Стена что-то говорила нам (мне). Я знаю эту стену, признался я себе. Я уже ее где-то видел. Эта стена – как страница, которую следует прочитать. Лежащие под ногами хлопья краски были размолоты так мелко, что казалось, кто-то просыпал муку.

– Это что-то невероятное, – сказал Омар.

– Может, это дети? Напроказничали на Хэллоуин? – спросил я. – А во время вечеринки это могло случиться? – Я помолчал, после чего, желая угодить Джейн, добавил: – Спорим, это Джей натворил.

– Нет, – отрезала Джейн, – это началось еще в июне, а теперь просто стало сильно заметнее.

Омар потрогал стену (я поежился), после чего вытер руки о штаны цвета хаки.

– Что ж, похоже на когти, – сказал он.

– Это что, инструмент такой – когти? – спросил я.

– Нет, это когда что-то царапают когтями. – Последовала пауза. – Но я не представляю, как эта тварь – что бы там ни было – туда добралась.

– А кто здесь жил раньше? – спросил я. – Может, краска просто облезает без посторонних причин. – И я напомнил им о проливных дождях в августе и начале сентября.

Джейн и Омар уставились на меня.

– Что? Я не пойму, зачем его вообще перекрашивали, – пожал я плечами. – Цвет… довольно приятный.

– Это новый дом, Брет, – вздохнула Джейн. – Другой краски не было.

– Да и грунт совсем другого цвета, – добавил Омар.

– Ну, может, краска окислилась, знаете, бывает, как эмаль, м-м, внутри?

Омар быстро от меня утомился, нахмурился и вытащил мобильный.

Джейн еще раз посмотрела на стену, после чего повернулась ко мне. Тем утром она была против правил чрезмерно приветлива; посмотрев на меня, она снова улыбнулась. Волосы она собрала в конский хвост, я протянул руку, чтоб потрогать его, отчего улыбка ее стала еще шире.

– Не знаю, с чего ты такая радостная, малыш. У нас дохлая ворона в джакузи.

– Она, наверно, потонула после того, как ты там вчера искупался.

– Я в джакузи не залезал.

– Да, но на перилах висят мокрые плавки.

– Да, я видел, но это не мои. Может, Джей заезжал по дороге.

Джейн нахмурила лоб.

– Ты уверен, что это не твои плавки?

– Да, конечно, уверен… кстати, а декораторы утром, случайно, не приезжали?

– Да, они забыли надгробие. И скелет, и пару летучих мышей.

– А по субботам собирают, – ухмыльнулся я и, стараясь придерживаться того же непринужденного тона, спросил как ни в чем не бьшало: – Ты знала, что кто-то написал на камне имя моего отца?

– Ты о чем это?

– Вчера вечером, когда я вернулся домой… слушай, ты же не злишься, что я притомился и мне пришлось срулить… правда?

– Послушай, – вздохнула она, – сегодня первый день месяца. Давай все забудем и начнем сначала. Как тебе идея? Начнем все сначала.

– Как здорово, что иногда ты даешь мне передышку.

– Да, я легко обижаюсь, но и прощаю легко.

– Вот за что я тебя люблю и обожаю.

Она вздрогнула.

– За то, что тебе все сходит с рук?

Позади Джейн расхаживал туда-сюда Омар и что-то говорил в телефон, указывая на стену. Я не смог удержаться и посмотрел туда снова. И как оно так высоко забралось? А что, если оно может летать?

– Так что там с надгробием? – спросила Джейн. – Брет, алло!

Сделав над собой усилие, я оторвался от стены и сосредоточился на Джейн.

– Да возвращаюсь вчера, смотрю – надгробие. Я пошел посмотреть и увидел, что кто-то написал на нем имя моего отца… а также год рождения и, м-м, смерти.

Джейн нахмурилась:

– Сегодня ничего такого не было.

– Откуда ты знаешь?

– Я сама отвела ребят, которые за ним приехали. – Она помолчала. – Там не было надписей.

– А может… смыло дождем? – вскинул я голову.

– А может… ты просто перебрал? – Она тоже вскинула голову, передразнивая меня.

– Я не пью, Джейн… – начал я и осекся. Довольно долго мы смотрели друг на друга. Она выиграла. Я уступил. Я поднялся над собой.

– Ладно, – произнес я. – Начнем сначала.

Я положил ей руки на плечи, и она печально улыбнулась.

– Так-с, ну, какие у нас планы? Где дети? – спросил я.

– Сара наверху делает домашнее задание, Робби на тренировке по футболу, и, когда он вернется, ты повезешь их в кино, – ответила Джейн своим «театральным» голосом.

– Ты, конечно, поедешь с нами.

– К сожалению, большую часть дня мне придется провести со своим тренером в небольшом, но уютном зале в центре города. Я буду готовиться к съемкам. Иными словами, ты за главного. – Она помолчала. – Справишься?

– Ах, да, ты должна учиться, чтоб тебя можно было швырять с крыши небоскреба без риска для жизни.

Я сглотнул. Меня слегка тряхнуло, но в итоге я наконец-то принял субботние планы как неизбежную реальность. Я невольно взглянул на стену, вдоль которой вышагивал Омар, и пятна цвета лососины каким-то образом касались меня, вызывали смутные воспоминания. Джейн опять заговорила.

– Да, конечно, кино… – одобрительно пробурчал я.

– Сейчас я задам тебе вопрос, только, пожалуйста, не злись.

Улыбки как не бывало.

– Дорогая, я и без того свиреп, так что ты меня не разозлишь.

– Ты сегодня пил?

Я набрал в легкие воздуха. Вопрос, заданный настолько просто и безыскусно, не имел целью меня обидеть. Мне просто не доверяли, и это было ужасно.

– Нет, – ответил я, как провинившийся школьник. – Я только встал.

– Честно?

Мои глаза наполнились слезами, так мне стало стыдно. Я обнял ее. Она подпустила меня, а затем мягко отстранилась.

– Честно.

– Потому что ты повезешь детей в кино, и… – Смысл был настолько очевиден, что ей не нужно было договаривать фразу. Она видела мою реакцию и постаралась закончить игривым тоном: – Так я могу на тебя рассчитывать?

Я решил поддержать игру:

– Это несложно проверить.

Я дыхнул на нее, после чего – поцеловал. В моих объятиях она был мягкой и хрупкой.

Когда я отстранился, на лице ее снова была улыбка, хотя и беспокойство не прошло (и пройдет ли когда-нибудь?).

– И ничего другого не употреблял? – спросила она.

– Дорогая, нетрезвый я бы не сел за руль машины, тем более с нашими детьми.

Лицо ее стало мягче, и впервые за это утро она улыбнулась искренне, без вымученности, без игры. Улыбка была настолько спонтанная и непредумышленная, что я спросил:

– Что? Что такое?

– Ты кое-что сказал.

– Что я такого сказал?

– Ты сказал «наши дети».

В местной газете я посмотрел расписание шестнадцатиэкранного мультиплекса торгового центра «Фортинбрас» и выбрал картину, которая не смутила бы Сару и не наскучила бы Робби (кино про симпатичного инопланетного подростка, который не признавал авторитетов и как он потом исправился), и поскольку я подозревал, что на такую экскурсию он согласился, только поддавшись на уговоры Джейн (и сцену эту я даже представить себе боялся – ее горячие упрашивания, его немая мольба), то полагал, что без боя он не выйдет, и тем больше я был удивлен, насколько умиротворенным выкатился Робби из дверей (он принял душ и переоделся) и, голову повесив, побрел к «рейнджроверу», где на переднем сиденье уже сидела Сара, пытаясь открыть компакт-диск «Бэкстрит бойз» (в итоге я помог ей и скормил диск проигрывателю), и где сам я пялился в окно и размышлял над романом. Когда он забрался на заднее сиденье, я спросил, как прошла тренировка, но он был так занят, распутывая провод от наушников, что не ответил. Тогда я повторил вопрос, и в ответ услышал:

«Тренировались в футбол играть. Что тебя еще интересует, Брет?» Совсем не так мечтал я провести свою субботу – меня ждала «Подростковая мохнатка», – но я обещал Джейн выгулять детей (кроме того, субботы мне уже не принадлежали). Чувство вины, которое нарастало с тех пор, как я появился здесь в июле, проявлялось все яснее и в данном случае сводилось к следующему: в страданиях Робби виноват я сам, а Джейн только пытается сократить разделяющее нас с сыном расстояние. Это она умоляла, стоя на коленях, – что снова напомнило, почему мы вместе.