— Лили, — Лелек вышел из-за аптекарской конторки, — это твоя мать и она приехала тебя забрать.

— Забрать, меня? Как, почему?

Глаза Лили внезапно наполнились слезами, она смотрела на незнакомую женщину, пусть и когда-то давшую ей жизнь. Смотрела на растерянного Лелека, который тер лысину и жалко улыбался.

— Лили, девочка моя… — женщина, молчаливо наблюдавшая за дочерью, поморщилась, но Лелек не обращал внимания на ее слова. — Помнишь, ты назвала свою фамилию у стражи и рассказала свою историю? Я списывался с загсами, с архивами, и нашел твою маму. Фрау оказалась столь любезна, что сразу же ответила на мое письмо и самолично приехала.

Лелек не стал говорить Лили, что писем было несколько, и что мадам приехала только тогда, когда Ковальски упомянул о грозящей девочке опасности. А Лили вцепилась в него и плакала, молчаливыми колючими слезами. Ещё чуть-чуть, и Лелек расплачется сам.

— Все это конечно, очень мило, — заметила скучающим тоном женщина, — Лизхен, неужели ты хочешь остаться?

— Лили, девочка моя, Лили. — только и бормотал растерянный Лелек. За эти полтора года он успел привязаться к рыжеволосой малышке, как к дочери.

— Я сейчас. — Лили впервые обратилась к роскошной женщине. — Подождите меня.

Девочка поднялась на второй этаж, подхватила свой мешок, и вручила Лелеку лоскутное одеяло и травник.

— Пусть у тебя останется, на память.

— Но ты же…

— Я выучила его наизусть. А здесь, отвары и тинктуры, здесь — как варить супы и похлёбки, помнишь, я тебе показывала?

Лили подхватила мешок с немногими вещами.

— Я не думаю, что тебе понадобятся твои тряпки, — заметила женщина.

Лили всучила свои вещи Лелеку.

— Отдай Агнешке, у нее дочка моего возраста, у них совсем ничего нет.

Лелек, не в силах вымолвить ни слова, молча кивнул.

Лили хотела сказать, что будет ему писать, но и она, и Ковальски прекрасно знали, что в закрытый квартал не доходят письма.

— Я буду молиться за тебя.

Лили закрыла дверь и вышла в неизвестность. Незнакомка в роскошной шубе, идущая рядом с ней, отрывисто бросила:

— Да, манеры у тебя оставляют желать лучшего, Лизхен.

— Меня зовут Лили, мама.

— Только не вздумай называть меня мамой, Лизхен.

Их ждал роскошный лакированный автомобиль чернильного цвета. Шофер, одетый в черную униформу, приподнял фуражку с золотым орлом, и угодливо распахнул дверь. У Лили начиналась новая жизнь.

Женщина, которая когда-то дала Лили жизнь, молчала всю дорогу. Лили смотрела на точеный профиль, мягкую шубу, высокую прическу. Мать Лили, казалось не чувствовала взгляда дочери, и также молча смотрела вперед. За окном изысканного авто находился разоренный город. Лили подумала, что очень хочет вернуться в закрытый квартал. Может, если бы она пряталась от стражи, они бы ее не трогали?

Мать Лили не спросила ни о том, как чувствует себя дочь, ни о том, что стало с бабушкой. У Лили подступил к горлу комок. Девочка вспомнила, как бабушка всегда с ней разговаривала, отвечала на самые каверзные вопросы бесконечной почемучки Лили, всегда обнимала, часто ей пела, учила быть сильной, слушать сердце и не сдаваться. А от рядом сидящей незнакомки веяло мраморным холодом. Автомобиль мягко затормозил, и шофер угодливо открыл дверь, склонившись в поклоне.

Женщина коротко бросила:

— Ты такая худая, Лизхен.

— Мама, я Лили, Лили!

Лили понимала, что мать ей не рада.

— Называй меня Фредерикой, — на губах красавицы змеилась холодная улыбка. — И, зная, какую ересь в тебя вбивала твоя бабка, хочу сразу предупредить. Не вздумай устраивать мне тут свои ведьминские штучки. Будь тихой и послушной, как полагается благонравной кенигсфройляйн, ты меня поняла?

— Да, ма… Фредерика.

Мать поплыла павой к роскошному особняку, а Лили не могла оторвать взгляд от прекрасной виллы, раскинувшейся перед ней.

Девочку до глубины души поразило богатство, молчаливые слуги, обилие картин, ваз и статуй.

К Фредерике поспешил низенький пузатый мужчина, одетый в такую же черную форму с орлом сбоку, как и все присутствующие.

— Аве кениг, моя дорогая!

— Аве кениг, мой волк!

Фредерика и незнакомый мужчина выставили вперед ладонь, а затем демонстративно расцеловались. Бесшумные слуги забрали шубу у госпожи.

— Дорогая, это твоя дочь? Почему она не приветствует кенига?

— Берни, будь к ней снисходителен, она дикая и неотесанная. Лизхен, поприветствуй кенига!

Лили так и осталась стоять.

— Лили!

Фредерика смотрела на дочь с чересчур ласковой улыбкой, так мальчишки-мучители иногда смотрят на животных, прежде чем приступить к пыткам.

— Аве… кениг… — срывающимся голосом прошептала Лили, выкинув вперед правую руку. Девочка поняла, что сейчас не время спорить. У Лили предательски заурчал желудок. Она вспомнила, что с утра ничего не ела.

Берни посмотрел на Лили как на таракана.

— Фредерика, а девчонка довольно неотесанна, надо будет поучить ее манерам. Дорогая, собирайся, мы поедем в оперу.

Лили сцепила зубы. Она не будет плакать. Она ни за что не будет плакать.

— Мария, — внезапно зычным голосом позвала Фредерика. — Эта… кенигсфройляйн — моя дочь.

К сожалению, манеры юницы оставляют желать лучшего, да и прибыла она из такого места, что… — на лице фрау возникло выражение крайней брезгливости. — отрежьте ей косы, помыть ей голову, да и всю ее мыльно-керосиновой смесью, и сожги ее одежду. Взамен выдай какой-нибудь наряд для горничных, и отведи в комнату для гостей. Эти дни придется озаботиться и портнихой. Господин Бернард вот-вот спустится, прикажи подавать автомобиль.

Лили не дали даже возразить. Фредерика повернулась к ней и отрезала:

— Запомни, Лизхен, пока ты в моем доме, ты будешь делать то, что я скажу и как я скажу. Скажу прыгать — значит будешь прыгать. Скажу скакать на одной ножке — значит, будешь скакать. Если тебе что-то не нравится, ты можешь уйти сейчас. Руины и бомбежки тебя ждут.

Фредерика выплыла из холла, слуги склонились в угодливом поклоне, а Лили внезапно обняла Мария.

— Пойдем, девочка, будем делать так, как сказала фрау. Ты не думай, фрау Фредерика справедливая. Из какого же места ты прибыла?

— Из закрытого квартала.

— Бедная голубка!

Мария громко ахнула и повела Лили наверх, по мраморной лестнице. На стенах на девочку смотрели люди с портретов — строгие, суровые, они, казалось, укоряли Лили за то, что ей здесь не место.

Мария до отвала накормила девочку и она же заметила, что Лили прячет хлеб. В этот же вечер Лили лишилась длинных кос и доброй порции собственного достоинства.

На следующее утро в комнату для гостей, куда определили Лили, ни свет ни заря вошли Мария и юркая женщина, представившаяся мадам Бланш, портнихой. Женщины быстро обмерили Лили, белошвейка принесла несколько готовых нарядов, похожих друг на друга как две капли воды — закрытые блузы, длинные юбки, строгие кофты невзрачного серого цвета из шерсти мериноса, и рейтузы, все, как полагается добропорядочной молодой волчице.

Лили определили завтракать в малой столовой, по распоряжению Фредерики. Девочка не встречалась ни с матерью, ни с Бернардом, ни с другими обитателями роскошной виллы, слуги на которой, казалось, обладали даром невидимости.

Зато в жизни Лили появилась Эрнеста. Высокая, худая, с мелкими чертами лица, женщина почему-то напомнила Лили хорька. Эрнесту пригласили воспитывать Лили. Гувернантка сразу же окрестила девочку "неотёсанной деревенщиной", и взялась за нее всерьез.

Физическая подготовка, которую так когда-то ненавидела Лили, снова вошла в ее жизнь.