После долгих раздумий девушка наконец отважилась. Стараясь не попасться на глаза старшей по этажу, она села в лифт и поднялась на четвертый этаж, где располагались суперлюксы с видом на Темзу.

Корри, с заколотившимся сердцем, открыла дверь апартаментов Марии Каллас, скользнула внутрь и, повернув ключ в замке, прислонилась к стене, тяжело дыша. Люкс был отделан в неярких зеленых тонах; панели декорированы зеркалами в изящных рамках. Тишину нарушали только смех и музыка, доносившиеся с прогулочных катеров. Комната так и сияла – сквозь французские шторы лился солнечный свет, отражаясь от атласа и красного дерева, высвечивая барельеф на камине серого мрамора. Корри, немного успокоившись, решительно подавила желание сбросить туфли и утонуть в гигантском кресле, словно манившем присесть. Белые нарциссы, красовавшиеся в вазе на низком столике, казалось, были высечены из мрамора и никогда не завянут.

Девушка робко присела за письменный стол с обтянутой кожей столешницей и сунула руку в карман. В конверте, пересланном адвокатом, лежал другой, из дорогой французской бумаги, чуть потрескивающий под рукой. Корри благоговейно дотронулась до него, наслаждаясь характерной текстурой, вспоминая все предыдущие письма, хрупкий бумажный мостик, ариаднину нить, медленно, но неуклонно показывающую дорогу назад, в реальный мир. И тут нетерпение охватило ее с новой силой. Она просто не может больше ждать!

Корри взяла нож из слоновой кости для разрезания бумаг и вскрыла конверт.

Моя дорогая маленькая Коломбина!

Работа, отель, адвокат… что дальше?! Ты поистине неисчерпаемый источник сюрпризов! И говоря по правде, как я могу не одобрить все это?! Единственное, чего я опасаюсь, – уж не связана ли твоя работа с пением? Помни, это самый опасный момент в твоей карьере. Ты еще очень молода, а голос можно поставить или навек потерять меньше чем за год. Пожалуйста, если можно, дождись мистера Бейера.

Что же касается остального, я рад, что ты без сожаления избавилась от мифического наследства.

Ожидание парализует мозг и волю, а тебе необходимо быть свободной, обрести голос, испытать свои возможности в полную силу. Но бедный мистер Уитейкер… как мне его жаль! Надеюсь, ты не напугала его до смерти, поскольку вполне на это способна. Слишком хорошо я знаю свою Коломбину. Терпение не относится к сильным сторонам твоего характера. Но поверь, я не променял бы тебя на все сокровища мира.

Да, должен признать, что преклоняюсь перед тобой. Удивлен, потрясен, но мне немного грустно – очень тяжело находиться в неведении о том, что с тобой и чем ты занимаешься. Мы долго-долго были почти родственниками. А теперь моя Коломбина стала взрослой женщиной, у нее своя жизнь, и я чувствую себя так, будто ты покинула отчий дом. Смогу ли я быстро отыскать тебя, если заболеешь, попадешь в беду и будешь нуждаться в помощи? Конечно, это нелепо, но видишь ли, ты слишком много значишь для меня, моя Коломбина.

И не стоит меня благодарить. Я бы хотел сделать для тебя много больше, но понимаю и уважаю твое желание стать независимой. Мы похожи и в этом… как во всем остальном. Поверь, за эти годы ты дала мне столько же, сколько я тебе, если не больше. И ты ничем мне не обязана. Мы равны. Моя жизнь была бы скучна и уныла без тебя, маленькая нетерпеливая подружка.

Прошлой ночью было полнолуние. Я думал о тебе, сидя у окна.

Арлекин.

P . S . Не забудь: «Милая и сладостная» Скарлатти и «Мои прекрасные лилии» Кассини. Четкие гласные и тосканский акцент. Я настаиваю.

Корри улыбнулась и, скомкав письмо, без малейших колебаний положила его в пепельницу и подожгла. Спираль лохматого дыма, оранжевая вспышка – и кучка пепла. Все. Именно он просил ее делать это. С самого начала.

Мои письма – только для тебя. Думай о них, как о голосе друга, доносящемся сквозь пространство. Только так и не иначе.

Корри поняла. Их отношения спрятаны в тайниках души, там, куда никто не сможет добраться. Будто песня, пропетая вполголоса и лишь однажды. Все равно она помнит каждое слово, как свое собственное.

Девушка широко распахнула окно. Раскинувшиеся за темным силуэтом Иглы Клеопатры, которую стерегли близнецы сфинксы, Эмбанкмент-Гарденз с эстрадой для оркестра и величественной статуей в парике казались окутанными туманом. Небо было свинцово-серого цвета.

Корри высыпала пепел себе на ладонь и высунула руку из окна. Невесомые лепестки поплыли по ветру. О Арлекин, тебе ничто не грозит. Мой брат, мой друг, моя тайна…

Девушка с улыбкой уселась за стол и, повинуясь внезапному порыву, подвинула к себе перо и бумагу. Она удивит его бланком «Савоя» и здесь, в тишине и покое, сможет написать ответ.

Дорогой Арлекин…

Корри нахмурилась. В ручке не осталось чернил! Она открыла ящик стола, где обычно хранилось все необходимое, и, к собственному ужасу, услышала за дверью шаги и невнятные голоса. Девушка замерла, моля Бога о том, чтобы неизвестные прошли мимо. Но чуда не случилось. Кто-то пытается открыть дверь!

Душа Корри ушла в пятки. Девушка огляделась в поисках убежища. Она была готова поклясться, что номер никто не занимал… Конечно, следовало бы проверить, но она очень торопилась вскрыть письмо. Слишком поздно Корри увидела книгу, лежавшую на одном из столиков у большого кресла. И нарциссы.

Белоснежные, а не золотисто-белые, как в других букетах. Можно было бы догадаться.

Надо немедленно спрятаться. Вероятно, постояльцы захотели принять душ перед обедом… Но Корри прекрасно понимала – те, кому по карману подобные люксы, вполне могут позволить себе роскошь заказать обед в номер.

Времени не осталось. Дверь распахнулась, и девушка едва успела смять листок с именем Арлекина, сунуть его в карман и вскочить.

– Хотелось бы знать, что вы здесь делаете?

Она в жизни не слышала такого ледяного голоса с легким, трудноопределимым акцентом. На пороге, словно окаменев, застыл высокий темноволосый мужчина, со странными светло-серыми, почти прозрачными глазами. Очевидно, он уже хотел было предложить руку спутнице, но в этот момент заметил непрошеную гостью.