Фролов открыл папку и начал монотонно, словно зачитывая некролог, перечислять результаты их ночной работы.

— Посевы на специальные среды для грибков — агар Сабуро, кровяной агар, шоколадный агар. Инкубировали при разных температурах. Роста нет. Иммуноферментный анализ на токсоплазмоз — антитела не обнаружены. Исследование кала на амебиаз, лямблиоз, криптоспоридиоз — отрицательно. Микроскопия толстой капли крови на малярийный плазмодий — не обнаружен. Полимеразная цепная реакция на вирус простого герпеса, цитомегаловирус, вирус Эпштейна-Барр — отрицательно.

— А магические тесты? — спросил я, хватаясь за последнюю, самую тонкую соломинку.

— Тоже чисто, — Величко сокрушенно покачал головой. — Проверили на одержимость — реакция образца крови с магически заряженной водой отрицательная. На наличие паразитических духов — проба с серебряной пылью не дала почернения. На родовые проклятия крови — магический резонанс в пределах фоновой нормы. Мы даже уговорили старшую лаборантку из магического отдела, у нее слабый Дар видения, посмотреть на образцы. Говорит, аура у крови и ликвора абсолютно чистая, никаких темных сущностей или аномалий.

Фролов продолжил свой скорбный отчет:

— Мы связались с областной референс-лабораторией во Владимире. Отправили им все образцы срочной доставкой — за два часа долетели. Они проверили на редкие арбовирусы, которые переносят насекомые. На прионы — тест на патологический прионный белок отрицательный. Даже на некоторые тропические инфекции на всякий случай проверили — лейшманиоз, трипаносомоз. Всё чисто.

Второй удар в солнечное сплетение. После нокаута от идеального ликвора — это был контрольный в голову. Мы проверили всё, что знает современная медицина и магическая диагностика. Мы использовали ресурсы двух лучших лабораторий региона. Результат — абсолютный, оглушительный ноль.

В дверь робко постучали. Вошел Славик Муравьев. Вид у него был как у побитой собаки — плечи опущены, в глазах — смесь растерянности и вины.

— Я закончил поиски, — тихо сказал он, сжимая в руках планшет так, что побелели костяшки пальцев.

— Что нашел? — я повернулся к нему с последним проблеском надежды.

— Ничего не нашел. Вот в этом и проблема.

— Как это — ничего? — Киселев нахмурился еще сильнее.

Славик включил планшет, пролистал несколько экранов.

— Я обзвонил все подстанции скорой помощи в радиусе пятидесяти километров. Поговорил с каждой бригадой, которая дежурила за последние сутки. Никто такого пациента не привозил. Вообще никто. Я даже с центральными диспетчерами связался — в журналах вызовов нет ничего похожего.

— Но он же как-то попал к нам в приемный покой! — возмутился Фролов.

— Вот именно, — Славик обреченно кивнул. — Как-то попал. Но официально его не привозили. Далее — я проверил его по базе МВД. Сфотографировал в изоляторе, прогнал через систему распознавания лиц — ноль совпадений. Проверил базу пропавших без вести по всей Империи за последние пять лет — никого похожего. Даже базу ГИБДД проверил, может, права есть — пусто.

Он пролистнул еще несколько экранов.

— Попробовал через соцсети. У меня есть доступ к специальной программе распознавания — мы иногда так ищем родственников для пациентов с амнезией. Прогнал его фото через соцсеть — пятнадцать миллионов аккаунтов, ноль совпадений.

— Человек без прошлого, — пробормотал Киселев, оседая в кресло.

— Именно, — подтвердил Славик. — Этого человека официально не существует. Нет документов, нет медицинской истории, нет родственников, нет никакого цифрового следа. Он просто материализовался из ниоткуда посреди нашего приемного покоя.

Третий удар. Нокаут. У нас даже анамнеза нет. Этой единственной ниточки, которая могла бы привести нас к разгадке. Мы лечим призрака от болезни-фантома.

Я встал и подошел к окну.

За стеклом был обычный больничный двор — суета, машины скорой, выписывающиеся пациенты на костылях, медсестры на перекуре. Нормальный, понятный, логичный мир. Мир, где болезни имеют причины, пациенты — истории, а анализы — хоть как-то соответствуют клинической картине.

А здесь, в этом кабинете, мы столкнулись с чем-то, что разрушало все основы медицинской науки, все, чему нас учили.

Я глубоко вздохнул и медленно повернулся к собравшимся.

Все смотрели на меня — Киселев, измотанные «хомяки», расстроенный Славик, даже заглянувшие в дверь медсестры. В их глазах была последняя, отчаянная надежда. Что я, со своим хваленым диагностическим даром, со своими знаниями из другого мира, смогу разгадать эту неразрешимую загадку.

Время признать поражение. Но сделать это нужно достойно.

— Итак, — я начал, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и четко, без тени паники. — Давайте подведем итог наших героических, но, увы, бесплодных усилий.

Все притихли, ловя каждое мое слово.

— У нас есть пациент без прошлого. Человек-призрак, который появился в нашей больнице неизвестно как и откуда. Официально его не существует — нет документов, нет истории, нет даже записи о том, как он к нам поступил.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

— За два дня у него развились симптомы двух совершенно разных, не связанных между собой смертельно опасных заболеваний. Вчера — тяжелейшая респираторная инфекция с уникальным кожным синдромом в виде растущих из кожи синих кристаллов. Сегодня — классический гнойный менингит с полным набором менингеальных знаков. При этом вчерашние симптомы исчезли полностью, мгновенно и без следа.

Я взял со стола толстую стопку анализов и демонстративно поднял ее.

— Но самое невероятное — все, абсолютно все лабораторные и инструментальные исследования показывают, что наш пациент здоров. Кровь — идеальная, без малейших признаков воспаления. Ликвор — чистый как слеза. Посевы — стерильные. ПЦР-диагностика на все известные патогены — отрицательная. Магические тесты — в норме. Мы использовали все доступные методы современной и магической диагностики, мы задействовали ресурсы двух лабораторий, мы потратили целое состояние на редкие реактивы. Результат — ничего.

Я обвел взглядом их лица — усталые, растерянные, потерявшие последнюю надежду.

— Коллеги, мы должны признать очевидное. Мы в полном, абсолютном тупике. Мы не знаем, кто этот человек. Мы не знаем, что с ним происходит. Мы не можем объяснить его симптомы. Мы не можем найти причину его болезни. И самое страшное, — я понизил голос, и каждое слово упало в тишину, как камень, — мы не знаем, что его убьет завтра. Или что, чёрт возьми, его может спасти.

Молчание повисло в кабинете как густой туман. Тяжелое молчание поражения. Молчание врачей, которые впервые в своей практике столкнулись с чем-то абсолютно непонятным, с тем, что разрушало саму основу их знаний.

Фырк тихо сказал:

— Двуногий, а что если это вообще не болезнь в обычном понимании? Что если это… испытание?

— Испытание? — мысленно переспросил я, не меняя выражения лица.

— Для тебя. Кто-то могущественный и очень умный проверяет, насколько ты хорош как диагност. Насколько умен. Сможешь ли разгадать загадку, которая не имеет решения в рамках обычной, материальной медицины.

Бред какой-то. Кому я нужен?

Я просто целитель третьего класса в провинциальной больнице. Естественно мои достижения не прошли мимо местной знати. Все уже в курсе. Но вряд ли кто-то будет устраивать такие сложные, смертельно опасные спектакли ради меня?

Однако зерно сомнения было посеяно. Слишком уж странным было всё происходящее. Слишком демонстративным и искусственным.

— Что будем делать дальше? — спросил Киселев, его голос прозвучал глухо и устало, прерывая гнетущую тишину.

Я пожал плечами, чувствуя, как навалилась усталость от бессонной ночи.

— То, что умеем. Поддерживающая терапия — кислород, инфузии для детоксикации, жаропонижающие. Симптоматическое лечение — будем снимать симптомы по мере их появления. И ждем.