Это не предательство. Это — лечебная операция, вынужденная мера, моя плата Великой Госпоже за спокойную жизнь. И когда я объясню всё Гэбриэлу, он это поймёт.

Должен понять.

Я понимала, что рассуждаю поразительно смело и уверенно для того, кто ни-че-го во всём этом не смыслит. Кто не берёт в расчёт эмоции, кому не понять, как мыслит и что чувствует влюблённый мужчина. Что я сама буду чувствовать, пусть даже мои чувства меня волновали в последнюю очередь.

Но что ещё мне остаётся делать? Как иначе избежать необходимости отречься от одного ради другого?

— И не думай, что сможешь остановить меня, не дав мне развод. — Я не верила, что Том способен на это, однако при заключении договора лучше сразу уточнить все сомнительные пункты. — Сплетен и сплетников я не боюсь. Пусть моё имя ославят все, кому есть дело до подобных вещей, я не останусь с тобой. Это не обсуждается.

Том неотрывно вглядывался в мои глаза, в самые зрачки. Наверное, утопая в них так же, как я тонула в глазах Гэбриэла.

— Так ты любишь… его?

Он не произнёс имени вслух, но мы оба прекрасно понимали, о ком речь.

— Люблю. И уйду к нему, потому что люблю и потому что ему я нужна не меньше, чем тебе. Если, конечно, он меня примет.

— А если не примет?

Хороший вопрос. Ведь тогда, пожалуй, мне самой впору будет следовать по стопам Вертера.

Впрочем, если для Гэбриэла главное во мне — тот самый «цветок», вряд ли наш брак в принципе мог быть счастливым. Нам обоим требовалось нечто куда большее, чем совместные ночи и общие дети.

— Примет. — Хотела бы я быть такой же уверенной, какой казалась. — И вместо того, чтобы сегодня же бежать с ним, я покупаю у тебя твою жизнь. Потому что после того, как я сделаю для тебя то, что сделаю, ты не посмеешь её загубить. — Я взяла лицо Тома в ладони, пристально глядя на него сверху вниз. — Ты не будешь страдать по мне. Ты найдёшь себе другую жену, хорошую жену, которую полюбишь и которой достоин. Ты будешь не просто жить — а жить счастливо, и подаришь своему отцу внуков, и воспитаешь по крайней мере два поколения маленьких Чейнзов, и умрёшь в глубокой старости, с сигарой в руках и улыбкой на губах. Ясно? — я сдавила пальцами его скулы, на одной из которой темнело шоколадное пятнышко родинки. — Это — та жизнь, которую я готова у тебя купить. За которую готова уплатить ту цену, что ты просишь. Иначе я уйду прямо сейчас.

Даже сейчас мне чудовищно трудно было не сделать этого. Уйти, не дожидаясь его ответа. Я и ушла бы, наверное… если бы счастье можно было купить чужой кровью и построить на чужих костях. Костях тех, кто тебе дорог.

Счастье кого-то другого — может быть. Но не моё.

— Я говорил, что твои желания станут моими желаниями. Если твоё желание — уйти, так тому и быть, — тихо проговорил Том. — Я дам тебе развод. Я сам предоставлю для него основания. Твоё имя не пострадает. Этим браком ты и так сделаешь для меня слишком много.

Вот и всё.

— Тогда решено. — Опустив руки, я отступила на шаг, всё ещё пытаясь поверить, что пошла на это. — И ещё одно. Сейчас ты поскачешь в Хэйл. На околице найдёшь странствующий цирк. Ты пойдёшь туда и под любым предлогом привезёшь сюда мисс Туэ, предсказательницу.

— Та, которая напророчила про Элизабет Гринхауз?..

— Да.

— Зачем она тебе? — встав, Том пытливо сощурился. — Что ещё она вам сказала?

Что тебя не спасти, мысленно ответила я, считая светлые крапинки, рассыпавшиеся по майской зелени его радужек. И теперь я очень хочу узнать, что она имела в виду. Если, конечно, ей самой это известно.

Однако вслух произнесла совсем другое.

— В том-то и дело, что ничего, — стараясь, чтобы это прозвучало как можно естественнее, сказала я. — Но я надеюсь, что она предскажет что-нибудь… по поводу всего этого.

— Пока тебе ещё не поздно отступить?

Я промолчала, и взгляд Тома сделался до боли понимающим.

— Вернусь так скоро, как только смогу, — коротко пообещал он.

На сей раз я позволила ему уйти. Лишь провожала глазами его спину, пока её не скрыла затворившаяся дверь.

Подошла к окну, уставившись на отцветающие яблони, аллеей протянувшиеся вдоль пруда, и отчаянно желая очнуться от странного и жуткого сна, которым в один момент обернулась моя жизнь.

Подумать только, ещё вчера вечером всё было таким простым и ясным. Вечером, который теперь сам казался чем-то нереальным, зыбким… безумно далёким, безумно давним. А ведь самое тяжёлое только начинается.

И первым из этого тяжёлого будет разговор с Гэбриэлом, который уже скоро приедет для беседы с отцом.

Если сейчас я не решусь открыть ему правду о Томе, если не решусь спросить его позволения и совета, тем самым рискуя… нет, нет, это — потом. Сначала мисс Туэ. Я просто не могу думать обо всём этом сразу. Мне и так хочется то ли плакать — над тем, как всё обернулось, то ли смеяться — над собственной самозабвенной глупостью, то ли утопиться — только чтобы не быть сейчас там, где я есть. Тем, кто я есть.

Тем, кто может не погубить друга ради любимого и любимого ради друга, лишь причинив боль обоим.

Том действительно вернулся скоро. Не знаю, как он объяснил свою отлучку родителям, но матушка успела заглянуть в библиотеку, где я дожидалась его возвращения, для виду достав с полки книгу. Она явно подозревала неладное, но успокоилась, когда на вкрадчивый вопрос, не хочу ли я посмотреть платье, последовал короткий ответ, что я обязательно сделаю это позже. Моя мать достаточно хорошо меня знала, чтобы понять: если б помолвка была разорвана, я честно заявила бы, что за ненадобностью она может пустить это самое платье на тряпки.

Хорошо, что в нашей семье никогда не опускались до подслушивания под дверью.

А час спустя, вернувшись, Том растерянно доложил, что цирк уехал. Этим утром, едва рассвело.

Значит, в этой схватке я всё же останусь с Великой Госпожой один на один…

Поглядим, кто кого.

Прибытия Гэбриэла я ждала на мосту через реку. Сидя на широком каменном парапете, глядя, как серые воды подо мною бесконечно продолжают своё мерное течение. Спиной к дому, так, чтобы сразу заметить появление всадника.

Даже когда Том отбыл в Энигмейл, я осталась в библиотеке. Забившись туда раненым зверем, свернувшись в кресле наедине со своими мыслями, не желая видеть никого и ничего. На улицу меня вытащила Рэйчел: коротко бросила, что уговорила отца отпустить нас погулять в саду, и почти выволокла из-под родной крыши.

— Что случилось? — спросила она, когда мы подошли к пруду, где никто не мог нас услышать. — Ты отказала Тому или нет?

Я долго молчала, глядя, как по спокойным водам кругами разбегается рябь — там, где в холодной глубине дышала форель, которую отец заботливо разводил для своей любимой рыбалки, — пока в ушах моих некстати, невесть почему звучал Шуберт.

«Я сел на берег зыбкий и в сладком забытье следил за резвой рыбкой, купавшейся в ручье…»

Сказать Рэйчел? Но она снова начнёт твердить мне, что это безумие, и будет совершенно права. А я не уверена, что, узнав правду о Томе, Рэйчел не откроет её страже. Она не дружна с ним, как я, его жизнь для неё фактически ничего не значит… зато законы значат очень и очень многое.

Как и спасение неразумной подруги из той западни, в которую она сама собралась себя загнать.

— Я не смогла.

Даже не глядя на Рэйчел, я отчётливо представила её шокированный взгляд.

— Не смогла? Почему?

— Потому что он мой друг.

И можно даже сказать, что не слукавила. Мой короткий ответ был абсолютно правдивым.

То, что часть правды — далеко не правда, уже детали.

— И что теперь?

— Наша свадьба состоится в срок.

Рэйчел взволнованно взяла меня за руку:

— Бекки, ты…

— Не надо, Рэйчел. — Я вырвала ладонь из её пальцев. — Не говори ничего. Я так решила. — И, отвернувшись, направилась к реке, не оглядываясь. — Ланч пропущу. Если я кому-то понадоблюсь, я на мосту. Мне нужно встретить Гэбриэла, когда он приедет.