— М-м-м… — Джейн прикрыла глаза.

— Трудный день?

— Ты помнишь миссис Аллсоп?

— Ту даму, что торгует садовым инвентарем? Она что, умерла?

— Разбилась насмерть в дорожном происшествии на Восемнадцатом шоссе.

— О господи. Какое время для смерти.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хотел сказать, что сейчас идет война.

— Люди не перестанут умирать из-за того, что началась война.

— Я понимаю. — Я сам не мог объяснить свои слова. — Что ты хотела бы на ужин?

— Что-нибудь поплотнее, — ответила Джейн. — Я здорово проголодалась.

— Из китайской кухни?

— Прекрасно. Если только буду знать, что ем.

Джейн не нравится, если я пытаюсь ее чем-то удивить. Однажды я заказал «любовное гнездышко» — корзинку жареной лапши с креветками и цыплятами внутри, а она отказалась это есть. Во-первых, название блюда показалось ей смехотворным, а во-вторых, она хотела видеть, что берет в рот. Пирожки исключались из меню, так же как и все, в чем содержалась хоть какая-то начинка. По мнению Джейн, пирожки с начинкой были блюдом из шпионского арсенала.

— В этих глупостях есть что-то непристойное, — говорила она. — Неудивительно, что тебе нравятся такие вещи.

Когда я начал встречаться с Джейн, я еще не отказался от университетской карьеры. Перейдя в школьные учителя, я, возможно, разочаровал ее. Даже если это и так, Джейн быстро избавилась от своего недовольства. Она занимает должность административного директора городского кладбища; жизнь и смерть в ее руках. Ей не на что жаловаться.

Я заказал цыпленка с орехами кешью и овощами, жаренными в масле.

— Как ты считаешь, война благотворно отразится на твоем бизнесе? — спросил я.

Джейн пожала плечами:

— Наши войска направляются в Вашингтон. Не думаю, что нам придется их хоронить.

— Но все же, война в какой-то мере повысит интерес к мысли о смерти.

— Смерть не требует повышенного внимания, — заметила Джейн. — Она сама но себе имеет огромное значение.

— А Грубер роет какую-то яму, — сказал я.

— Грубер вечно занимается всякими глупостями, — ответила Джейн. — Помнишь историю с баскетбольной площадкой?

— Это верно.

— Что за несчастье на наши головы.

— Можно сказать, катастрофа.

Принесли еду из китайского ресторанчика, и мы поужинали, сидя перед телевизором.

— Наши войска заняли позиции на западных подступах к Уотертауну, — известил диктор.

Уже не требовалось объяснять, что этот город не был настоящим Уотертауном и имел совершенно другое название. К этому времени мы уже стали понимать язык войны.

На следующее утро я отправился в городской универмаг, чтобы купить кое-какие пособия для занятий в начальной группе. В отделе игрушек я заметил миссис Сингх, она вертела в руках зеленый пластмассовый автомат. Мы пожелали друг другу доброго утра, и миссис Сингх спросила, пригодится ли ей оружие с искровым разрядом.

— Для чего? — удивился я.

— Для самообороны.

Я попытался вспомнить, не говорили ли дикторы телевидения о необходимости покупки оружия с искровым разрядом. Но за эти дни дикторы говорили о необходимости такого количества вещей, что я никак не мог удержать их в памяти.

— Но это всего лишь игрушка, — сказал я миссис Сингх.

— Конечно игрушка. Неужели вы думаете, что я буду покупать настоящее оружие?

— Погодите-ка. Это для наших занятий?

— Миссис Дайал обзавелась превосходным распылителем, который бьет на расстояние в пятьдесят ярдов. — Миссис Сингх отложила автомат и взяла в руки пару оранжевых водяных пистолетов, — Я не уверена, что она им воспользуется, но мы должны быть готовы ко всему.

— Прошу вас, не приносите оружие в класс, — сказал я. — И передайте миссис Дайал, чтобы она тоже не приносила свой распылитель.

Миссис Сингх насмешливо фыркнула:

— Не только она вооружилась. Мы все приобрели средства защиты и нападения.

Все?

— Вам не потребуется оружие на занятиях. Я собираюсь дать другое задание.

— Отлично, — кивнула миссис Сингх и понесла пистолеты к расчетному узлу.

Я пошел следом с набором фигурок для скотоводческой фермы.

— На занятиях не нужно оружие, — повторил я.

— Но ведь так приятно иметь его у себя, не правда ли? До встречи в четверг.

Она помахала мне коробкой с пистолетами и вышла к своей машине. Я расплатился за скотный двор и постарался не думать, что случится, когда подойдет время следующих занятий. Ученики в младшей группе прослышали про наши занятия в четверг и тоже захотели играть в войну. Я объяснил им, что игра в войну не поможет им справиться с тестированием при поступлении в университет, и стал расставлять фигурки животных, при помощи которых собирался иллюстрировать следующую тему. Переубедить группу не удалось.

— Война! Война! — кричали ученики и хлопали крышками привинченных к полу парт.

Такой энтузиазм вызвал у меня тревогу. Большая часть ребят пришла на занятия только по настоянию родителей, и раньше мне ни разу не приходилось замечать в них такой целеустремленности. В итоге я согласился на игру в войну, но с одним условием: вместо звукоподражаний «бух» и «бах» атакующие должны выкрикивать слова из списка, который мы проходили на прошлой неделе, а обороняющиеся будут отвечать словарными определениями этих слов. Все согласились на мои требования, и половина учеников покинула класс, а затем они ворвались, выкрикивая: «Странствующий! Расслабленный! Возмещение!» и другие слова из нашего списка. Поначалу обороняющиеся выкрикивали определения, но, поскольку ответы были гораздо длиннее, атакующие получили убийственное преимущество. Защита свелась к недопустимо коротким фразам, вроде «Никогда» и «Умри, свинья», а вскоре и атакующие перешли на «бах!» и «бум!».

— Слова! Используйте слова! — кричал я им.

Но было слишком поздно. Защитники перешли в контрнаступление, и их противники отступили в холл. Кто-то бросил в противника мелком, все бегали и прыгали по коридорам школы, потом высыпали во двор, выкрикивая односложные слова, совершенно бесполезные для прохождения тестирования. Не знаю, кто из них выиграл в этой игре, но я точно потерпел поражение. Я поехал домой, сбросил ботинки и улегся на диван. Телевизор был включен, — вероятно, кто-то из нас утром забыл его выключить, а может быть, вышло секретное постановление Конгресса, предохраняющее телевизоры от выключения в военное время.

— Наши войска у ворот Сиракуз, — вещал военный корреспондент.

В Сиракузах у меня были родственники — сестра моей бабушки, ее дети и внуки. Однажды летом, еще до того, как отец переехал в Техас, мы ездили к ним в гости. Я помню, как мы с кузенами играли во дворе, помню их полный набор фигурок из «Звездных войн». Мои родители ругались на крыльце. Я открыл для себя, что почти безо всякого усилия могу превратить их слова в совершенно непонятные звуки, и теперь уже был не уверен, что родители ссорились. Я продолжал играть. Маленькие пластмассовые пришельцы гонялись за людьми в зеленой траве. Мои кузены стали оглядываться на громкие возгласы родителей.

— Они всегда так делают, — сказал я, хотя до этого дня родители никогда не ругались между собой.

Мы продолжили игру. В конце лета мой отец уехал в Техас, чтобы работать на огромном ускорителе, который должны были построить посреди чистого поля. Позже я узнал, что проект был заморожен, а дело не пошло дальше рытья котлована, но отец так и не вернулся домой.

Я выключил телевизор и закрыл глаза. Через окно доносилось звяканье лопаты Грубера, хотя он и старался копать как можно тише. Мне подумалось, что моя жизнь течет в неправильном направлении. После отъезда отца Нью-Йорк перестал казаться счастливым городом, поэтому я вместе с Джейн переехал в Коммонсток и занял предложенное место учителя. Каждый раз, когда мне предстояло сделать выбор, существовало два варианта — хороший и плохой, я каждый раз выбирал наиболее благоприятный из них. Так как же случилось, что все обернулось так плохо?