На подошвах слой засохшей земли с впечатанными травинками.

Я тяну за травинку, она отклеивается вместе с комком засохшей земли, на обратной стороне которого прилип… кусок от сигареты.

Такие куски, кажется, называют окурками. О! О!

Я бросаю тапки на пол и быстро выхожу из палаты.

Мне надо дождаться ночи. И тогда я снова приду в лазарет.

Только уже с другой целью…

Я иду по темным коридорам на цыпочках. Мне не впервой быть такой осторожной и неслышной, как тень. Через сад дохожу до лазарета.

Окна сияют пустотой. Я бы побоялась находиться в таком пустом доме. Ночной сад – страшный и черный.

Я сажусь под деревом. Я хочу, чтобы ничего не происходило.

Но – происходит!

Скрипнула форточка, звякнуло стекло. Пат в белом платье выпрыгивает из окна и идет к забору, покрытому живой изгородью, и ныряет в заросли. Исчезает.

Это так отвратительно, что меня тошнит.

Идти к забору у меня нет ни сил, ни мужества. Достаточно того, что я увидела: Пат сбегает из лицея!

Пат предала все, на что ушли годы обучения.

Пат – опасность для всех нас. Из-за нее мы все можем не попасть во флигель невест!

Никто не станет разбираться!

…я уже когда-то проходила этот путь: первый этаж – налево, потом – направо, эркер с утопленной дверью, на которой написано «Дирекция». Ночь. Тишина. Надо хорошо прислушиваться. Но я знаю, что воспитатели ночуют на этаж выше, а здесь – нет никого.

Только скульптуры богинь науки и искусства стоят по обе стороны красной ковровой дорожки. Меня все еще тошнит.

Я вынимаю из волос шпильку, вставляю ее в замочную скважину, осторожно поворачиваю. Замок несложный, поскольку никому не придет в голову лезть в директорский кабинет. Он прокручивается довольно легко. Дверь открывается. Оттуда на меня веет еще большей темнотой и духотой непроветренного кабинета.

Здесь я брала «Дело Тур», чтобы знать, что ждет меня, если допущу оплошность.

Жалею только, что не могла скрыть свой поступок от других. Но где бы я читала такую огромную папку? К тому же теперь мы все связаны этой тайной – это я хорошо придумала.

В кабинете совсем темно, тяжелые бархатные шторы плотно подогнаны друг к другу. Глаза не могут привыкнуть к темноте, как и уши – к нереальной зловещей тишине. Но я все-таки вижу на черном квадрате стола телефонные аппараты. Я знаю, что один из них – средний – односторонний, настроенный на одну прямую связь.

Стоит только поднять трубку.

Перед тем как поднять ее, я задумываюсь – куда пойдут гудки, в какой дом, в какие края, в какую комнату? Висит ли в ней вышивка со словами нашего Устава, горит ли свечка перед иконой Божией Матери, а может, на стенах – портреты руководителей нашей страны и патриотический флаг с гербом? Или множество снимков счастливых семейных пар?

Гудки несутся куда-то в неизвестность.

– Я ждала твоей откровенности, Лил, – говорит сонный голос. – Я тебе благодарна, хоть ты и нарушила правило не заходить в мой кабинет. Но я прощаю тебя. Ты поступила хорошо. Ложись спать и больше ни о чем не думай.

…Я ложусь спать.

Рядом со мной – пустая кровать Пат, чуть дальше ровно дышат Рив, Озу, Ита и Мия.

Скоро наш первый Летний бал, на котором у меня не будет конкуренток.

Этой ночью я все равно поехал туда!

Хотя сначала решил, что посмотрю диски, которые переписал с архивов видеонаблюдения у Веры Ивановны, но инстинкт, который выработался за две ночи, позвал меня в дорогу.

Даже не думал, что за такой короткий период может возникнуть хоть что-то похожее на привычку. Но чему тут удивляться, если, например, Кошка уже точно и безошибочно каждые три часа направлялась к миске, которую я поставил в кухне, а потом прыгала на тот стул, где ее гладили и держали на коленях!

Я решил, что прогуляюсь туда в любом случае и не сделаю ни одного звонка. Просто посижу на траве, подышу воздухом, полюбуюсь звездами без единой мысли.

Так оно и произошло – посидел, подышал, посмотрел, как тают в небе звезды.

В какую-то минуту пришла безумная идея – прокрасться на территорию и попробовать разыскать ее. Но я отбросил эту неверную мысль, так как боялся навредить.

Наутро глаза у меня были красными и слезились. Мне даже показалось, что кровавыми слезами.

Приехав домой, я сразу свалился и уснул среди разбросанных на полу дисков.

Если бы не усталость от напряжения последних двух дней и ночей, я бы ни за что не уснул. Ведь даже во сне я куда-то бежал, ехал, с кем-то дрался, а главное – все время как будто слышал треньканье мобильного, по которому получал эсэмэс, хватал его и видел черный экран, погружался в него и снова – бежал, ехал, дрался. И так до бесконечности, пока не почувствовал, как на меня прыгнула Кошка, оповещая, что наступило утро.

Я сварил себе крепкий кофе, пил на балконе и никак не мог сосредоточиться, что делать в первую очередь. Возможно, стоит посмотреть эти диски с камер видеонаблюдения.

Но я не представлял, как сейчас засесть за телевизор, если во мне все больше нарастала тревога и жажда деятельности – бежать, ехать, драться с невидимым или видимым врагом.

Я больше не мог терпеть, тревога зашкаливала, и я взялся за мобильный. Пусть земля перевернется, но я набрал номер Пат. Мне бы только услышать ее голос, и к черту эсэмэс!

Пока звучали гудки, я пытался составить первую фразу, с которой обращусь к ней спокойным голосом.

Например, спрошу, не хочет ли она увидеть Кошку или какие у нее планы «на завтра»…

– Слушаю! – прозвучал в мобильном чужой взрослый голос.

Как будто кто-то ударил меня прямо в лоб.

– Мне нужно поговорить с Пат, – тупо сказал я.

– Кто вы и куда звоните? – спросил голос.

– В ЛПЖ, – еще тупее промямлил я, узнав голос Мадам. – Мне необходимо поговорить с Пат!

– У нас такой нет и никогда не было, – сухо сообщила трубка. – Никогда сюда не звоните!

Трубка отключилась.

И я вместе с ней – на несколько долгих минут, пока Кошка по своей привычке не начала настойчиво поднимать своей пушистой головой мою повисшую руку, требуя ласки.

Дальше я уже снова действовал, как в своем бесконечном сне.

Набрал номер Веры Ивановны:

– Мне нужно знать координаты директрисы лицея, где училась ваша бывшая хозяйка. Можете узнать?

Она задумалась. Я знал, что теперь она ни в чем не должна мне отказать – на слишком уж серьезный крючок я ее подсадил.

– Я попробую, – наконец сказала она. – Кажется, у хозяина остались какие-то договоры с адресами. Я поищу.

– Поищите, – сказал я. – И не кладите трубку. Я подожду.

Я услышал, как где-то там, в коттедже, она застучала каблуками по мраморным плитам.

Ждал минут пять или десять. Наконец трубка снова ожила:

– Да, я нашла договор с подписями. Директрису зовут Анна Анатольевна Вадченко.

– Адрес?

– Здесь только адрес ЛПЖ, – растерянно сказала Вера Ивановна.

Было слышно, как она шуршит бумагами.

– Ага, вот есть расписка… – она снова зашуршала страницами. – Личная расписка на получение… определенной суммы. Здесь и адрес.

Она продиктовала улицу и номер дома. Я поблагодарил и попрощался. Но она остановила меня:

– Минуточку! Я умоляю вас больше не звонить! – шепотом воскликнула она. – Господин Алекс скоро возвращается домой, и разговор с вами будет стоить мне очень дорого…

Я пообещал больше не беспокоить ее и положил трубку.

Затем, наспех собираясь, набрал номер Барса.

– Привет, старик! У тебя есть еще револьвер-электрошокер? Можешь мне его одолжить на пару дней?

– Нужна помощь? – весело спросил Барс.

– Нужен револьвер.

– Ну заходи! – без единого вопроса сказал он.

По дороге я изучал адрес и с немалым удивлением выяснил, что это – коттедж на противоположной стороне от тех, где жил Алекс и ему подобные. Тоже неплохо!