Меня почти тут же накрыло еще одним ослепительным оргазмом, я кричала и дрожала, пока Бонни с Кеем укладывали меня на пол, и Бонни целовал меня – губы, шею, грудь, живот, и снова, так привычно и правильно – набухшие, безумно чувствительные нижние губы, ловя ртом утихающую волну моего наслаждения. Я толком не поняла, когда Кей оказался позади него. Только по хриплому стону и ладоням, сжавшим мои бедра, почувствовала, что он вошел в Бонни. Я видела их обоих как в тумане: голова Бонни на моем животе, сам он между моих раскинутых ног, и в него сзади вбивается Кей – глаза прикрыты, голова запрокинута… Он так и не разделся, и от этого вся сцена казалась еще горячее и непристойнее. А мне почему-то бросилась в глаза одна мелкая и глупая деталь: запонки. То есть одна запонка с черным блестящим камнем, а вторая выскочила, и белоснежный манжет задрался, обнажив жилистую светлокожую руку – сжимающую смуглое, расчерченное алыми полосами бедро.

Наваждение. Терпкий мужской запах с ноткой «Кензо», туманный и плывущий взгляд Бонни, его стоны-всхлипы в такт движениям Кея, моя собственная открытость – все это казалось наваждением и мороком. Даже подсохшие разводы крови и свежие ссадины на спине Бонни казались художественной росписью, а не чем-то реальным.

Зато их оргазм…

За несколько мгновений до него взгляд Бонни внезапно стал почти осмысленным, он поднял голову, глянул мне в глаза, и присосался, почти укусил меня между ног. Я рефлекторно сжала бедра, вскрикнула – и кончила. Вместе с ними. Одновременно.

Фейерверк, звезды и космос.

Тяжелая голова Бонни на моем животе, его плечи – на моих бедрах, он обнимает меня, словно подушку, и шепчет что-то невнятно-ласковое. Где-то рядом Кей… не вижу его – глаза не открываются. Кажется, он целует меня, гладит по щеке… или мне это уже снится…

Глава 15. Широко закрытые глаза

Разбудил меня холод. Тепло с моего живота исчезло, я попробовала натянуть на себя одеяло – но нащупала только пустоту. Толком не понимая, где нахожусь и что происходит, я подскочила, распахнула глаза…

Кей. Бонни. Комната Синей Бороды. Сорок ударов. Оргазм на троих. Воспоминания – вспышками, я заливаюсь жаром и осознаю, что сижу на полу голая. А Кей ведет Бонни (на его спину невозможно смотреть без ужаса – ссадины, вспухшие алые полосы, кровь) к постели, практически несет. Меня окатывает страхом: что с ним? Он потерял сознание? Ему плохо?

Не успев толком подумать, я вскочила, бросилась к ним – помочь хоть чем-то! И, помогая Кею уложить Бонни на кровать, поймала расфокусированный, как у пьяного, взгляд. Довольный и умиротворенный.

Упав животом на подушки, Бонни пробормотал что-то невнятное и отключился. А я перевела растерянный взгляд на Кея.

– А как же?..

Мне улыбнулись улыбкой кота, сожравшего целую стаю канареек в сметане, и кивнули на дверь:

– Прими душ и принеси влажные салфетки, под зеркалом лежат.

Без лишних слов я подхватила с пола измятый халат, вздохнула – не только измятый, но и в каких-то мокрых пятнах… нет, не надо уточнять, в каких именно! – и пошла в ванную. На себя я лучше смотреть не буду, вряд ли сейчас я похожа на леди.

Случайный взгляд в зеркало в ванной подтвердил опасения. Чумазая, растрепанная, помятая и довольная. Только канареечных перьев на морде не хватает!

Наскоро ополоснувшись и зализав зудящую ссадину на предплечье (кому надо было думать прежде, чем руки под плеть подставлять), нашла салфетки, завернулась в полотенце, а скомканный халат бросила в корзину. Мельком подумалось: не везет бирюзовому шелку. Второй раз мы втроем, и второй раз шелк превращается в тряпки. Джутовый мешок, что ли, завести, чтобы жаба не давила?

Когда я вернулась, Кей уже разделся (главное, вовремя!) и доставал что-то из шкафчика. Скальпель, спирт и огурец?

Нет, не угадала. Какая досада. Спирт и огурец сейчас были бы очень кстати!

Всего лишь тубу с заживляющим гелем и флакон, явно с чем-то обеззараживающим. Джентельменский набор доминанта.

На меня глянули мельком и с понимающей такой ухмылочкой. Видимо, подступающая истерика… нет, лучше «толком не начавшаяся истерика» на моем лице рисовалась ну очень явно. И ладно. И фиг с ней. Я просто сейчас займусь делом, и все как рукой снимет. И краснеть я тоже не буду!

Мы в четыре руки обтерли спящего Бонни. Надеюсь, что просто спящего, уж очень он был горячим. Без кровавых потеков все оказалось не так страшно, как мне казалось. Новый шрам, конечно, будет – но почти незаметный, кожа на правой лопатке лишь чуть рассечена. Ссадины… сейчас выглядит стремновато, но я точно знаю: через два-три дня и следа не останется. А кровь и вовсе из пореза на предплечье, короткого, но глубокого. Откуда он взялся?

На мой короткий вопросительный взгляд Кей ответил пожатием плеч: это точно не я. И поднялся с кровати, куда-то отошел.

Верю, что не он. В ножички они не играли. Я вообще в их комнате ничего колюще-режущего не увидела. Ну да ладно, мало ли где Бонни мог порезаться...

Поддавшись странному порыву, я поцеловала ранку, лизнула, нежно погладила Бонни по спутанным волосам. Безумно хотелось прижаться к нему, обнять руками и ногами. Но нельзя, ему будет больно. Он и так горячий, как в лихорадке, и губы пересохли. Кажется, у меня тоже.

– Спокойствие и минералка, моя леди, – в тоне Кея ласковая усмешка.

Сев рядом, он протянул мне бутылку воды. Пока я жадно пила, убрал прилипшую к щеке прядь за ухо, провел ладонью по шее, плечу – и взял за руку, поднес к губам.

– Жаль, я не умею рисовать. Ты сейчас такая… – он с улыбкой покачал головой. – Мадонна.

– Ты не сердишься, что я вмешалась? – не то чтобы я всерьез считала, что сердится, просто какой-то червячок подгрызал. Наверное, старая глупая привычка считать себя неуклюжей дурындой и стыдиться чуть ли ни всего, что делаю.

Но Никель Бессердечный вместо ответа просто притянул меня к себе, нежно поцеловал и уложил на постель, так и не выпустив из объятий. А мне подумалось: вот глупая. Если бы Кей не хотел, чтобы я вмешивалась, не стал бы мне все это показывать. Просто они с Бонни играли бы где-то еще, подальше от меня. Или хотя бы дверь запер и камеры отключил. Глупая, глупая я.

Я покаянно вздохнула и уютнее прижалась к нему спиной.

– Спи, моя умная колючка. Все хорошо.

Засыпая, я улыбалась. Кей обнимает меня, я держу за руку Бонни, Бонни во сне тоже улыбается. Все хорошо. Сейчас, завтра, всегда.

***

Мне снилось что-то солнечное и бесконечно прекрасное, вот только не помню, что именно. И с этим ощущением солнца и счастья я проснулась.

В полумраке комнаты Синей Бороды.

Одна.

Задавив мгновенную панику, я напомнила себе, что по утрам некоторые люди ходят на работу. Но тут же вспомнила, что сегодня – суббота, у некоторых людей выходной. Ну… наверное, они завтракают? Или принимают душ?

Сев на постели и подтянув одеяло (не помню, откуда оно взялось) до самой шеи, я прислушалась. Вода в ванной шумит?

Нет.

Ладно. Значит – завтракают. Или телевизор смотрят. Ну и что, что я ни разу не видела Кея перед телевизором? В гостиной есть, значит, кто-то пользуется…

Спокойно. Не паниковать. Надо умыться и пойти разведать, а для паники нет никаких оснований. Все хорошо. Раз Кей обещал – значит, все хорошо.

Повторяя это, как мантру, я приняла душ, взяла из шкафа рубашку – белую, льняную, судя по размеру и едва уловимому запаху «Кензо», принадлежащую Бонни. Можно было, конечно, пойти в свою спальню и одеться там, но мне просто хотелось его рубашку. Мы помирились, значит, уже можно.

Как же мне не хватало его эти чертовы три недели! И чего я такая упрямая дура…

Была упрямая, стала умная. И покладистая. И вообще милая няшечка. Как минимум до премьеры!

На душе посветлело, стоило вспомнить, что совсем скоро я услышу Бонни в роли Эсмеральдо. По-настоящему услышу. И буду знать, что он поет для меня. Счастье!