– Ну, прям, гоголевский стиль!

– Дошло до нас, что вы в вашем музее даете приют разным махровым дворянам и прочей контре. «Да какие это дворяне?!» – возражает Орбели. – «У них одно-два поколения дворянства! Вот я – царского рода в одиннадцати поколениях!»

– Надо думать, они больше не встречались, – резюмировал Титомиров. Он же рассказал следующую историю.

– Вы когда-нибудь видели вблизи эсэсовскую форму? (Все энергично закивали, особенно я). Когда у нас снимали фильмы о немцах, актеры с большой неохотой снимали после съемов эти доспехи, а чтобы наши люди не выглядели рядом с немцами штатским мальчиками на побегушках, в 45-м году мы ввели свою униформу по типу дореволюционной. А эсэсовскую форму разрабатывала в двадцатые годы германо-американская дизайнфирма «Баухауз».

Какие-то размышления помещали рассказчику первым осушить «бокал», и оп заколебался, припоминая следующую историю:

– Хотите такой анекдот: беседуют два еврея. Один говорит: «Дядя, я хочу жениться на Розе» – «Зачем тебе Роза. Женись лучше на Сарре» – «Дядя, что ты?! Она старая и кривоногая» – «А вот представь, женишься ты на Розе. Ты знаешь, какие у нас дороги! Она переломает себе все ноги. Ты знаешь, какая у нас медицина! Ноги у нее так и останутся кривыми. А так на всем готовом!»

Мы с Титомировым снова вышли в тамбур. Метрах в пятидесяти от железнодорожного полотна в таежной чаще мелькал хвост черно-бурой лисы. Мысли Титомирова, видно, шли в совсем другом русле, потому что через минут десять он сказал мне:

– Что это ты в последнее время пристаешь к Аллочке? Тебе, что, одной мало?

У меня язык отнялся. Пользуясь статусом моего двойника, я неизбежно становился виноватым во всех его поступках.

– Ты эт, смотри, – продолжал Андрей, не дождавшись моего ответа, – а то ведь я могу и на дуэль вызвать.

– Изволь, – наконец выдавил я, поскольку предчувствие говорило мне, что я останусь жив и невредим.

– Стой, нам нужны секунданты, – он заглянул в купе и кивнул Малиновскому и Борису, те вышли; в глубине купе наш бригадир что-то сказал, но что, мы не слышали из-за грохота встречного состава.

– Я прошу вас, коллега, – обратился вполне официально Титомиров к Малиновскому, когда поезда разминулись, – быть моим секундантом.

– А что? что произошло? – спросил Борис.

– Он смертельно оскорбил меня, – все это, сказанное Андреем, относилось ко мне.

– Чем же? – Борис все еще хотел обратить дело в шутку.

– Оставь… это тайна, если, конечно, он не выдаст.

– Как же вы это собираетесь провернуть? – поинтересовался Малиновский.

– При первой же возможности, а жертву свалить на самураев.

– Вот это и будет у нас единственная жертва в этом конфликте, а потом начнутся международные осложнения – и целая война. Архипова и так критикуют за мягкотелость внешней политики: янкам поблажки делаем, немцы уже скоро будут в каждой семье…

– Ладно. Выбор оружия за тобой, – это опять мне.

– Я надеюсь, Борис будет моим секундантом, – (Борис подтвержающе кивнул). – И я в качестве оружия выбираю что-нибудь из холодного оружия.

(Должен заметить, что я весьма хорошо фехтую, а в детстве два года занимался в фехтовальном клубе, году в 86-м.)

– Но нам не выдадут никакого холодного оружия… Разве что саперные лопатки достать.

– Ладно. Тогда на пистолетах.

– А в чем дело? – все допытывался Борис.

Ему никто не ответил.

Еще через двое суток поутру наш эшелон наконец дотащился до путейного тупика Благовещенской станции. Слева от нас затих городок, сжавшийся между путями и Зеей, впадающей в Амур. Накрапывал дождь. Так далеко на востоке я еще никогда не бывал.

Под дождем, вскоре превратившимся в проливной, мы долго и трудоемко разгружали наш багаж – заклепанные деревянные ящики, похожие на артиллерийские. Потом, даже не помыв рук, мы втроем: я и оба Андрея, мокрые и грязные как сто чертей, подкреплялись мясными консервами (Малиновский что-то иронизировал по доводу сопок Маньчжурии). Потом мы все это загрузили в машины, загрузились сами и поехали на запад – это я подсмотрел по карте нашего командира. В одном грузовике с нами ехал тот самый Доберман-Пинскер, которого за «скандальность и национальное самомнение» упекли в эту поездку, сулившую ему приступы ревматизма и потерю двух месяцев научной работы. А дальше все дождь, дождь, дождь…

Через четыре часа очень неудобной езды мы приехали в огромный военный городок. Как раз был тихий час, и пустые улицы и плацы трещали от струй дождя. В казармах (нас поместили в большом двухэтажном корпусе, хотя все сортиры, кроме офицерских, естественно, располагались во дворе – в темной и по щиколотку залитой водой ложбине) проверили численность легионеров, а потом вместо нашей парадной формы выдали повседневную: кальсоны, нижнюю рубаху, брезентовые штаны, тренировочные брюки, свитер, френч болотного цвета без погонов и петлиц, двубортный плащ, буденовку-богатырку с курсантским значком слева, каску, очень похожую на немецкую, пару кирзовых сапог, пояс и смену постельного белья с огромными расплывчатыми печатями интендантской службы в/ч № такой-то. Все это барахло мы побросали кое-как на койки и побежали на плац.

Двести легионеров-студентов выстроились буквой П, большинство чесалось и соскребало пропитанную потом грязь. Но тут пришел пожилой капитан, и все выстроились по струнке.

– Здравствуйте, товарищи легионеры!

Мы, как и полагалось, ответили дружным ревом.

– Вы в составе студенческого легиона Ленинградского Государственного Университета имени А.А.Жданова прибыли в распоряжение в/ч №… Дальневосточного особого военного округа, – продолжал капитан. – В течении двух месяцев вы будете проходить военную подготовку в нашей части наравне с рядовыми-срочниками. Распорядок вашего пребывания будет сообщен вам позже, а сейчас вы поступаете в распоряжение старшин.

Нас разделили на четыре группы по пятьдесят человек и развели в разные концы необъятного плаца. Наш старшина – усатый азовский немец – неприязненно оглядел нас и сказал:

– Интеллигенция понаехала. Я ИЗ ВАС ВЫБЬЮ ВСЮ ЭТУ ЧУШЬ! Быть штатским – позор для мужчины! Неужели вы на всю жизнь хотите остаться книжными червями, академическими хлюпиками, чтобы все девки ушли от вас к бравым солдатам?! Кому нужны ваши сгорбленные спины и закомпасированные мозги?! Почему не смеетесь, балбесы?! Я сделаю из вас людей! Вы меня всю оставшуюся жизнь благословлять будете! Военная служба – лучшее средство от рака и старости! – он сделал паузу и резко окликнул крайнего студента. – Фамилия!

– Альтшулер, товарищ старшина.

– Скрипач-проходимец, – перевел с немецкого старшина. – Ну и фамилии! Это ж надо такое придумать! Развели жидов! Выйти из строя!.. Живо! Это что на вас надето?! Это френч, а не лапсердак! Я из вас пугало сделаю, Альтшулер! Чему вас там учили?! Оденьтесь правильно! Получаете наряд…

– на мясокомбинат, – пошутил кто-то из строя.

– Кто это прорезался?! Выйти из строя!

Я – а это был я – вышел.

– Фамилия?!

– Легионер Тарнавский, товарищ старшина!

– Тоже еврей?

– Никак нет, товарищ старшина!

– Да сам вижу. Слава богу, единственный порядочный ариец в этой шараге. Получаете наряд на кухню! Кто это там ржет?! Выйти из строя! Фамилия?!

– Легионер Малиновский, товарищ старшина!

– Всем посмотреть на него!

– Какая з…ца!

– Да вы не туда смотрите, олухи! Вот как надо носить обмундирование. Всем! Как ваша фамилия, я запамятовал?!

– Легионер Малиновский, товарищ старшина!

– Ах, значит, поляк?! значит, «от можа до можа»?! значит, «ще польска не сгинева»?! Получаете наряд на подметание плаца! А жид будет чистить сортир! Остальные – в казармы: стелить койки!