— Обработали кислотой несколько важных узлов. Уже завтра все орудия будут похожи на кучи ржавчины, а стрелять из них будет опасно уже сегодня. Названия кислоты не знаю, образцов не осталось.

— Кислотой, значит, — недоверчиво посмотрел на меня он.

— Да, — я спокойно выдержал его взгляд.

— Иван Федорович, — комиссар обратился одному из полковников, — у тебя же здесь твой посыльный? Отправь его с приказом получить от восьмой армии сводку по плацдарму в Московской Дубровке. Особенно меня интересует интенсивность миномётного и артиллерийского обстрелов сегодня.

— Вот же суки! — вновь раздалось ругательство с другой стороны стола, где происходило рассматривание доставленных мной документов. — Откуда это у них? Это же предательство! Как?!

Матерился генерал-лейтенант, бегло читающий несколько небольших листков бумаги. Предположу, что он нашёл информацию про действия, местоположение и состав подразделений РККА на каких-то рубежах, что держалось в строжайшей тайне и не должно никоим образом оказаться в руках немцев.

— А почему часовой назвал вас генерал-майором, м-м, Киррлис, да? — поставив задачу полковнику, комиссар вновь обратил своё внимание на меня.

— Гипноз, — сказал я практически чистую правду.

Тот помолчал, потом спросил:

— Со мной можете такой же фокус провести?

— Нет. Не всякого у меня получается загипнотизировать, — слукавил я.

— С немцами вы так же поступили?

— Да.

Примерно час шла наша беседа. Меня расспрашивали, я отвечал и задавал свои вопросы. Рассказал свою легенду с монгольским якобы происхождением. Показал пару слабых заклинаний. Передал посылку с амулетами и письмом, где описывалось то, как нужно было их активировать и использовать. При этом сообщил, что содержимое посылки лучше отдать наиболее высокопоставленному лицу в государстве. Не обязательно правителю, хватит и какого-нибудь заместителя министра, по-местному наркома. Или крупному военному деятелю, например, командующему фронта. Моего магического внушения хватит ещё на сутки. И я сильно надеюсь, что этого срока будет достаточно, чтобы обо мне узнали в Москве.

— Вот где-то в этих двух квадратах у немцев находится крупный склад боеприпасов армейского подчинения, — капитан Истомин, командир отдельного разведывательного батальона восьмой армии обвёл небольшой участок на карте острием остро заточенного карандаша. — Точно определить его координаты не вышло. Четыре группы разведчиков пропали без вести. Ещё три с большими потерями сумели уйти назад. Авиаразведка так же ничего не дала. Только что и сумели узнать, что вот этим двум дорогам и железке, — карандаш прошёлся вдоль чёрных жирных нитей на карте, отмечая озвученное, — происходит подвоз боеприпасов. Только неделю назад на вот эту станцию прибыли один за другим три эшелона, скорее всего, с боеприпасами и минимум два попали на склад. Дальше их него передают в полки и дивизии. Есть мнение, что склад в посёлке, — очередной тычок грифельной «иглы» в потрепанную карту. — Но лично я сомневаюсь, уж очень это явно, слишком. Если сумеете его уничтожить, то станете героями, — немолодой мужчина, обладатель трёхдневной щетины, усталого взгляда и чёрных кругов под глазами посмотрел на меня и Струкова. — Я не про ордена. Просто с этого склада идут снаряды к орудиям и бомбы для самолётов, которые падают на Ленинград днём и ночью, убивают сотнями наших стариков и женщин с детьми. Эти снаряды и бомбы не дают привезти им продуктов и переправить на большую землю больных и детей.

В блиндаже находились только мы трое — он, я и Струков. Я со своим помощником носил поверх одежды бесформенные и безразмерные балахоны-маскхалаты белого цвета с капюшонами. Никаких знаков отличия, оружия, званий, обращение только по именам. Здесь мы оказались после моего предложения помочь Красной армии крупной диверсией в немецком тылу. Это было четыре часа назад, когда я закончил общение со старшими командирами РККА. Ещё немного ментального давления на них — и вот я на передовой у разведчиков. По сути, я уже заявил о себе очень громко, когда уничтожил вражеские батареи и доставил сверхценные документы из немецкого штаба. Уже этого хватило бы для того, чтобы стать известным в нужных кругах в Москве. Но я решил последовать местной поговорке, говорящей, что кашу маслом не испортить, и использовать те два огненных амулета из мифрила. Причём сделать это так, чтобы это увидели, услышали и узнали многие с обеих сторон фронта под Ленинградом.

— Если найдём склад, то больше ни одного снаряда с него не улетит. Обещаю. Но если не сумеем найти, то покажи пару мест, где точно стоят склады, до которых не получается добраться.

— Здесь, — карандаш отметил точку северо-восточнее в паре километрах от железной дороги. — Тут топливная база. А тут, — карандаш сместился значительно севернее, склады боеприпасов. Есть информация по складам с провиантом и вещам, нужна?

— Нет, — я отрицательно качнул головой. — Взрывчатки много не сумеем пронести. Рассчитываю, что от нее сдетонируют снаряды и бочки с бензином, огонь пойдёт дальше и захватит всю площадь складов.

— Хорошо. Когда пойдёте?

— Прямо сейчас. Времени у нас мало, нужно до утра добраться до тех квадратов на твоей карте.

Усталость в его глазах сменилась удивлением.

— За ночь?!

— Есть способы, рассказывать про них не могу.

— Я и не настаиваю. Что-то ещё нужно?

— Нет.

— Что ж, удачи, парни. Сделайте это, — он поочерёдно крепко обнял меня и Струкова. — Ни пуха, ни пера.

— К чёрту!

Спустя десять минут мы с Пашей стремительно неслись на юго-запад высоко над землёй. Мороз и темнота почти не мешали нам держать высокую скорость и правильное направление, всё-таки, мы не были с ним обычными птицами.

Часом позже мы опустились на землю в небольшом лесу рядом с дорогой, на которой заметили тусклые движущиеся пятна света. Оказалось, что это небольшая колонна грузовиков с фарами, закрытыми специальными щитками в целях светомаскировки. От авиации такая хитрость помогает отлично. Но не против острого соколиного зрения. Обернувшись людьми, мы залегли на обочине, защищённые от взглядов врагов амулетами отвода внимания. Когда мимо нас стал проезжать последний грузовик, то я ударил ему ледяной сосулькой в переднее колесо. Почти тут же раздался громкий хлопок, грузовик резко вильнул в сторону и чуть не перевернулся. Его спасло от опрокидывания то, что он врезался в глубокий сугроб на обочине, в котором завяз. Сразу после этого из кузова выскочили четырнадцать человек с оружием, которые залегли на дороге и спрятались за машиной. Вскоре они принялись между собой тихо переговариваться.

— Ульрих, что это было?

— Не знаю. Лучше смотри по сторонам, вдруг русские.

— Фриц, что с машиной? Или ты заснул за рулём?

— Да заткнись ты, — кто-то, видимо водитель, зло ответил последнему вопрошающему. — Колесо лопнуло.

— Это был выстрел? Я что-то слышал.

— Колесо лопнуло, ты глухой?

— Прекратить шум! — раздался чей-то уверенный голос с командными нотками. — Кто-то что-то видит или слышит?

На минуту воцарилась тишина.

— Никак нет, унтер, — наконец, кто-то ответил. — Тихо, как в могиле.

И только сейчас колонна стала замедляться, заметив, что у них потери. Из последнего грузовика выпрыгнули две фигуры, которые пробежали часть расстояния между своим и подбитым транспортом, после чего остановились.

— Эй, что у вас там? Почему стоите в сугробе? — крикнул один из них.

— А ты сам взгляни! Жарко нам стало, вот и решили охладиться! — был ему ответ от одного из солдат с повреждённой мной машины.

— Нас господин лейтенант послал узнать. Ему так и передать?

— Вот же засранец этот Баскер, — тихо произнёс солдат, затем крикнул. — Колесо у нас лопнуло, потому и с дороги стащило!

На то, чтобы понять, что по ним не стреляют и поломка обычная, не связанная с диверсией, у немцев ушло пять минут. Или тупенькие нам попались, или трусоватые. Потискав винтовки и повалявшись за сугробами, солдаты взялись вытаскивать машину из снежного плена. Последний грузовик на задней скорости вернулся назад, заехал со стороны кузова и выдернул своего пострадавшего собрата. Увидев повреждения, водитель и те, кого он вёз, разразились проклятьями в адрес всех, до кого дотянулась их фантазия. Ругали Россию, проклинали войну, прошлись по снегу и морозу, досталось и водителю с неким гауптманом, который отправил их в ночь. Эту бурю эмоций вызвало не только поврежденное колесо, но и пробитый чем-то в сугробе радиатор. Ругань была остановлена лейтенантом, старшим колонны, которым мигом навёл порядок. Он оставил с повреждённой машиной один грузовик, после чего поредевшая автоколонна укатила. Немцам предстояло заменить колесо у «моей» машины, и на буксире дотащить к месту назначения или до ближайшего гарнизона, где можно будет провести ремонт. Всего на дороге осталось восемнадцать немцев. Немного больше, чем я хотел, но всё ещё смогу с ними справиться. Только придётся браться за жезл, так как своих сил или амулетов на такую толпу не хватит.