Несколько лет спустя

Лелек Ковальски собирался посетить консульство, до отъезда в Варшаве. Он наслаждался солнцем, непривычным октябрьским бризом, смотрел, как рыбаки ловят в свои сети рыбы, тихо переругиваются, что улов, мол, нынче не тот, пошел, смотрел, как мальчишки пытаются достать жемчужины со дна морского. Все же замечательно придумали портовые жители, устраивать ресторанчики прямо на морском берегу. Знай, сиди себе на террасе, наслаждайся вином, аппетитной пастой и потрясающей панорамой. Лелек вспомнил, что забыл сделать сбор от тошноты — в поезде Ковальски неимоверно укачивало.

— Скажите, — обратился Лелек к кельнерше, — где находится ближайшая аптека?

— А что вас интересует, уважаемый герр? — Хотел прикупить кое-какие сборы.

— Наш аптекарь, — девушка замялась, — злоупотребляет сиропами от кашля, понимаете. Обратитесь лучше к фрау Лили, она всегда поможет и подскажет, после ее сборов любая хворь проходит.

У Лелека забилось сердце. Лили, его дорогая Лили! Лелек быстро нашел аккуратную небольшую лавку, его встретил привычный запах трав, и рыжеволосая красавица, которой годы пошли только на пользу.

— Лили, ты ли это?

— Лелек!

Молодая женщина радостно обняла Ковальски, по ее щекам текли слезы.

— Вижу, жив, здоров и даже округлился! — Какой красавицей ты стала!

И Лелек, и Лили не стали говорить друг другу, что пытались искать, писать. В закрытый квартал письма не доходили, особенно после того, как его обнесли колючей проволокой, а натуру матери Лили Лелек разгадал сразу.

— Мамочка, почему ты плачешь? — по лестнице спустилась кареглазая рыжеволосая малышка. — Этот господин тебя обидел? — Этот господин — Лелек, самый лучший мамочкин друг.

Лелек вопросительно посмотрел на Лили, и женщина ответила на его невысказанный вопрос.

— Маргарита — дитя любви, Лелек, и самая большая моя радость.

Лелек вспомнил, что у него скоро отправление поезда, Лили надавала ему с собой кучу сборов и скляночек. Через несколько недель Маргарита получила большую фарфоровую куклу, а между Лелеком и Лили завязалась оживленная переписка.

Франц Бернстоф

В портовый город приехал элегантный господин. Герр остановился в отеле напротив биржи, его не интересовали ни фрески, ни узкие улочки, пахнущие рыбой, ни остерии, где владельцы ресторанов с радостью нальют тебе лимонной настойки, если закажешь у них пасту с мидиями или кабанятину, которую привозили охотники. Им разрешали охоту на графских землях.

Господин садился за столик на улице, всегда выбирал место за пальмой, брал пользительную для здоровья Branca Fernet, делал вид, что читал наискучнейший журнал с биржевыми сводками. Мужчина наблюдал, и его взгляд озарялся радостью лишь тогда, когда он видел элегантную рыжеволосую женщину, которой шли и растоптанные туфельки, и неброский твидовый костюм. Женщина вела за руку маленькую непоседливую девочку, которая, крутилась, подпрыгивала, и судя по неуемности, забрасывала мать вопросами. Суровый мужчина улыбался при взгляде на малышку, а при взгляде на рыжеволосую красавицу его лицо всегда приобретало мечтательное выражение.

На вилле Висбеков царило оживление. Сегодня Фредерику и Бернарда навестит сам приближенный генерала, а это означало ещё больше власти, и ещё больше возможностей. Фредерика отмахивалась от тревожных снов, от слухов о том, что возможно, кенига вынудят сдаться.

Вечеринка, которую она закатит, должна запомниться всем, а особенно этому… Францу Бернстофу. И в который раз вилла Висбеков порадовала своих гостей изысканной и самой модной музыкой, лёгкими дорогими закусками, коллекционными винами, и жертвами. Без жертв не обходилось никогда, а чужая смерть опьяняла и возбуждала. Бернстоф сразу же взял Фредерику в оборот, оттеснил ее от множества гостей и согласился на предложение уединиться.

— Франц, мой лев, давай мы позовём Берни, он ничего уже не может, но любит смотреть, — женщина порочно облизнула губы.

— Зови, — Фредерика предвкушала наслаждения на грани, и поэтому не заметила гримасы отвращения, промелькнувшей на лице мужчины.

Спутник Фредерики прошел в отдаленные, изысканно обставленные покои, обратил внимание на гигантских размеров кровать.

Годы пощадили мать Лили — женщина также пленяла греховной красотой. Он не долго думая, вытащил свой верный "Вальтер" и всадил пулю в лоб той, что причинила его любимой женщине так много боли.

Франц не успел оглянуться, как вместо бездыханного тела из лужи крови вылетела ворона. Птица устремилась куда-то в окно. Бернард Висбек, увидев, как его любимая женщина, соратница, делившая с ним игры, мысли и самые грязные желания, превратилась в пернатую — кулем свалился на пол.

Франц поспешил покинуть мерзкое сборище. Оркестр, играющий в соседней комнате, заглушил звуки выстрела.

Бернстоф уважал кенига и верил в его идеалы, он точно также, как кениг и его приближенные, мечтал построить третий Рим, мечтал, чтобы кенигсрайх потеснил англов и алеманнов с мировой арены. Единственное, чего не переносил Франц, это уничтожения нечистокровных, считая, что с врагами надо биться лицом к лицу.

Но, прекрасно понимая, что не может в одиночестве, как дон Кихот, бороться с ветряными мельницами, Франц, тем не менее, не упускал случая помочь судьбе там, где его помощь оказалась бы действенной.

Бернстоф раздобыл фальшивые документы и помог перебраться преподавательнице музыки в Швейцарию. Женщина, в свое время блиставшая на оперной сцене, с возрастом не растеряла своего очарования и желания жить, и с радостью взялась учить великосветских оболтусов прекрасному. От бывшей певицы Францу досталась картина Густава Климта "Поцелуй", которая пригодилась и сейчас.

Франц вытащил Лелека Ковальски из закрытого города. Он видел приказ о том, что всех чистокровных и нечистокровных жителей квартала за колючей проволокой необходимо депортировать. Единственное условие, которое поставил Бернстоф чиновникам, принявшим Климта в качестве платы за помощь — Ковальски ничего не должен знать.

И вот теперь Франц вспоминал весь путь, который привел его к Лили, и думал, какими словами он скажет любимой женщине, что нашел ее, что мысли о ней и о дочке поддерживали его все это время. И да, пусть его товарищи не вылезали из борделей или обзаводились множеством любовниц, Франц не мог даже прикоснуться ни к одной женщине. Все его мысли были о Лили.

Правительство кенигсрайха запросило у англов и янки перемирия в войне, а это означало, что Францу и его полковым товарищам придется биться против алеманнов. Однополчане Бернстофа выражали сомнения — как так, сейчас им придется выступать против тех, кого они ещё вчера считали союзниками?

А Бернстоф понимал, что уж алеманнам-то перемирие придется далеко не по нраву, они посчитают это предательством со стороны кенигсрайха, и будут правы. И конечно, кроме бомбежек новоявленных союзников, мечтавших уничтожить алеманнов, кенигсрайху придется столкнуться с местью бывших друзей.

В полку начался разброд: кто-то выказывал желание перейти на сторону новых союзников, а кое-кто планировал выступать на стороне алеманнов.

И Франц, и его однополчане с трудом смогли пережить падение кенига. Но после того, как партию кенига распустили, оказалось, приказы раздавать некому. Генералы, командующие полком, не давали о себе знать. Франц с усмешкой говорил товарищам, что, возможно, они просто сбежали, союзнички-то далеко, а алеманны победным маршем шагают по стране, бомбя города, грабя дома и расправляясь с мирными жителями.

Союзники уже разбомбили ближайшую штаб-квартиру фельдмаршала алеманнов, снесли городок с лица земли и уничтожили тысячи мирных жителей. И этим-то людям кениг отдал кенигсрайх.