«Ребекка, вы с Томом — давние друзья, а это уже немало. Мы с твоей матерью были лишены и этого. Однако я ни разу… да, ни разу… не пожалел о нашем браке. — Я и сейчас помнила ласковое прикосновение к волосам, которым меня тогда наградили. — Чувство приложится со временем, вот увидишь».
Да, какое-то чувство определённо приложится. Дружба, которая станет нежнее, чем прежде. Уважение.
Но не то, о котором писали в моих любимых книгах.
Что делать, если я чувствую, каким-то шестым чувством чувствую, что не должна сейчас всовывать голову в брачную петлю? Что делать, если душа порой замирает в предчувствии чего-то неведомого, а вересковый ветер нашёптывает: «Что-то случится, вот сейчас, совсем скоро, подожди ещё немного, ещё чуть-чуть»…
Правда, теперь мне казалось, что я знаю ответ на этот вопрос.
Глава пятая,
в которой мы узнаём, что цепи дружбы сковывают не слабее прочих цепей
Когда я вышла у родного крыльца, дождь уже кончился. На террасе нервно прохаживался отец; завидев меня, он всплеснул руками и поспешил навстречу.
— Несносная девчонка! И что с тобой эти дни творится? С чего ты опять убежала? Мы уже отправили слуг тебя искать! — сердитому тону немного не соответствовали объятия, в которые меня не замедлили заключить. — Но ты не слишком промокла, как я погляжу! Чей это экипаж?
Значит, Том никому ничего не сказал…
— Мистера Форбидена. — Я кивнула кучеру, который, откланявшись, вновь вскочил на облучок и щёлкнул кнутом, понукая коней. — Он встретил меня… в полях. Любезно одолжил экипаж.
— А где же он сам?
— Решил вернуться домой. Пешком.
— В ближайшее же время навещу его, дабы выразить благодарность, — сердечно изрёк отец.
— И, возможно, я составлю вам компанию, мистер Лочестер, — негромко произнёс кто-то за моей спиной. — Признаться, слухи и домыслы касательно личности нашего нового соседа изрядно меня заинтриговали.
Склонив голову, я обернулась — и присела в реверансе:
— Милорд…
Отец Тома, как всегда, без улыбки глядел на меня.
Поджарый и статный, с бледным, гладко выбритым лицом, с тёмными, без блеска, глазами, лорд Чейнз всегда чем-то меня пугал. Отчасти ещё и потому, что был магом. Однажды он даже колдовал при мне; я до сих пор помню, как сквозь белый шёлк его рубашки пробивалось алое свечение магической печати, украшавшей его руку сияющим клеймом, проявлявшейся, когда её владелец использовал свой дар.
— Добрый день, Ребекка, — промолвил лорд Чейнз бесстрастно. — А вы похорошели.
— Благодарю, милорд, но вы льстите мне.
Матушка была бы мной довольна. В кои-то веки я не поднимала глаз, что могло бы сойти за смущение.
Впрочем, довольство её было бы весьма непродолжительным.
— Мистер Лочестер, вы не будете против, если я немного пройдусь по саду в сопровождении вашей дочери?
Отец удивлённо вскинул голову — одновременно со мной.
— Сейчас?..
— Боюсь, стоит вашей супруге её увидеть, и нам будет не до этого.
Страдальчески ущипнув себя за бакенбарды, отец кивнул.
— Мисс Лочестер, не откажетесь составить мне компанию?
Всё-таки удосужился спросить. Надо же.
Я кивнула, первой направившись к яблоневой аллее.
— Том рассказал мне всё, — заговорил граф, когда мы отошли достаточно далеко. — Как о вчерашнем вечере, так и о сегодняшнем утре.
Я молчала, каждым шагом вминая в гравий ещё одну снежинку мокрых яблоневых лепестков, следя за отблесками света на рукояти его трости.
— Я насилу удержал его от того, чтобы поведать об этом… инциденте всем вокруг. Окружающим ни к чему об этом знать. Мой сын глубоко раскаивается в случившемся, и я не смог бы покарать его больше, чем он карает себя. Однако я знаю, мисс Лочестер, что вы — человек с железной волей. Такие люди не склонны легко прощать… и легко ломаться под давлением обстоятельств. Я знаю, вы способны отвергнуть предложение моего сына, невзирая на то, что за это вашу жизнь обратят в преисподнюю. Более того, я знаю, что в крайнем случае вы вполне способны порвать с этой жизнью и пуститься в вольное плаванье… но к чему такие жертвы?
— Я понимаю, куда вы клоните, милорд, однако…
— Ребекка, подумайте, что мой сын… что мы предлагаем вам. Богатство. Уважение. Безбедную жизнь. Такую любовь, которую вам вряд ли сможет дать кто-либо ещё. Разве это так плохо?
Bouche de miel, coeur de fiel,[10] подумала я.
— Диких птиц не утешит то, что их клетки сделаны из золота.
— Понимаю, — вздохнул граф, вроде бы действительно вполне понимающе. — Ну что ж, давайте рассмотрим следующий вариант. Вы отвергаете предложение Тома, надеясь на мифический брак по любви. Однако вероятность того, что вам посчастливится встретить человека, которого полюбите вы и который полюбит вас, ничтожно мала, равно как и вероятность того, что ничто не помешает вам сочетаться законным браком. Зато вам будет обеспечено кое-что другое: презрение со стороны всех членов вашей семьи… да-да, всех. Поубавьте скептицизма во взгляде: ваш отец надеется на этот брак не менее вашей уважаемой матушки.
Спохватившись, я снова опустила глаза.
— Да, презрение, — явно смакуя это слово, повторил граф, — и, возможно, разрыв родственных связей. А также муки совести, которая до конца ваших дней будет неустанно напоминать вам о том, как вы одним неосторожным словом убили своего друга.
Не понимая, о чём он, я недоумённо повторила:
— Убили?..
— Молодые люди нынче так категоричны. — Граф пожал плечами. — Порой они предпочитают смерть жизни без любимой. О чём и пишут в своём дневнике, думая, что достаточно надёжно его спрятали… — Заметив, что я отстала, он обернулся: — Что с вами, мисс Лочестер? Вы будто побледнели.
Я кое-как разомкнула пересохшие вдруг губы.
— Том этого не сделает.
— Романтические истории оказали пагубное влияние на его сознание. Вы наверняка помните, какое впечатление произвёл на него образ Вертера.[11] Романтизм, повальное увлечение вашего времени… Вы, кажется, тоже его не избегли. Помнится, читали ему отрывки вслух…
— Том этого не сделает!
— Я бы на вашем месте хорошенько взвесил все «за» и «против», Ребекка. На одной чаше весов — жизнь, о которой многим дано только мечтать. На другой — ничего, кроме боли и унижения. И ради чего? Ради призрачной… свободы. — Граф резко отвернулся, взметнув полами сюртука; его тон ясно дал понять, сколь низко он оценивает последнее понятие. — В ваших руках возможность спасти две юные жизни — или погубить. Думаю, уже завтра Том повторит своё предложение, но сегодняшний день… я дарю вам это время, мисс Лочестер, чтобы вы могли принять правильное решение.
Так и не найдя в себе сил двинуться с места, я молча смотрела в черноту его удаляющейся спины.
И найденные в карете силы сказать «нет», казалось, удалялись вместе с ним.
Я смутно помню, как меня отчитывали за побег из дома; как я сидела в гостиной, слушая Джона, распевающего душещипательную арию под фортепианный аккомпанемент Бланш; как, снова сославшись на головную боль, шла в свою спальню.
Я отправилась в гостиную, надеясь поговорить с Томом, но его там не было. Лорд Чейнз объявил, что его сын дурно себя чувствует. Значит, разговор откладывался до завтра, и я слабо представляла себе, каким он будет. Не начинать же беседу с вопроса: «Том, это правда, что, если я отвергну твоё предложение, ты покончишь с собой?»
Глупость какая. И почему, рассказывая мне это, лорд Чейнз был так спокоен? Он никогда не проявлял сильных эмоций, но речь идёт о жизни его сына! Возможно, это просто шантаж…
А возможно, и нет.
Я почти не спала: мало того, что вихрь лихорадочных мыслей всю ночь заставлял меня ворочаться с боку на бок, так ещё и ночную тьму периодически с грохотом рассекали змеистые лезвия молний. Впрочем, в какой-то миг я всё-таки забылась сном.