– Я приду к вам в дом, чтоб определить природу духов.

– А потом что? – с надеждой спросил я и только потом спохватился: – Спасибо.

– Если в вашем доме поселились демоны, а похоже, так и есть, тогда вас ждет битва.

– Почему?

– Потому что, чем бы это ни было, оно питается страхом. В общих страхах всех обитателей дома они черпают энергию. И, в зависимости от степени страха, духи способны нанести непоправимый ущерб.

– Почему это происходит со мной? Почему я?

– Похоже, что вас преследует посланник. – Миллер помолчал. – Ваш отец, Патрик Бэйтмен и тварь, которую вы придумали еще в детстве.

– Но что это за послание? Что он хочет мне сообщить?

– Это может быть целый ряд вещей.

Мир перестал существовать. Я уставился на Миллера и больше уже ничего не чувствовал. Исчезло все, кроме его голоса.

– Иногда духи становятся вами.

Миллер следил за моей реакцией. Но ее не последовало.

– Понимаете, мистер Эллис? Эти духи могут быть проекцией вашего внутреннего «я».

– Мне кажется… меня предостерегают…

– Кто?

– Мой… отец? Мне кажется, отец хочет что-то сообщить.

– Судя по тому, что вы рассказали, это очень даже вероятно.

– Но… что-то… как будто его останавливает… словно… – Я сбился с мысли.

Миллер помолчал.

– Кто принес в дом эту игрушку, мистер Эллис?

– Я, – прошептал я. – Я принес.

– А кто придумал Патрика Бэйтмена?

Шепотом:

– Я.

– А ту тварь в коридоре?

Снова шепотом:

– Тоже я.

Я вернулся к жизни, когда Миллер подпихнул мне по столу свой блокнот.

Он хотел, чтобы я кое-что там посмотрел.

Я увидел слово, написанное заглавными буквами: «TERBY».

И внизу то же слово задом наперед: «YBRET».

Почему, Брет?[35]

Я наконец смог вздохнуть.

– Когда ваш день рожденья, мистер Эллис?

– Седьмого марта.

Миллер постучал колпачком ручки внизу страницы.

Между цифрами Миллер провел линию.

Красными чернилами: «3/07 Эльсинор-лейн».

– Может, нам просто переехать? – Я задыхался. – Может, нам просто уехать из этого дома? – Я уже не мог сдерживаться. – Может, нам просто уехать в другой город?

Миллер взял меня за руку, чтоб успокоить.

– Мистер Эллис, в данном случае не думаю, что это поможет.

Я уже не мог дышать.

– Почему? Почему это не поможет?

– Потому что источником этих явлений может быть не только дом.

Я снова заплакал.

– Но если, если, но если источник не дом…

– Мистер Эллис…

Я слышал Миллера, но не видел его.

– Но если источник не дом… то что же тогда источник?

Миллер наконец сказал это:

– Вы.

На мир опустились сумерки, зыбкий островок света плыл в бескрайней тьме, хотя был полдень, и мы ехали к дому на Эльсинор-лейн, я сидел в заднем углу переоборудованного микроавтобуса за двумя помощниками (насколько я понял, всего в штате было двенадцать человек, эти же со своими полубоксами вполне могли сойти за безымянных компьютерщиков из колледжа). Дейл, который вместо приветствия бросил: «Ну и синячина», был за рулем, Сэм копался в кейсе для компакт-дисков, и они спорили о каком-то недавнем фильме; два чувака едут на «предварительное исследование», оно же НОСО (начальное ознакомление с объектом), и обыденность их разговоров должна была успокаивающе напоминать, что дело, в сущности, плевое, так – очередное задание. Однако их разговор перекрывал голос Миллера – мы сидели, прижав колени к генератору, бок о бок, – рассказывавшего о последнем доме с привидениями, над которым потрудилась его команда: вдали от жилья призраки и демоны собирались на заброшенной скотобойне. Мне было плевать. Я хотел, чтоб все это закончилось как можно скорее. Я, как обычно, притворился, что это мне снится. Так было легче.

– Когда приступим? – спросил я Миллера, всплыв в закусочной «Дорси».

– Как можно скорее, – был ответ.

На улице, на гравийной парковке (гравий медленно покрывался ковром морского песка), Миллер сделал несколько телефонных звонков, а я наблюдал, как вдали поднимается еще одна пальмовая аллея. Он вернулся со мной в гостиницу, портье запарковал его микрик, и, поднимаясь в номер за ключами от дома, мы обсудили стоимость услуг. Если в доме нечисто и я захочу его нанять, я должен буду выписать чек на тридцать тысяч, и мне показалось, что это совсем недорого. Когда он спросил, имею ли я доступ к таким суммам, я со всей твердостью заверил его, что имею. Уставившись на пепельные следы – окружившие мою кровать в гостиничном номере (следы никуда не вели), пока я лишался человеческого достоинства в закусочной «Дорси», – я был готов согласиться на любые деньги, но, увидев серый отпечаток руки на подушке, чуть не разрыдался опять и сказал Миллеру, что не поеду с ним в тот дом, но он убедил меня, что, поскольку фокусом потусторонней активности являюсь именно я, без меня там никак. Я пытался что-то возразить и стал предлагать заплатить побольше, лишь бы не приближаться к этому дому, но Миллер уже выводил меня на улицу, где нас ждал микроавтобус побольше миллеровского, и когда я забрался в него, мир мой – уже потихоньку удалявшийся – вывернулся наизнанку. Миллер объяснял мне, для чего нужно столько оборудования, и я напрягал внимание, но не мог сосредоточиться ни на чем, кроме того факта, что мы движемся по направлению к дому. Здесь были инфракрасные цифровые камеры, и детекторы движения, и измерители электромагнитного поля (между собой они называли их ЭМПы); был также прибор под названием лазерный термометр. А также звукозаписывающая мини-система, которая подключалась к анализатору частот и передавала сигнал на ноутбук. Я задавал вопросы, тем самым стараясь успокоить себя, – но это был лишь способ притвориться, будто мы не катимся к ситуации, свидетелем которой писатель уже был и с вызывающей дрожь неопределенностью называл ее сложной. Разрозненные реплики Миллера эхом отдавались у меня в голове. Неопределенно на что-то указывая, я спрашивал:

– А это зачем?

– Это ЭМП, – доносилось до меня, – он отфильтровывает обычные электромагнитные колебания.

– Что вы имеете в виду? – вопрошал я как во сне.

– У компьютера, телевизора, телефона, даже у человеческого тела – у всех свои частоты, и они могут искажать нужные нам данные.

Голос Миллера, как резиновый мячик, прыгал по салону от стенки к стенке, то приближался, то отдалялся эхом.

– А это что? – указывал я на громоздкое приспособление, напоминавшее кондиционер-переросток.

– Гальванометр. Фиксирует потоки необъяснимой энергии.

Ну да. Конечно. Так и есть. Ты ж сам знаешь, Брет.

Я сидел сгорбившись и опять на грани срыва, а машина мягко входила в поворот с Бедфорд на Эльсинор.

Дом беззаботно купался в дневном свете, но даже днем казался зловещим.

От страха я нахмурился, но не мог отвести от него глаз.

– Приехали, – сказал один из парней.

Оба в охотку вышли из машины. Они уже выяснили для себя всевозможные подробности «ситуации» и были готовы покуролесить. Парни открыли задние двери и принялись в каком-то предпраздничном возбуждении разгружать свое добро.

Почти бессознательно я вышел из машины и поплыл к дому, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки.

Фасад был теперь того же цвета, что и боковая стена.

Писатель заставил меня обратить на это внимание. Сам я словно ослеп.

Смотри, сказал писатель, потрогай его.

Дерево стало штукатуркой.

Потому я и не мог войти в этот дом.

Я отошел.

Миллер присоединился ко мне на полянке за домом, где я то вышагивал, то стоял столбом. Дыхание полностью вышло из-под контроля. Во рту было сухо и бело от разжеванных таблеток клонопина.

– Вы будете под защитой, – пообещал Миллер.

– Об одержании речь не идет, – уверял он меня.

– Вам нужно пойти в дом, – мягко приказал он.