Поэтому я удаляюсь с хорошей скоростью по неплохой дороге. Меня только настораживает ее слабая освещенность и отсутствие привычных мне по моей современности светоотражающих разметки и знаков, обозначающих обочину. Свет фар у шестерки откровенно слабый, освещает только пятно перед капотом, и я прошу Сашу ехать не быстрее, чем шестьдесят километров в час. не хватало, после таких приключений.
При коммунистах вся дорожная сеть находится под постоянным контролем органов правопорядка, теперь я с этим еще более наглядно познакомился, хотя и раньше про такое слышал, еще от отца и в фэнтезийных романах про попаданцев-спасителей СССР читал. Да и в моей постсоциалистической молодости посты ГАИ стояли еще везде, это за последние несколько лет их почти везде позакрывали на амбарный замок и убрали ГИБДД с улиц.
Машин в ночи катается совсем мало и обязательно тормозят каждую проезжающую мимо поста, с обстоятельными расспросами и легким досмотром.
На выезде из Кутаиси, остановив машину, гаишник узнал моего друга и, поболтав за жизнь с ним и его подругой, не обратил на меня внимания. На посту между городами нас всех осмотрели, попросили Сашу выйти из машины и дыхнуть, посетовав, что запах нашего коньяка слишком сильно доносится из шестерки, проверили документы и пожелали счастливого пути.
Перед Зугдиди все повторилось, даже осмотрели сверху сумку с деликатесами и напитками, намекнули, что нам столько жратвы слишком много и Саша поделился со служивыми нашим богатством, отложив и унеся на пост бутылку коньяка и рыбу, с недолгим сроком хранения, которую я сам отобрал и сунул ему в руки, в свертке.
Вообще, то, что за рулем такой веселый и обаятельный человек, оградило нас от более серьезного досмотра, на самом деле.
— Нам тут еще обратно ехать, в эту же смену, — улыбнувшись, сказал Саша, когда я вылез из машины и встретил его около поста, чтобы поговорить без свидетельницы.
— Да, это правильно. Саша, высадите меня около гостиницы в городе и возвращайтесь, к утру все бандиты развяжутся и исчезнут из дома, как раз дядю поставишь в курс дела. Тяжелых увечий, я им, вроде, не нанес, так что мстить и поджигать дом не должны, а холодильник пустой, забирать нечего, кроме него самого и телевизора. Я пока уйду на дно, чтобы не спалиться и вас не подставлять, звонить на знакомые мне номера не буду. Есть у тебя телефонный номер постороннего человека, которому я смогу позвонить и передать, где я остановился, напиши мне на бумажке.
Саша задумался, потом попросил у меня ручку и записал номер нашей блондинки на куске оберточной бумаги.
— Через нее будем связь держать, девчонка хорошая, спокойно все пережила, — похоже приятелю она приглянулась.
Я внимательно запомнил номер и спрятал обрывок бумажки во внутренний карман куртки. Не сказать, чтобы я обязательно собираюсь вернуться в хороший город Кутаиси, но создать такое впечатление у бывших компаньонов будет не лишне, пусть пока не сильно переживают по поводу моего отъезда.
Внезапного и ломающего множество заманчивых планов.
Зугдиди оказался заметно поменьше Кутаиси, зато гостиницу я заметил прямо около вокзала.
— Саша, остановись здесь, дальше не стоит кататься.
Долго прощался с ним, обнимались и никак не могли расстаться, все же столько времени провели вместе, стали почти, как братья. Блондинка весело махала мне рукой из машины, она уже хорошо набралась по дороге, поэтому выходить не стала.
Вот так, они остаются в своей жизни, Саша сразу, по дороге, заедет к своему дяде и там они уже будут думать, как разруливать ситуацию. Я догадался по словам и по количеству нападающих, что они собрались захватить нас обоих врасплох и куда-то отвезти, чтобы приставить меня к лечению, а Сашу обменять на какие-то договоренности с его дядей. По Сашиной реакции на этого Резо Бешеного, я понял, что человек этот серьезный и Саша его побаивается.
Приятель запрыгнул в шестерку, газанул, развернулся на площади и уехал, оставив меня неожиданно, с острым чувством одиночества, настолько я уже отвык от такого и привык к постоянной компании Саши.
Так что, лучше мне отправиться вперед, проехаться по стране, но пока половина третьего ночи, город Зугдиди спит, движения поездов, похоже, не ожидается, потому что перед вокзалом не видно таксистов, вообще никого нет. Придется время коротать на скамеечке, как раз рядом, сбоку от вокзала имеется темный парк, без подсветки и я бреду туда, чтобы не бросаться в глаза проезжающим и проходящим нарядам милиции своим фирменным видом в шикарной кожаной куртке и нездешним заморским рюкзаком.
Идти в гостиницу — нет смысла, только о себе следы оставлять, да и просплю еще до обеда, я такое могу устроить, будильника у меня нет. Саша знает, что я в гостиницу собрался, может и расколоться, если перехватят его по дороге бандиты. Могут и компаньоны меня попробовать задержать любой ценой, они, то, не Саша, так со мной не сошлись по жизни, просто деловые отношения, которые очень некстати прерываются.
Влияние, которое я им приношу в городе, а теперь и в столице, значит гораздо больше любых денег, поэтому лучше мне перестраховаться, подуть на холодное.
А то, пришлют сюда, по моим следам, хорошо заинтересованного опера и тот наглядно мне расскажет, что с такими деньгами, да на свободе — невероятный вариант для меня, если только меня не крышуют сильно уважаемые люди, такие, как торговая мафия в Кутаиси.
С опером или операми, я, конечно, разберусь, только оставлять лишние круги на воде, совсем мне ни к чему это делать, может дойти и до объявления официального розыска. Что мне помешает реализовать свои далеко идущие планы доехать до мини-Храма на Вуоксе.
Поэтому я досидел в темном парке, попивая коньяк и закусывая осетриной, не дожидаясь, когда она начнет стремительно переходить в состояние второй свежести, до того времени, как началось движение на площади перед вокзалом и поехали первые поливальные машины. Думал о себе и своей жизни, о тех хороших делах, которые успел сотворить за полтора месяца жизни в уютном доме на окраине Кутаиси. О том, что смешно так сидеть, с полным рюкзаком денег, в пустынном парке, рискуя нарваться на неприятности, в ожидании возможности поехать куда подальше.
Прямо, как Остап Бендер в «Золотом теленке».
Подождал еще немного времени, когда народа стало побольше и поднялся со скамьи, оставив одну пустую бутылку в нашедшейся поблизости, когда рассвело, урне. Осмотрелся, не оставил ли чего важного, не бродит ли наряд ППС перед вокзалом, хотя, чего мне бояться, с чистыми паспортом и совестью?
Только досмотра личных вещей, поэтому облегчил карманы от денег, сложил всю наличность на дно рюкзака и присыпал их бутылками с коньяком и пивом, копченым мясом и твердой колбасой, изрядно облегчив сумку.
Проходя мимо желтого жигуленка, загляделся на водителя, который, по-видимому, выехал подработать с утра. Он так внимательно осматривал площадь и выходы с вокзала, то ли ждет кого-то, то ли клиента высматривает, что захотел сразу к нему подойти с вопросом:
— Сколько до Сухуми?
Но, пока не стал торопить события, я уже спать хочу нереально, адреналин в крови давно улегся, зеваю постоянно, того и гляди челюсть выскочит. Ехать и трястись в шумной машине не так заманчиво, как растянуться на полке любого вагона, плацкарта или купе, уже неважно. Поэтому обхожу пока машину и захожу в здание вокзала, такого типично сталинского проекта, с колоннами и гербами Советского Союза на портике.
Долго высматриваю на доске с расписанием поездов, составы, идущие в нужном мне направлении и, с радостью, вижу, что тбилисский поезд номер 646 до Сухуми приходит через полчаса, поэтому спешу в кассу, где уже стоит хвост из шести человек, хотя касса откроется только в пять часов, за десять минут до отхода поезда. Понятно, что достоять я не успею, поэтому выхожу на перрон, и продолжая зевать, в утренней прохладе, жду нужный мне состав.
Когда он подходит, высматриваю купейные вагоны, чтобы поспать с большим комфортом, жду, когда выйдут проводники и подхожу к крупной и шумной грузинской тетке, проверяющей билеты у пассажиров, стою рядом, посматривая время от времени так, со значением. Дождавшись, когда все вошли в вагон, подхожу поближе: