. Хватит и моих кудрей не чесанных с бородой.

А, это — неминуемо, мужики замордуют меня сейчас без шуток, до потери сознания, поэтому я с силой бью лбом сбоку по голове Зураба, которую он прижимает к моему правому плечу. Прием этот мне несколько раз показал Торк на тренировках, но из моего положения его не провести с эффективной силой удара, я могу только коснуться лбом его макушки головы.

Зато я могу подключить ману и удар выходит для Зураба очень сильным, он, оглушенный, падает на колени и руки сползают вниз на пол, перестает удерживать меня, и это очень вовремя.

Первый помощник уже бросил стул и подлетает ко мне, размахиваясь на мощный удар, который должен выбить из меня сознание. Я зажат в углу и маневрировать не получится, под ногами еще и хозяин мешается. Поэтому я небрежно бросаю руку с добавлением маны ему навстречу, и мужик улетает под стол, где и замирает, снеся по дороге еще один стул.

Второй, немного запоздал и теперь приходит его очередь вступить со мной в рукопашный бой, который кончается одним ударом, даже без маны, в удачно подставленную челюсть. Руку охватывает острая боль и я понимаю, что решение не использовать ману оказалось в корне неправильным, я сильно разбил руку об его челюсть и теперь придется лечиться артефактом. Второй тоже улетает в угол и замирает неподвижно.

Так, он вырублен ненадолго, первый побольше полежит без памяти и еще остается Зураб, сидящий на коленях и упершийся лбом в стену дома. Он еще опасен, и я бью его ногой, удобно приметившись, прямо по голове и она стукается в добавок снова об стенку, хозяин падает на спину, безвольно раскинув руки в стороны.

Все, конец!

Все сестры получили по серьгам, и я могу осмотреться и поднять те веревки, которыми меня собирались вязать. План, что делать дальше, у меня примерно продуман и я приступаю к фиксации неподвижных соперников, используя немалый свой опыт, полученный в Гильдии.

Первым вяжу мужика, получившего нокаут без маны, он должен скоро очухаться. Потом очередь доходит до Зураба, уже начинающего приходить в себя, крепкий все же дядька на голову. Я успеваю прихватить его за кисти сзади и накинуть петлю за одну из стоп, как он приходит в себя и обещает мне все муки ада, если я не развяжу его, путая слова, русские и грузинские.

— Еще поговорим, не торопись, — спокойно отвечаю я и вытаскиваю улетевшего под стол пособника, который все еще по виду в глубокой отключке, но, как только, я аккуратно переворачиваю его на живот, хватает меня за ногу повыше ступни и пытается уронить. Еще один хлопок маной и многострадальная голова глухо ударяется о бетонный пол, больше он мне не мешает и покорно оказывается связанным по рукам и ногам. Крепкие парни, но и у их есть свой предел прочности.

Я связываю ноги первому клиенту и поднимаю цепь из крепких звеньев с тремя замками, висящими на ней. Ключи, наверняка, в карманах джигитов и я собираюсь найти их.

Ключи оказались, как специально, у последнего из обшаренных мной пациентов.

Хотя, я бы все равно всех обыскал, ведь народная мудрость меня еще ни разу не поводила. Что у самого плохого человека можно найти немало хорошего, если тщательно обыскать его тело.