Наконец сердце бешено забилось, подсказывая правильный ответ: из аудитории выходил юноша в очках. У него была аккуратная стрижка, брюки с безупречными стрелками и белая рубашка. Именно таким я его и представляла! Мирось всегда заботился о своей внешности и здоровье, ел только полезную пищу, держал себя в форме. И сейчас выглядел опрятно, даже празднично.
Из толпы на него бросилась девушка, которую я не заметила сразу в пестрой толпе других студенток. Неужели – Томочка?!
Конечно, она! Самая изысканная девушка на курсе, как с гордостью говорил Мирось. У него всегда все должно было быть самое лучшее – оценки, одежда, женщины. У Томочки уже тогда (то есть сейчас!) была гладкая прическа, а не те «вороньи гнезда», из-за которых я не заметила ее сразу и которыми гордились модницы. Платье тоже отличалось сдержанностью фасона и элегантным серым цветом. Помню, она рассказывала, что шила сама и выбирала фасоны, рассматривая фотографии голливудских актрис. На шее – нитка искусственного жемчуга. Все – элегантное, утонченное.
«Ох, – снова подумала я, – ну почему он не женился на ней? Чего ему не хватало?»
Поверх газеты я с интересом наблюдала, как девушка подбежала к юноше, схватила за обе руки, с волнением заглянула в глаза. Он молча сложил большой и указательный пальцы кружочком (его любимый жест!): мол, все «ОК».
Томочка радостно чмокнула его в щеку. Они о чем-то оживленно заговорили, обсуждая свои оценки. Их обступили еще несколько студентов, расспрашивая Мирося о настроении преподавателей.
А я напряженно придумывала, как сделать, чтобы они обратили на меня внимание.
Кто я для них – взрослая тетка, пусть даже и несколько странная. И какое дело двум молодым людям до этой тетки, чем я могу их заинтересовать?
Разве что какой-нибудь оригинальной беседой. Наверняка, они и сейчас любят поболтать о чем-нибудь необычном.
Стайка студентов отвернулась от этой пары, бросившись к следующему счастливцу, который выходил из двери аудитории.
Мирось достал свою зачетную книжку, и они подошли к широкому окну, у которого я и стояла. Я навострила уши.
Томочка взяла из рук Мирося его зачетку и поднесла ближе к свету.
– «Хорошо», – разочарованно сказала она и вздохнула. – У меня «отлично». На чем ты срезался?
– Решения XXV съезда КПСС, – сказал Мирось. – Но больше чем на «четверку», я и не рассчитывал. Все нормально.
– Ну, этот вопрос надо было просто хорошо вызубрить, он чуть ли не в каждом билете…
Это было то, что нужно, чтобы мне непринужденно вступить в разговор.
Я вспомнила, как в шестом или седьмом классе учительница истории, довольно безумная женщина, заставила нас вызубрить наизусть несколько абзацев из речи генсека Брежнева. Зачем это было нам нужно, она не сказала, просто поднимала каждого, чтобы мы отбарабанили эти абзацы, как дважды два.
Естественно, я со своим речевым дефектом вещала вызубренный текст полчаса!
Это была такая сумасшедшая муштра, что те строки я помню до сих пор.
Учительница была права: потом, по крайней мере, когда я плавала на каких-нибудь экзаменах по общественно-политическим наукам, эти два абзаца (во всяком случае, до определенного времени) всегда спасали – они были универсальны в любой ситуации. Итак, теперь я решила поделиться своим опытом с молодежью.
Я со снисходительной улыбкой оторвала взгляд от газеты (кстати, только сейчас заметила, что держу ее вверх ногами!) и, максимально сдерживая язык, чтобы он не поскакал впереди каждой буквы, которую я произношу, медленно обратилась к Миросю:
– Д-д-девушка права! Если хотите знать, зубрить иногда бывает полезно!
Они с удивлением посмотрели на меня.
У Мирося был такой взгляд, что я испугалась: неужели он меня узнал?!
Хотя это был взгляд, которым меня окидывали все лица мужского пола и который, скорее всего, касался содержимого моего вызывающего топа. Мирось не стал исключением. Пока эта парочка не опомнилась, я продолжила:
– Могу поделиться своим опытом!
И рассказала историю о фанатичной учительнице.
– И что, – поднял брови Мирослав, – эти вызубренные абзацы вам понадобились?
– Конечно! – улыбнулась я. – Я их цитировала на каждом шагу! Во-первых, такое чтение занимало львиную долю времени на экзамене, во-вторых, никто не мог сказать, что это неверно. В-третьих, к прочитанным формулировкам я добавляла свои комментарии. И «пятерка» гарантирована!
– А что за абзацы? – поинтересовалась Томочка.
– Сейчас исполню этот номер! – заговорщически подмигнула я и заговорила монотонным голосом: – «XXV съезд КПСС определил дальнейшую программу последовательного подъема материального и культурного уровня советского народа на основе пропорционального и динамичного развития народного хозяйства…»
Все это я произнесла на одном дыхании, без запинки, удивляясь тому, как долго может сидеть вдолбленная в юную и свежую голову абракадабра. Ведь эти заученные много лет назад фразы лезли из меня механически, как перекрученное мясо из мясорубки.
Они рассмеялись.
– Разве такое можно повторить?!
Я добавила еще два заученных абзаца из того же репертуара.
– Ну вот, учитесь, детки, – серьезно сказала я. – Кстати, это вам понадобится года до… – я задумалась, – восемьдесят седьмого или даже восьмого включительно!
– И правда, отличный совет! – согласилась Томочка. – Можно любой билет начинать этим текстом – не промахнешься!
– А почему только до восемьдесят восьмого? – подозрительно спросил Мирось.
– Потом начнется другая жизнь… – неопределенно сказала я.
– В каком смысле – другая?
Они смотрели на меня двумя парами расширенных от любопытства глаз – почти так же, как несколько дней назад жители квартиры номер 8 на моей окраине.
Я сделала вид, что пропустила вопрос мимо ушей.
– Извините, – наконец решилась удовлетворить любопытство Томочка. – А вы кто? Наш новый куратор? Или учитесь на заочном?
Я поняла, что крючок заброшен, интерес возник и должен перерасти в нечто большее и что теперь я могу валять какого угодно дурака.
И уж сегодня ни Томочка, ни мой дорогой Мирослав не сделают мне ни одного замечания!
– Ошибаетесь, – загадочно промурлыкала я. – Считайте, что я ваш случайный собеседник. А сюда меня занесла судьба и… жара: в этих университетских стенах всегда прохладно. К тому же нет ничего лучше, чем поболтать со случайными собеседниками. Не так ли?
Они послушно закивали головами и обменялись быстрыми взглядами. О, я знала, что значит это переглядывание: я показалась им интересным «человеческим материалом». Отлично!
И я продолжила:
– По крайней мере, я не знаю более комфортной ситуации, чем говорить с человеком, который тебя не знает и которого не знаешь ты. Но вынужден какое-то время находиться с ним под одной крышей. Это все равно что разговаривать с Богом. Вы когда-нибудь разговаривали с Богом?
Кажется, у Мирося отвисла челюсть, он категорически покачал головой и хотел что-то ответить, но я не дала ему вымолвить ни слова, махнула в воздухе рукой и улыбнулась:
– Неправда! Нет такого человека на свете, который с НИМ не разговаривает!
– Я не разговариваю, – уверенно сказал Мирось.
– Неправда. А у кого сегодня утром вы просили хорошую оценку? – улыбнулась я. – Или скажете, что этого не было?..
Мирось смущенно молчал.
– Н-н-но… – от волнения Томочка даже начала заикаться так же, как я. – Но Бога нет.
Я снова изобразила кошачью улыбку:
– Это вы говорите сейчас. После экзамена по политэкономии. Интересно, что вы скажете лет через двадцать…
– Вряд ли мы поменяем свои убеждения, – строго сказал Мирось.
Я мысленно рассмеялась. Но даже мысленно это получилось слишком громко: смех так и прыгал из моих глаз. Вспомнила, как буквально позавчера он с умным видом убеждал Томочку в обратном…
– Люди, живущие на этом земном шаре, все разные, – продолжала я. – Среди нас есть даже папуасы! Уже не говоря о всяких чудаках, злодеях и извращенцах. Есть больные, здоровые, миллионеры, нищие, грешники и праведники, ученые и кретины… Одним словом, можете продолжить этот список как угодно. Худые и толстые. Брюнеты и блондины. Американцы и… албанцы. И между всеми нами огромная разница, иногда – пропасть. Непреодолимая пропасть во всем. Но есть всего одно сходство: с НИМ, по крайней мере, хоть один раз говорил каждый!