Зато сержант садится ко мне в пол оборота и очень с интересом косится на мой рюкзак, хочется ему, похоже, его пощупать в отделе. Как чувствует, что сокровища там скрыты невозможные для этого мира. Или, просто крутой вид заграничного рюкзака привлекает внимание бдительного парня.

Козлик свернул за угол площади, не знаю, сколько нам ехать до отдела, поэтому лучше поторопиться с акцией устрашения. Легкий толчок рукой с касанием головы сержанта Кавсадзе заставляют того хорошо приложиться о железную торпеду уазика и сползти под нее. Выхваченный из кармана столовый нож сразу же приставляется к горлу водителя, младшего сержанта, судя по лычкам и немного входит в шею, не прокалывая кожу, отчего тот пытается бросить руль и отбить в сторону нож из моей железной руки, но, только, режется об него и получает чувствительный подзатыльник от меня, со словами:

— Я тебе брошу руль, сразу горло перережу. Остановись медленно и стой.

Служивый выполняет команду и с перепугу юзом притормаживает около тротуара, встав слишком наискосок.

— Припаркуй нормально. Если жизнь дорога, — говорю я емкими короткими фразами, продолжая держать нож у горла, только теперь обхватив слева его шею своей левой рукой. Если попробует сбежать, наткнется на лезвие, кажется, водитель это понимает и не дергается.

Водитель меня слушается, и мы останавливаемся через десяток метров. От тротуара нас отделяют кусты и опасность, что кто-то увидит творящийся беспредел по отношению к сотрудникам внутренних органов остается только от дороги. По которой может проехать машина милиции или пройти наряд ППС и, естественно, захочет пообщаться с моими пленниками, своими коллегами. Просто про жизнь и то, чего они тут встали.

Что за жизнь? Постоянно приходится брать кого-то в плен и вязать по рукам и ногам.

— Сколько до отдела ехать? — спрашиваю я, не видя ничего особо за стеклами, давно не мытыми изнутри и грязными снаружи. Я прихватываю водителя за ремень, на котором висит кобура со штатным макаровым и изучаю содержимое ремня, оттянув его в сторону, вторую руку по-прежнему держу около горла парня.

И пытаюсь сообразить, что же делать сейчас, когда преимущество временно перешло ко мне. Но мне помогают наручники, которые находятся в кармашке на ремне служивого, и я сразу вытаскиваю их из кармашка. Мне требуется зафиксировать парня на месте, чтобы он не убежал и не позвал на помощь.

— Минут десять ехать, — отвечает водитель на вопрос.

Нормально, значит пару километров до отдела. Я защелкиваю наручники на запястьях парня, перед этим пропустив их через руль. Потом убираю руку от шеи водителя и легко перетаскиваю на заднее сидение сержанта, находящегося, пока, без сознания.

— Вы знаете, что с вами сделают, когда поймают? — начинает задавать пришедший в себя от неожиданного нападения водитель, — Вас же посадят надолго.

— Можешь не рассказывать. Мне обратной дороги нет, на мне три трупа в Армении. Так что, думай о том, как выжить, а не мне мораль читать, — хриплым голосом я старательно нагоняю страха на парня, осматривая заднее сидение и пространство за дверью уазика. Не может быть, чтобы в милицейской машине не оказалось места для перевозки скованных браслетами преступников. И точно, находится приваренная скоба из толстого металла, которую можно использовать по назначению, с одной и другой стороны салона, за задними дверями. Которые, естественно, изнутри не открываются.

Мне надо всего пару минут, чтобы разобраться с милиционерами и ехать дальше или оставить их здесь. В самом деле, зачем мне рисковать, что их быстро найдут и узнают мои приметы. Да и бороду я быстро сбрить не смогу, так же, как и постричься.

Впрочем, моим новым пленникам и не стоит видеть меня без бороды и усов, зато они смогут отвезти меня в город побольше, без проблем, чтобы мне не светиться поимками частника, который согласится отвезти меня в ближайший большой город, такой, как Кутаиси.

Так, они будут при мне, не позовут никого на помощь, довезут, куда надо. И там, я все могу сделать так, что у меня будет время, исчезнуть, побриться и постричься, потом залечь на дно. Мне требуется попасть в город, где живет много русскоязычных, чтобы не быть белой вороной, как здесь.

Решено, и я приковываю сержанта его же наручниками в скобе за задней дверью, снимаю с него ремень с кобурой и бросаю ее себе под ноги. Парень начинает приходить в себя, и я успеваю прихватить его одним из ремней, снятых с предыдущих пленников, за ноги, зацепив сам ремень за какую-то пружину под сидением. Все, он надежно зафиксирован, широкая скоба не даст ему легко открыть наручники, а привязанные ноги не дадут возможности оказывать мне сопротивление. Я расстегиваю его китель и натягиваю его сержанту на голову, глаза ему сейчас тоже ни к чему, чтобы разглядывать меня и пытаться противодействовать. На ремне осталась висеть рация, похрипывающая динамиком и пистолет в кобуре.

Водитель, как я замечаю, извернувшись и подтащив поясницу к рулю, пытается скованными руками дотянуться до пистолета, что у него плохо получается. Я отвешиваю ему сильный подзатыльник, после которого он разбивает нос о руль и затихает, на время. Я пока проверяю, нет ли еще в салоне одних наручников, надев на руку носок, чтобы потом не протирать всю машину от отпечатков.

Теперь то их снимут все, со всех поверхностей.

Еще одних наручников нигде не видно, ладно.

Придется стреножить водителя, который мне нужен, чтобы управлять машиной. Сам, со своей бородищей, я не смогу проехать пару постов, чтобы не вызвать подозрений, да и куда ехать — не знаю.

С другой стороны, молодой парень-водитель может, увидев своих, пойти на таран или еще как-то остановить машину. Придется его держать под постоянным контролем, моральным и физическим, чтобы у него не было ни секунды на раздумья о том, как остановить меня и совершить небольшой подвиг. Придется его шантажировать пистолетом, тем, что перестреляю всех, кто окажется рядом. Вина за их смерть ляжет на него, да и ему будет проще оправдать свое выполнение моих приказов.

Я достаю из рюкзака кусок веревки, синтетической, которую забрал в негостеприимном доме с парниками, на всякий случай и этот случай произошел. Отрезаю примерно с пару метров и обыскав карманы водителя, нахожу в одном из них ключ от наручников, расстегиваю один из оков, освобождаю руку и тут же прихватываю им вторую руку, которая теперь прикована к рулевому колесу. Освобожденную руку я плотно прикручиваю к рычагу передач веревкой. Так чтобы ладонь руки лежала на круглом набалдашнике рычага и, в итоге, водитель мог управлять козликом. Крутить одной рукой тяжеленный руль ему будет нелегко, придется мне помогать сзади.

Круто все пошло, надеялся, что проскочу до большого города и там, не спеша, выйду на контакт с местным криминалом. Теперь придется выходить очень быстро сегодня же вечером. Сейчас часов пять, час будем тащиться до Кутаиси.

Кутаиси — город большой, под двести пятьдесят тысяч населения, четверть миллиона, больше в этих краях и близко нет. Только Тбилиси в двухстах километрах, но, туда мне еще рано соваться.

— Давай, начинай движение, — толкаю я водителя и увидев кровь на его лице, вытираю ее платком, политым водой из бутылки, лежащей в салоне козлика. На его глазах достаю пистолет из кобуры, проверяю обойму, защелкиваю ее обратно и снимаю с предохранителя.

— Дернешься что сделать, первая пуля тебе, вторая ему, остальные — всем, кто окажется рядом. Мне терять нечего и так, и так — вышка. Еще и его пистолет возьму. — я вытаскиваю и вторую обойму из кармашка на ремне.

— Понял, чем ты рискуешь? Из-за тебя погибнет много народа. Доедешь, куда надо, останетесь оба живы, и никто не пострадает. Повтори! — голос у меня звучит и правда страшно и злобно.

— Доехать. Куда скажешь и не пытаться помешать, — водитель правильно понял смысл приказа.

Тронулись с места. Парень мандражирует и ведет тяжеловесного козла нервно, но, замечание ему сделать некому и через минуту он втягивается в вождение, крутя с натугой руль одной рукой, второй переключая скорости. Мы катимся по городской дороге, и я командую выезжать из города и ехать в Кутаиси. Водитель кивает головой и подтверждает словами, что понял. Закладывает вираж и поворачивает налево, чувствуя ствол пистолета у себя в боку.