— Убить человека? — переспросил майор. — А что у моих испанских коллег есть бесхозный труп? Вообще-то мошенники редко идут на убийства…

— Но вы же сами говорили, что Ермаков вышел из группы беспредельников, — напомнила я ему.

— Когда это было? Нет, не могу вам ответить. Мог, не мог… Знать бы зачем он поехал в Испанию! А за что его арестовали?

— Он в музей ночью забрался.

— Господи! Как же его угораздило? — Похоже, мои слова развеселили Сергея Петровича.

— Клад искал.

— А что, это в его духе. Знаете, какая у него кличка была, когда он под Стасом Приходько ходил? Индиана Джонс. Наверно, он единственным был в банде, кто знал, что Фенимор Купер — не марка джинсов. Любил Вова литературу — отсюда и прозвище. А еще он любит стишки почитать, шансон попеть. По натуре весьма романтичен.

— Это точно. Романтик с большой дороги, — протянула я. — А как его пальчики оказались в вашей картотеке?

— У него два года условно за драку. По молодости задиристый был. А потом он проходил по делу о краже одного автомобиля, но его Борис Рожко отмазал.

— Кстати, а Борис Рожко успокоился, когда ресторан «Авокадо» прикрыли?

— По всей видимости. Да он и не волновался особенно. После последней отсидки он вернулся другим человеком. О боге вспомнил. Церковь в своем районе построил.

— Странно, — задумчиво произнесла я. — Блатные не любят, когда их обижают. Долг чести — отомстить за себя.

— Люди меняются, слава богу.

— Вот бы с Рожко поговорить, — вслух подумала я и тут же пожалела, что такое ляпнула языком вслух.

Мои слова мимо Воронкова не пролетели:

— Вам-то это зачем? И с каких пор у вас просят помощь испанские полицейские? Сами что ли не могут разобраться?

— Сергей Петрович, не кипятитесь. Я же вам объясняла, что родственник нашего гида служит в полиции.

— Так я вам и поверил! Сами, небось, в полицейский участок поперлись свои услуги предлагать. С вас станет! Здесь мешаете работать, теперь в Испании люди спать перестанут. Дайте кому-то из полицейских трубку, — потребовал майор. — Я им скажу, чтобы гнали вас в три шеи!

— Интересно, как вы им скажите, если вы испанским языком не владеете? — хмыкнула я и еще больше разозлила майора.

Надо сказать, что специфика ментовской работы сделала из Сергея Петровича настоящего неврастеника. Его может вывести из равновесия любая мелочь, одно необдуманное слово. Как собственно и вышло.

— Так и скажу! Вас они понимают? И меня поймут! — кричал он в трубку.

Догадываясь, что Воронков разошелся всерьез и надолго, и я стала кричать в трубку:

— Вас плохо слышно, Сергей Петрович! Вообще ничего не слышно! Что за связь такая? Я вам потом позвоню. — Покричав «до свидания», я положила трубку.

Все с нетерпением ждали, что я скажу.

— Ну? — поторопила меня Алина.

— В музее был схвачен вор и аферист Владимира Ермакова. Был судим — два года условно. Последние лет шесть-семь занимался ресторанным бизнесом. Как ресторан открыл, — отдельная история, — вздохнула я.

Поскольку Куартеро все было интересно о грабителе, то я пересказала вкратце весь разговор с Воронковым. Все равно пришлось бы пересказывать его Алине.

— Что делать будете с Ивановым-Ермаковым? — спросила я.

— Пусть посидит. Тем более, что я уже отрапортовал начальству. Не каждый день пытаются ограбить Альгамбру. Надо, конечно, в ваше посольство сообщить. Даже не знаю, как квалифицировать его действия, — задумался Куартеро. — Хулиганство? Или же привлечь его за воровство? Так он не успел ничего украсть. Но ведь собирался! А пусть суд решает! Мне без разницы, где ему сидеть: у вас или у нас.

— Рано в дело в суд передавать, — нахмурилась Алина. — Мы еще не выяснили, куда он труп Ольшанской дел.

— Как же мы это выясним? Испания — страна большая.

— Вы говорили, что он молчит и требует работника посольства и адвоката? — спросила Алина. Ее глаза подозрительно заблестели. Это могло означать, что в ее голове родилась идея.

— Да, это его право, — перевел дядины слова Альберто.

— У меня возникла мысль. Мы можем выступить в роли работника посольства и адвоката, — предложила Алина. — Я буду адвокатом, Марина сыграет роль работника посольства. Я думаю, большого греха не будет, если мы скажем, что найден труп Ольшанской с признаками насильственной смерти и есть подозрения, что именно Ермаков причастен к гибели Насти. Если он обещает сотрудничать со следствием, мы в свою очередь, сделаем все, чтобы экстрагировать его на родину, а то и вовсе доказать, что убийство не преднамеренное.

— Так труп же не найден! — возмутилась я Алиниными мыслями. Как можно заранее хоронить человека? Надо до последнего надеяться, что он жив и здоров, ибо все сказанное вслух имеет свойство материализоваться. Зачем лишний раз подтверждать измышления Воронкова о том, что где мы там и трупы?

— Ну и что? Мы посмотрим, как прореагирует на известие Ермаков, и выведем его на откровенность. Как у нас говорят, возьмем на понт.

— А что, мне идея нравиться, — неожиданно поддержал Алину Мигель.

— Тогда ведите нас к подозреваемому! — потребовала Алина. — Скажите, что работники посольства прибыли.

— А они, то есть мы уже успели добраться из Мадрида в Гранаду? — с ехидством спросила я. — Скоро у тебя получается. В посольстве пока почешутся, пока сообразят, кого отправить, день пройдет.

— А у него все равно часов нет, — успокоил нас Куартеро. — Деньги, ценные вещи, телефон, шнурки и ремень изъяты. В пространстве он может ориентироваться исключительно по солнцу, а окно камеры выходит на северную сторону, солнца из него не видать. К тому же из Мадрида в Гранаду вполне можно за три-четыре часа добраться.

— Вот видишь! — довольно улыбнулась мне Алина. — И солнца ему не видать, а потом и воли, — зашептала она мне в ухо. — Я бы Ермакова вообще посадила здесь, в Испании. Все ж одним преступником меньше.

В КПЗ ни я, ни Алина не сидели — бог миловал. Воронков периодически грозит посадить нас на пятнадцать суток за все «хорошее», но дальше угроз дело не идет. Правда, один раз нам все-таки довелось просидеть взаперти в пустой комнате три часа.

«Здесь лучше всего думается», — сказал майор, проворачивая ключ в замке. До этого он схватил нас за руку, когда мы залезли в опечатанную квартиру, в которой недавно была убита женщина — в поиске улик, разумеется. Я это к тому, что нам трудно сравнить содержание под стражей российских зеков и испанских.

Камера Ермакова была выкрашена в белый цвет. Испанцы вообще любят этот свет. У стены стояла кушетка, прикрученная к полу. Все как у людей: матрац, подушка, белье. Маленький стол, табуретка — у другой стены. Окошко, естественно, зарешечено.

Владимир лежал на кушетке. Первым в камеру вошел Мигель, за ним мы, и замыкал нашу скромную делегацию Альберто. Ермаков приподнялся и настороженно начал нас разглядывать.

Альберто, поворачивая голову в мою и Алинину сторону, торжественно представил:

— Сеньоры из посольства. Сеньора Клюквина и сеньора Блинова.

— Я представитель российского посольства, — отрекомендовалась я. — Это адвокат по правам туристов, пребывающих на территории Испании.

Услышав русскую речь да еще без акцента, Ермаков облегченно вздохнул:

— Я должен вам все объяснить.

— Разумеется, — поддержала его порыв Алина. — Мы вас с удовольствием выслушаем. Для того и приехали. Наш долг защищать каждого российского туриста, попавшего в беду. Рассказывайте, мы вам поможем. Сделаем все, что в наших силах, — расточала она любезности.

Я подумала: «Не слишком ли она перегибает палку? Не почувствует ли Ермаков в ее словах подвох».

— Я готов рассказать все, как на духу, но хорошо бы без свидетелей, — он косо посмотрел на Мигеля и Альберто. — Пусть эти двое уйдут.

— В обязательном порядке. Закон предусматривает право задержанного на общение с адвокатом без свидетелей, — многозначительно посмотрев на испанцев, Алина попросила их выйти. — Будьте добры, заприте нас здесь. Если понадобиться, мы вас позовем. Задержанный обещает вести себя должным образом. Вы ведь обещаете?