– О-о, мама, ты готовишь еду? – удивился Тёма, входя в кухню.

– У нас что, будет настоящий ужин? – подхватила Алина, заставляя меня смутиться. – Вот это сюрприз.

– У твоих детей ни стыда, ни совести, – пожаловалась я Логинову, – ты видишь, как они со мной обращаются?

– Не переживай, любимая, я с ними разберусь, – он поцеловал меня в нос, затем развернулся и, скорчив злобную рожу, зарычал. Дети бросились врассыпную, Ярослав за ними.

А Герда осталась со мной. Она плюхнулась на пол и, высунув язык, улыбалась широкой питбульей улыбкой.

– Я очень рада, что вы приехали, – шепнула ей на ухо.

В первый же солнечный день я взяла выходной, и мы отправились гулять по Парижу. Оказывается, Логинов с детьми уже составили маршрут. Они, вообще, теперь много чего делали вместе, не утруждаясь меня посвящать.

В комнате Тёмы появился конструктор, из которого все трое по вечерам строили замок. А у Алины, увлёкшейся живописью, набор для рисования из ста семидесяти шести предметов.

Эти дни были наполнены чистейшим, ничем не замутнённым счастьем.

Кажется, с приездом Ярослава и вовсе наступила весна.

Солнце радостно светило, поблёскивая в ещё не подсохших лужах. Мы покатались на речном трамвайчике, пообедали в уличном кафе, которое не закрывалось даже зимой, а затем фотографировались у Эйфелевой башни. Стыдно признаться, но за семь месяцев я так и не нашла времени, чтобы свозить детей сюда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сделала очередной кадр, когда услышала за спиной громкий шёпот.

Обернулась.

Тёмка, Алина и Ярослав стояли перед Гердой, что-то ей объясняя.

– А что вы делаете? – громко поинтересовалась я и нажала кнопку камеры. Эти испуганные лица стоило заснять для семейного архива. Прямо-таки застигнутые врасплох заговорщики.

– Иди, – шепнул Логинов Герде, и собака двинулась ко мне.

В зубах она что-то держала и, подойдя, ткнула мне в подставленные руки.

– Что здесь у тебя, девочка? – спросила я, рассматривая обслюнявленный бархатный футляр чёрного цвета.

В таких дарят… кольцо?

Я подняла взгляд на Ярослава и детей, и поняла, что они пристально, затаив дыхание, смотрят на меня.

– Ну же, мама, открывай, – не выдержал Тёма.

– Саша, не тяни, – поддержала его Алина. За эти месяцы мы с ней перешли на «ты».

А Логинов просто смотрел. Может, чуть напряжённо. Но всё же ничего не говорил.

Я поняла, что задерживаю дыхание, и напомнила себе, что нужно дышать.

И наконец открыть коробочку.

Там было кольцо.

Тонкий платиновый ободок с крупным прямоугольным, сверкающим на солнце бриллиантом.

Я держала открытый футляр и смотрела на кольцо, не в силах оторвать взгляд. Это было так красиво. И… неожиданно.

Он и правда делает мне предложение?

– Мама, чего ты молчишь?

– Саша, тебе не нравится?

Я подняла на них глаза, подёрнутые пеленой.

Неужели я плачу?

– Ты выйдешь за меня? – Ярослав подошёл ко мне и взял кольцо из моих пальцев.

Я кивнула и всхлипнула. Ну вот, всё-таки разревелась.

Он надел кольцо мне на палец.

– Ты чего плачешь?

– Это я от счастья.

– Правда, красивый бриллиант? – дети обступили меня, любуясь кольцом на моём пальце.

– Красивый, – согласилась я.

– Мы сами выбирали.

– Правда?

– Правда, он называется «принцесса», – поделилась познаниями Алина. – Когда я вырасту, мне жених тоже такой подарит.

– Тебе ещё рано о женихах думать, – авторитетно заявил Тёма.

Мы прожили в Париже два счастливых года.

А потом вернулись в Анапу.

Ярослав купил нам дом на Высоком берегу, недалеко от дома моих родителей.

Пару месяцев Алина к ним присматривалась, а потом спросила, можно ли и ей звать их бабушкой и дедушкой. Мать Логинова категорически отказывалась видеться с внучкой, и девочке не хватало такого общения.

Я не смогла рассказать Ярославу правду. Предсмертное признание Кристины мучило меня. И, наверное, это была единственная серая туча на безоблачном небосклоне нашего счастья.

Впрочем, как оказалось, Логинов уже давно всё знал.

…Он поделился своей болью в нашу первую ночь в Париже, когда мы лежали, купаясь в нежности, и смотрели, как по стёклам снаружи бежит дождь.

Ярослав сказал, что не хочет, чтобы между нами оставались какие-либо тайны. И всё мне рассказал.

– Я узнал два года назад… Алинка серьёзно болела. К счастью, обошлось без операции. Но мы готовились, и все сдали кровь. Моя и матушкина не подошла. Представляешь, как мы удивились? Я сделал тест ДНК. Оказалось, что у нас с дочерью нет ничего общего, – он усмехнулся с горечью, и я сжала его руку. – Матушка отказалась с Алиной общаться, даже с днём рождения теперь не поздравляет. Хорошо ещё, не стала скандал устраивать. С неё бы сталось…

– Но ты ведь всё равно её любишь. Алина – твоя дочь.

– Да, она моя дочь! Как бы там ни было. К чёрту матушку.

– Кристина мне рассказала, – призналась я, – она думала, что умирает, и попросила прощения…

Логинов только вздохнул.

И я была с ним согласна, прощением уже ничего не исправишь.

Моим родителям мы ничего не говорили. Они приняли Алину, а она была счастлива, что у неё появились бабушка с дедушкой. Общие, одни на двоих с братом.

Теперь Алина с Тёмой всё делали вместе или делили пополам. По очереди гуляли с Гердой и мыли посуду. Помогали друг другу с уроками. Они были лучшими друзьями.

И братом и сестрой.

Как бы то ни было, я старалась не делать между ними различий. И любить их обоих. Наказывала того, кто виноват. И жалела того, кто пострадал. Правда, они почти не ссорились, а ещё выгораживали друг друга. Так что иногда приходилось помучиться, чтобы выяснить правду.

…День был замечательный. И мы решили провести его на пляже.

Через пару недель Тёмка с Алиной пойдут в школу. А Ярослав засядет за новую книгу в своём кабинете. И будет писать, писать, писать, ничего вокруг не замечая.

Мне тоже скоро придётся переходить на вольные хлеба. В нашей семье ожидается пополнение. Я узнала об этом вчера и теперь думала, как рассказать Логинову.

Хочу сделать сюрприз.

Я расстелила покрывало, Ярослав поставил зонт. Дети помчались купаться. А Герда отправилась прогуляться по пляжу. Она была уже совсем старой, морда стала белоснежной. Шестнадцать лет – солидный возраст для питбуля.

Логинов тоже окунулся и прилёг со мной рядом на покрывале.

– Ярослав… – начала я, думая, что настало удачное время.

Позади раздался испуганный писк. Тонкий. Душераздирающий. Кто-то верещал от ужаса.

Мы одновременно вскочили на ноги, оглядывая берег в поисках источника звука. К нам, оскальзываясь на камнях, спешила Герда, которая уже давно ходила вразвалочку, а не бегала, как сейчас.

Во рту она что-то держала… Крысу?

Точно, большую пятнистую крысу, которая вяло шевелилась у неё в пасти и тоненько жалобно пищала.

– Герда, фу! – велел Логинов.

– Отними у неё эту крысу, а то покусает, – испугалась я, зная, что охотничьими инстинктами и прытью Герда никогда не отличалась. Она с юности была довольно флегматичной особой.

Питбулиха подошла вплотную к Ярославу и осторожно, низко нагнувшись, выплюнула добычу на ноги хозяину.

Это был щенок.

Крохотный. Может, месяц от роду. Он дрожал и пытался как можно теснее прижаться к ногам Ярослава.

Герда снова нагнулась, ткнула щенка носом, громко обнюхала и размашисто лизнула в мордочку.

Оказавшись на твёрдой земле, ну или на твёрдых ступнях Логинова, щенок успокоился и перестал пищать. Он сел, разглядывая нас карими бусинками глаз.

– Папа, ты решил завести щенка? – дети окружили пятнистую мелочь, перенесли на покрывало. Алина полезла в сумку за едой, чтобы покормить малыша.

– Это не я решил, – вздохнул Ярослав и укоризненно взглянул на любимицу, – это Герда.