По какой-то причине вид этих зеленых островков, покрытых пылью и придорожной грязью, но аккуратно обработанных, вызвал слезы на глазах девушки. В этих усилиях выжить было что-то настолько решительное, безумно оптимистичное, обреченное, совсем как ее послание в бутылке.
Корри высунулась из окна машины, разглядывая каждого попадавшегося на пути человека, убежденная, что может наконец увидеть Арлекина. Они проехали мимо мужчины, шагавшего медленно, с ленивой, небрежной грацией за маленькой тележкой, запряженной волом. Дорога стала узкой и обрывистой; мимо с ревом мчались грузовики, но мужчина не глядел по сторонам, точно для него вообще ничего не существовало. Он был вечным, они – всего лишь чужаками.
Корри захотелось окликнуть его. Глаз незнакомца не было видно под низко надвинутым беретом, но она успела рассмотреть его лицо, Теперь она всегда сумеет представить себе Арлекина. У него такая же осанка, такие же строгие черты, такие же сильные прямые плечи и вид человека, знающего, чего он хочет и зачем живет на земле. Он тоже загорелый, без пальто, в руке палка, из-за широкого кожаного пояса торчит красный платок.
Сны, кажется, сбываются. Миля за милей, деревня за деревней, каждое название написано на придорожном столбе красными буквами с типично галльской аккуратностью. Уверенность Корри росла. Аскади вовсе не придумана для утешения одинокого ребенка, это реальное место, реальный мир.
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросил Гай.
Девушка молча покачала головой, не силах объяснить, что испытывает. Это так же здорово, как встретить старого друга или развернуть рождественский подарок и обнаружить внутри то, что всегда мечтала получить.
– Это… не похоже на все, что я когда-либо видела.
– Да, баски народ необычный. Никто не знает, откуда они произошли и где их настоящая родина. Единственное, что известно наверняка, – они явились сюда первыми. В средние века охотились на китов в Бискайском заливе. И по сей день их дома, как и Шато де Баск, выстроены в виде сторожевых башен окнами на море. Отголоски славного прошлого, когда они доплывали даже до Ньюфаундленда. Некоторые утверждают, что баски открыли Америку до Колумба.
– Но всегда возвращались.
– Да, по сей день.
Его улыбка поблекла.
– Правда, сомневаюсь, что им удастся выжить и сохранить свою культуру.
Корри почему-то стало холодно. Слишком категоричен Гай. Слишком убежден в своей правоте.
– Отчего?
Гай покачал головой:
– Чересчур они горды. Замкнуты. Непримиримы. Независимы до мозга костей. Любовь к свободе у них в крови. Глупцы!
– Почему глупцы?
– В наше время такое стремление к независимости – анахронизм. Такой же редкий, как Великий Белый Кит, и так же дорого обходится. Оно уже стоило баскам множества жизней, все той же свободы и, наконец, земли.
– Не понимаю.
– Все очень просто. Современные правительства или те, кто называет себя таковыми, не любят подобные умонастроения, особенно когда речь идет о приграничных областях. И справляются с этой проблемой, разными методами. Либо, как Испания, жестоко угнетают мятежников, либо, подобно Франции, действуют более утонченными способами. Здешние районы забыты, лишены всяких экономических вложении, и жизнь медленно угасает. Только прибрежные поселки и города существуют за счет туризма. Испанские баски эмигрируют в Южную Америку, французские – в промышленные города. Им приходится жертвовать языком и культурой, но они выживают и часто добиваются немалых успехов. – Он показал на старательно возделанные клочки: – Как видишь, они люди трудолюбивые и решительные.
– Но здесь так прекрасно… как можно спокойно покидать все это?
Корри подумала об Арлекине. Судя по тому, как он описывал Аскади, должно быть, очень любил свою родину. Но и Арлекина изгнали отсюда. Огромный равнодушный город поглотил его. Можно лишь представить, как он это пережил. Наверное, чувствовал себя так, словно был изгнан из рая.
– Даже баскам надо есть, – резко бросил Гай. – В Испании немного по-другому, но, пожалуй, еще хуже. Я не поеду туда, тебе там не понравится. Промышленность процветает, но сельское хозяйство… А Бильбао! Как бельмо на глазу. Вода загрязнена, небо черное от фабричного дыма – просто невозможно дышать. Улицы патрулируются военной полицией, л баски вынуждены жить в омерзительных трущобах. Но тем не менее они не сдаются. Посреди всей этой грязи и вони перенаселенных многоквартирных домов на каждом крошечном балкончике вывешено сушиться белоснежное белье. Нет на земле народа более гордого, чем баски. – Гай с мрачным видом повернулся к Корри: – Но, думаю, они сами сознают, что конец близок. На границе повсюду можно увидеть плакаты на баскском и испанском: «Nuestra gente, nuestra ilusion. Наша нация, наша иллюзия…»
Девушка не находила слов. Это неправильно, несправедливо! Так не должно быть!
Она снова выглянула в окно, за которым расстилались клочки возделанных участков, похожие на лоскутное одеяло. Мужчина косил сено на крутом склоне, куда не добрался бы ни один трактор. В эту землю было вложено так много любви и заботы! Трудно представить, что все это впустую! Наверное, Корри наивная тупоголовая оптимистка, но все равно не поверят, что людей, способных получать урожай с этих придорожных огородиков и отстирывать белье до снежной белизны, можно победить.
– О, что, если вы не совсем точно передаете смысл? Я перевела бы немного по-другому: «Наш народ, наша мечта».
– Кто знает, вероятно, ты и права, но какая разница?
– Огромная, – убежденно объявила девушка. – Мечты могут сбываться.
Гай нерешительно улыбнулся.
– Неизменно эта трогательная вера в чудеса…
– Не в чудеса. В людей, – поправила Корри и задумчиво спросила: – А вы не могли бы сделать что-нибудь?
Гай поднял брови:
– Что именно? Одному человеку не под силу повернуть колесо истории.
– Кто знает? Во всяком случае, всегда есть время попытаться. У вас прекрасные связи в самых высоких кругах. И к вам прислушаются. Начать кампанию за возрождение басков, привлечь внимание к их проблемам, вызвать сочувствие окружающих…