Через час я уже стоял перед аккуратным и довольно высоким белым забором, за которым виднелась крыша двухэтажного дома в окружении высоких сосен.
За забором стояла приятная успокаивающая тишина. Пели птички. Я даже заметил, как в иголках промелькнула рыжая белка. «Вот вам и “монашеская келья”, – подумал я. – Посмотрим, как живет Мадам – поборница женского счастья».
Я несколько раз обошел территорию по всему периметру забора, отыскивая удобное место, чтобы проникнуть внутрь. Отыскав такое, вспомнил юношеские занятия паркуром и обрадовался, что не все навыки лазания и прыжков выветрились из моей головы, а главное – из памяти мышц.
Через минуту я уже стоял в этой сосновой тишине, прислушиваясь, не бегут ли ко мне какие-нибудь охранники с собаками. Но этого не произошло. И я осторожно пошел в глубь аккуратного дворика с газонами и белыми дорожками, выложенными шлифованным камнем. В какой-то момент подумал, что здесь никого нет. Или что за мной ведется тихое наблюдение. Но эти предосторожности оказались напрасными. Коттедж утопал в тишине, покое и ароматах цветов.
Прячась в ароматных кустах сирени, я вышел во дворик перед большой стеклянной дверью и притаился, осматриваясь вокруг.
Прямо перед дверью – выложенная мрамором площадка, посреди нее – бассейн.
Бирюзового цвета вода была наполнена золотистыми отблесками, резавшими глаза.
На краю бассейна лежал белый пушистый халат, валялась пачка сигарет, стояли бокал и открытая бутылка шампанского.
Послышался мощный всплеск, и на поверхность воды вынырнула голова в резиновой шапочке. Громко выдохнув и вдохнув, голова снова погрузилась под воду. Я вытянул шею и увидел, как большая черная тень плавно двигается в бирюзовой глубине. Под водой тень напомнила мне Минни…
Я терпеливо дождался, пока Мадам хорошенько поныряет. Но выпить шампанского ей сегодня не суждено!
Когда в очередной раз ее довольная физиономия появилась на поверхности, мы оказались лицом к лицу. Я нарочно низко присел над парапетом так, чтобы она могла хорошо увидеть наставленный на нее револьвер.
Мадам начала хватать воздух красным ртом («Удивительно, какие сейчас помады, – мысленно усмехнулся я, – не смываются даже в воде!») и замерла, глядя в черное отверстие дула.
– Прекрасное утро, – сказал я. – Пора завтракать. Круассаны с джемом. Или вы тоже отдаете предпочтение манной каше?
Она держалась за край бассейна, ее руки и все тело мелко дрожали.
– Не убивайте, – наконец смогла произнести она. – Я отдам вам деньги…
– Я не грабитель, – сказал я и жестом показал, что она может вылезти.
Мадам кое-как подтянулась на руках, перевалилась через край бассейна и осталась лежать на животе, словно и вправду была тюленихой.
– Что вы хотите? – хрипло спросила она.
Я решил не растягивать удовольствие.
– Я хочу знать все, что происходит за стенами заведения, которым вы руководите.
– У нас прекрасное заведение, – сказала она, – лучшее в мире. У нас есть дипломы, лицензия, благодарности от высокопоставленных особ…
Она села и заморгала на меня своими маленькими, утопающими в складках обвисшей кожи глазами.
– Если вы – недовольный муж, то я охотно помогу вам. Мы поменяем вашу жену на другую!
– Вы ошибаетесь, я не ваш клиент, – сказал я.
– Тогда кто? Что вам нужно?
– Во-первых, я хочу знать, что происходит с вашими воспитанницами. Что вы делаете, чтобы они превращались в… – я задумался, подыскивая меткое сравнение и добавил: – …в мясо для олигархов?
– Это неправда! – пискнула Мадам. – Вы ничего не знаете! Мы делаем большое дело.
Я улыбнулся и красноречиво взмахнул револьвером.
– Я не нуждаюсь в лекциях на гендерные темы. Вам повторить вопрос или стоит закончить разговор?
Она съежилась, поджав под себя треугольные толстые ножки, затрясла головой.
– Итак, как вернуть вашим выпускницам то, что вы у них отнимаете? Ум. Честь. Достоинство.
– Что вы такое говорите?! – дрожащими губами произнесла Мадам, не отводя взгляда от револьвера. – Все это мы только приумножаем! И это… Это необратимые процессы… Химия…
– А с этого места прошу помедленнее! – сурово приказал я.
– Разрешите мне закурить? – жалобным голосом сказала она, показывая глазами на пачку сигарет, лежавших на бортике бассейна.
Я криво усмехнулся и подтолкнул к ней пачку ногой.
Она вынула из нее зажигалку, достала сигарету, закурила.
– Видели бы вас сейчас ваши ученицы… – хрипло проговорил я. – Жалею, что не взял камеру. Разве что снять вас на мобильный телефон…
Она испуганно взглянула на меня:
– Умоляю, не надо. Я расскажу все. Не портите мою репутацию, юноша…
– Не думаю, что она у вас сохранится в дальнейшем, – покачал головой я. – Сейчас ваша главная задача – сохранить себе жизнь, а не репутацию. Итак, о каких процессах вы говорите?
Она сделала несколько конвульсивных затяжек.
– Это довольно долго рассказывать…
– А я никуда не спешу, – уверил я ее. – Итак…
– Итак… Издавна наше заведение было чем-то наподобие монастыря или даже института благородных девиц. В советские годы девушек воспитывали методами, наработанными за тысячелетия с поправкой на новые требования…
– Ага, ставили на колени на гречку и морили голодом! Проехали! – прервал ее я. – Что происходит теперь?
– Теперь воспитательный процесс усложнился. Мы отказались от механических способов влияния на психику учениц и перешли к научным, базирующимся на последних достижениях генетики и химии.
Меня пробило электрическим током: неужели Колибри, то есть Пат, всего лишь генетически смоделированное существо без единой извилины в мозгу?
– Если вы сейчас же все не объясните, клянусь – выстрелю! – теряя терпение, крикнул я.
Мадам содрогнулась всем своим большим и мокрым телом и продолжала говорить:
– Девочки попадают в наше заведение добровольно. Это честь для них и их родителей. Но мы негласно ведем довольно строгую селекцию: все воспитанницы должны быть красивыми, умственно развитыми и обладать творческими способностями. Мы проверяем их на IQ, просим спеть, станцевать, сочинить стишок, нарисовать картинку, решить задачку, проводим еще массу сложных тестов. А также составляем на компьютере их будущий портрет во взрослом возрасте.
Рассказывая, она немного успокоилась и посмотрела на меня уже с гордостью:
– К нам попадает отборнейший человеческий материал! Если коротко: среди наших курсанток есть потенциальные лауреатки каких угодно мировых премий в каких угодно областях науки или искусства!
– И вы делаете из них тупое мясо, ретриверов… – от злости я чуть ли зубами не скрежетал.
– Что? Кого? – не поняла она.
– Проехали! Дальше! – скомандовал я.
Мадам обиженно повела плечом и продолжала говорить:
– Но все это им не нужно, потому что все способности сконцентрированы только на одном – быть хорошей женой для своего будущего мужа. В этом их счастье. И они не требуют ничего другого. Разве это не прекрасная судьба для женщины?
– Демагогия! Почему они покорно выходят замуж за первого встречного? Одно слово вранья – и я стреляю без предупреждения.
– Мы… Мы… Мы начали использовать вирус, который вселяет в них вечную любовь!
– Врете! Разве такой вирус существует?! – я сделал угрожающее движение пальцем на курке.
Она это заметила и заговорила скороговоркой:
– Существует! Это вирус F 63.9! Он еще называется вирусом ревности или неразделенной любви. Использовать его в таких заведениях, как наше, – мое изобретение! Я защитила на этом диссертацию. У меня есть ученая степень… Не стреляйте!
Я растерянно опустил револьвер, зная, что бежать ей некуда.
– В чем суть вашего изобретения?.. – спросил я.
Она осторожно потянула со стула белый пушистый халат, набросила его на плечи и, видя, что я реагирую на ее движения достаточно спокойно, на четвереньках переместилась с пола на стул.
– Вирус F 63.9 – микроскопическая частица, состоящая из белков и нуклеиновых кислот и способная инфицировать клетки любого живого организма, – продолжила Мадам. – Его удалось найти при помощи подопытных мышей. Поскольку у них почти такая же ДНК, как и у людей, действие этого вируса было изучено именно на них.