- Ещё чего! - сказал она. – За себя я уверена, а за тобой глаз да глаз нужен!

Теперь всем понятно мое состояние?

- Нет, Леннарт, мечи и секиры нам не понадобятся, - мотнул головой Олаф.

- А что тогда?

- Вот это! – Твердобородый щелкнул ногтем указательного пальца по серебряной кружке так, что она зазвенела подобно колоколу.

- На кружках биться будем? – я продолжал недоумевать.

- Можно сказать и так. Слабо тебе потягаться со мной - кто больше выпьет?

- Олаф, может проще на секирах или мечах? Я Лео знаю, поверь мне, так будет лучше! - Блез говорил негромко, но до моего места долетало каждое его слово.

- Ха! А знаешь ли ты, почему меня прозвали Твердобородым? Да потому что никто еще не смог заставить меня согнуть ее об стол, сколько бы я не выпил, и с кем бы я не тягался. Олаф Твердобородый не какой-нибудь там лазутчик!

Головешка к тому времени, залпом выпив ковш медовой браги, снова спал под лавкой. Собрав в комок платье Рейчел, и удобно пристроив на нем голову.

- Да верю я тебе, Олаф, верю, тут в другом дело, - продолжал убеждать его Блез. – Лео, если выпьет много, становится подобен Бьерну Медвежья Лапа, причем надолго. А когда проспится, и сам ничего не помнит. Говорю же тебе, лучше на секирах, - и он потрогал свой немного свернутый на сторону нос.

- Лео?! – как выяснилось, Рейчел слова Блеза слышала тоже.

Я лишь отвел глаза: сказать в свое оправдание нечего. Случилось такое единственный раз, но Блез прав полностью – ничего не помню, что со мной было. Даже почему у него оказался свернутым нос.

- Ну так что, Леннарт, принимаешь мой вызов? – отмахнувшись от Блеза, спросил Олаф Твердобородый.

Подумав немного, я кивнул. Если уж Блез не смог его убедить биться оружием, вряд ли удастся мне.

- Принимаю. Единственное… тебе нужно прийти в себя, иначе мы будем в неравных условиях.

- Благородный поступок, - сказал он. – Значит так, сегодня-завтра я воздерживаюсь, ну а послезавтра приступим.

- Договорились. Пойдем, любимая. Ночь получилась бессонной, и не самое ли время отдохнуть?

- Козья Требуха, покажи моим дорогим гостям их покои, - распорядился Олаф. – И не забудь, Леннарт – послезавтра здесь же и в этот час.

Покои оказались достаточно хороши – светло, тепло, просторно и мягкая постель: что еще нужно? Но меня по-прежнему продолжал мучить интерес Рейчел к Олафу. Сама Рейчел сидела у окна и расчёсывала влажные после купания волосы. Я ходил из угла в угол, все не решаясь начать так интересующий меня разговор. Наконец, не выдержал.

- Рейчел, а тебе не кажется, что ты на Олафа пялилась?

- И вовсе я на него не пялилась, еще чего!

- Но я же видел!

- Некоторые люди видят и эльфов с крылышками, но разве они существуют?

- Эльфы – это другое!

- А тут что?

- А тут ты на него пялилась!

- Ну посмотрела раз-другой, любопытно же! А ты сразу - пялилась.

- И чего в нем любопытного?

- Интересный мужчина, вот и все. Кстати, ты свой оберег так и не нашел? – с невинным выражением лица поинтересовалась она.

Понятно, что я вскипел.

- Сейчас я твой у тебя заберу!

- Ну и забирай. Я и сама его отдам, - и он руками Рейчел переместился с ее груди на мою. – Милый мой Леннарт Фартовый, перестань забивать себе голову тем, чего нет, и пошли спать? Известно мне, когда именно ты становишься нервным, и сейчас тебе помогу. Я и сама начинаю нервничать, ведь у нас с тобой давненько уже не было возможности уединиться!

- Я – Счастливчик Леонард!

- Знаю. Только Леннарт мне тоже нравится, потому что на языке народа Блеза он означает – отважный. А ты у меня такой и есть.

Голова болела так, как не болела она никогда прежде. Я осторожно открыл один глаз, затем другой, чтобы осмотреться – где же я нахожусь? Солнечный свет ударил по ним, заставив снова зажмуриться. И все-таки понять удалось – в покоях, которые предоставил нам Олаф Твердобородый. И еще – Рейчел здесь нет. Где она?

Тогда-то ко мне и начали возвращаться воспоминания, смутные и расплывчатые. Нет, начало я помнил достаточно хорошо. Вот мы оказываемся с Олафом на противоположных краях стола в том самом зале. Посередине него стоит бочка, как вскоре выяснилось - с аквавитом. Рядом с ней - зажаренный целиком на вертеле баран. Все остальное пространство столешницы было заполнено блюдами так, как будто мы с Твердобородым не соревновались в тупости – кто кого перепьёт, а вознамерились отметить какое-нибудь чрезвычайно знаменательное событие, причем всеми обитателями замка. Правил у предстоящего поединка, как удалось припомнить, было всего три.

Всегда выпивать полностью, тосты произносить по очереди, и ни в коем случае не прятать руки под стол. Последнее меня озадачило.

- А это еще зачем?

- Чтобы не жульничал, и не выливал, - пояснил Олаф, который, разминаясь, расхаживал по залу, и размахивал руками так, как будто собрался не пить, а встретиться со мной в кулачном бою. – Спрятал хотя бы одну из них пусть на миг, и все, сразу же проиграл. А вообще можешь их в петли просунуть, видишь их?

- Вижу.

Две кожаных петли на самом краю стола, продетые сквозь столешницу. А я-то все голову ломал – они-то на какой ляд нужны?

- Ну так что, приступим? – спросил Твердобородый, усаживаясь на место, и просовывая руки в петли по локти.

- Приступим, - выполняя такую же процедуру, согласился я.

Самому наливать не пришлось: для этого у нас были помощники. Всего их оказалось четыре, и два из них следили за тем, чтоб наливалось поровну.

- Помоги мне сам Громовержец! – торжественно провозгласил Олаф, а из рассказа Блеза я знал, что тот у них – верховый бог во всем пантеоне. – Ну, как водится, за знакомство! – после чего вылил содержимое лафитника в рот, даже не глотнув.

- За него!

Крепостью аквавит оказался сродни рому, джину, или любому другому напитку из того же ряда, и довольно неплох на вкус. Я выпил, отправил в рот щепоть замечательной квашеной капусты с клюквой, а к тому времени лафитник вновь стоял передо мною полный до самых краев. И началось.

За что мы только не пили! За дружбу, любовь прекрасных дам, чтобы мечи не тупились, а лошади не хромали, чтобы враг убегал, едва только нас увидев, а сено в следующем году не сгнило из-за дождей. За то, чтобы у Олафа родился пятый сын, а у меня первый. Чтобы побыстрее сдох неизвестный мне проклятый Эйдвин Бычья Кость, который все никак не желает расплатиться с долгом. И чтобы сдох незнакомый Олафу проклятый Брестиль, заставивший нас с Рейчел и Головешкой покинуть родину.

Поначалу я все волновался – откуда брать тосты, но затем успокоился: чего там сложного? Посмотрел в окно – чтобы ветер дул с юга, ведь он приносит с собой тепло. Покосился на стены, завешанные доспехами и оружием – чтобы щиты держали любой удар. Взглянул на стол, на блюдо с икрой – чтобы хорошо ловилась рыба. Зрителей в зале хватало. Они толпились вдоль всех четырех стен, причем не в один ряд, сопровождая каждый удачный тост одобрительным гулом. А поскольку Олаф был в этом деле опытен, ну а я разошелся, гул практически не прекращался. Последний произнесенный мною тост был за то чтобы у Олафа Твердобородого отросла борода такой длины, что он смог бы опираться на нее стоя. И еще помню, тост всем понравился настолько, что вызвал восторженный рев. Но дальше начинался провал. И у меня никак не получалось вспомнить – кто же уткнулся мордой в стол первым, погнув бороду, а, следовательно, проиграл?

Ко всему беспокоило отсутствие Рейчел. Нет, конечно же, я не ударил бы ее в любом состоянии, но наговорить мог такового, что нет у меня теперь жены! Ее отсутствие было крайне подозрительно. На всякий случай я внимательно осмотрел грудь – нет ли на ней ожога от элекита? У тех, кто напивается до беспамятства, такое не редкость. Не ожоги, хотя и они случаются, но то, отчего оберег и должен сжечь кожу. Она была целой, без малейшего покраснения, что совсем ничего не значило. Ворочался во сне, повернулся на бок, и оберег оказался на самой постели.